Каждый раз, как я вижу сюжеты и новости о самолете, загоревшемся в Шереметьево, я вспоминаю один очерк, прочитанный мной еще в 11 классе, когда я готовился поступать на журфак.
Очерк вошел в книгу Валерия Аграновского "Вторая древнейшая". Впервые он был опубликован в газете "Смена" в 1996 году.
Я пытался найти в открытых источниках хоть какую-то информацию об инциденте, описанном в очерке. Но не нашел.
Называется он "3 часа до смерти". Заголовок, по признанию автора, вышел коммерческим, сенсационным, хотя, на мой взгляд, он прекрасно передает напряженность текста.
В 1969 году Валерий Аграновский вместе с делегацией от Союза писателей и Союза журналистов посещал Италию. Они двенадцать дней колесили по итальянским городам и обратно должны были лететь на Ил-62.
По воспоминаниям публициста, тогда этот самолет считался визитной карточкой отечественного самолетостроения. Руководство страны делало на него ставку, как на товар, которым будет торговать с другими странами.
Когда делегация уже сидела во взлетавшем самолете, Валерий Аграновский услышал под собой нехарактерный звук. Дело в том, что он сидел прямо над правым шасси. А поскольку однажды он проходил офицерские сборы в качестве штурмана Ил-2, он понял, что звук этот - нехороший сигнал.
Без промедления он прошел в кабину к пилотам - тогда они еще не закрывались от пассажиров.
- Мне кажется, у нас нет правой ноги, - заявил он пилотам.
Вместе с пилотом они отправились в хвост, посмотреть, так ли это. И вот что они увидели: вместо шасси торчали "бесформенные ошметки резины".
Сразу же сообщили в Москву. В столице попросили время, чтобы все обдумать. Был вариант сесть на специальную полосу в одном из европейских аэропортов, которая поливалась мощной струей воды на случай нештатных ситуаций. Однако руководство посчитало, что репутация самолета важнее, и самолет должен был приземлиться на бетонку в Шереметьево.
Дальше - поразительное описание саморефлексии человека, попавшего в ситуацию смертельной опасности. Это невозможно спокойно читать. Заражаешься чувством липкого страха, тяготящим ожиданием неизвестности.
А в это время в самолете стюардессы раздают ужин! Как асбурдно выглядит картина, ведь никто из пассажиров даже не подозревает о том, что жить им осталось, возможно, всего ничего...
Я вспоминаю этот очерк сейчас не потому, что события тоже происходили в Шереметьево. Я даже и не помнил об этом. Тут другое. Видео с горящим суперджетом ужасает не только потому, что ты понимаешь: внутри люди. Он горит в полном одиночестве.
В очерке Аграновского описывается подробно, как самолет без шасси садился на полосу.
"Новый круг, минут на десять. Внизу разворачиваются пожарные машины и вновь становятся в исходное положение: в затылки друг к другу. Свет фар. Предполагаю, что они будут ловить нас в том месте, в каком самолет коснется бетонки, а мы обязательно должны угадать место, которое караулят пожарные. Задача не из простых. Они будут поливать нас водой или пеной? — вопрос риторический. Гасить будут тем, чем заряжены: там видно будет. Но будет ли видно? Открутили круг. Уже молчат двигатели. Планируем. Громкий шип, закладывающий уши. Земля все ниже. Слева и справа вдоль полосы торопятся пожарные машины. Кажется, мы обгоняем их".
Правда, тогда, в 1969 году, катастрофы не произошло, даже не понадобилось тушить самолет. Пилоты умудрились посадить машину на одном шасси. Невольно улыбка берет, когда читаешь:
Не знаю, первым ли я почувствовал «козла» (так называют летчики первое и неуклюжее касание колесом бетонки). За первым «козлом» последовали прочие, причем пробные: мы проскакали на одной ножке по полосе: скок, скок, скок! Какая-то сила пытается развернуть нашу машину поперек полосы, но пилоты в четыре руки удерживают самолет, и он игриво, боком (со стороны) проскакивает еще метров пятьдесят или больше, после чего замирает. Секунды три-пять самолет имеет озорной вид пацана (или «поддатого» человека): стоит на одной ноге, растопырив руки-крылья в стороны, как пугало, одну руку приподняв, другую приопустив. Потом вдруг вмиг взрослеет (или трезвеет) и оседает на сломанную ногу, при этом с треском ломается кончик крыла, уткнувшегося в бетонку.
Кладбищенская тишина. Я срываюсь с места. Вылетаю на середину салона и ору не своим голосом: «Люди: вам спасена жизнь!» — после чего кидаюсь к пилотам в кабину. Они сидят, откинувшись на спинки кресел, бледные, с крупными каплями пота на лбах...
Аграновскому повезло дважды. Сначала он выжил в самолете. А потом он избежал таможни. В сумке он вез из Италии книги Солженицына, которые упаковал в коробку шоколадных конфет.
P.S. Хотя очерк и называется "3 часа до смерти", он не о возможной катастрофе. Он о родственных чувствах, в нем многое говорится о старшем брате Валерия и о переживаниях героя за него.