– Взлетаем?
– Взлетаем! – разрешает Витька и смеётся, чувствуя твердость моих ладоней, прочно состыковавшихся с его рёбрами, а затем, после твёрдости,– страх. Яркий, но не обжигающий.
– Здорово, Витька?
– Здорово!
В горле бьётся упругий комок, руки – раскинуты… Впрочем, это и не руки вовсе, я неправильно сказал. Безусловно, это не руки, это – крылья.
– Правда, Витька?
– Ага!
– Может, приземлимся? А?
Витька не против. Я сажаю его на плечи, инструктируя:
– Ладно, теперь держись. Только покрепче, слышишь?
– Пап, а тебе не больно? А так? – беспокоится Витька. И попутно – делает что-то с моими волосами. Кажется, пробует их выдёргивать.
– Нисколечко!
Если честно, то у меня в глазах пощипывает, но не скажешь же Витьке об этом. Лучше потерпеть. И я терплю: стиснул челюсти, как когда-то, на приеме у зубного, которому не хотел даваться, и, постанывая тихо, ускоряю шаг. Бегу.
– Папа, на нас все смотрят! – снова смеется Витька.
– Пусть смотрят!
Пусть смотрят, пусть видят, что Витька – выше всех. Он и должен быть выше всех, выше и достойней, потому что у него детство. Я-то, к слову, и не в курсе, осознаёт ли ребенок, вознесенный над теми, кто много его взрослее, что он – самый-самый. Не только для родителей, но и вообще. Видимо, не совсем – дети плохо анализируют свои чувства, им поэтому легче. В то же время… Нет, не знаю. Мой отец, по причине весьма стандартной – своего отсутствия, в жизни меня на плечах не катал. Да и речь не обо мне, а о Витьке.
Витька – отличное имя, да? Его выбрал я, чем горжусь до сих пор. Хоть Наташа и кочевряжилась, говорила, что лучше б назвали в мою честь, но я пресёк. Слишком много мне было б чести.
А Виктор – имя победителей, славное имя. Сын оправдает его уже скоро, в пять с половиной лет, когда выиграет конкурс детских рисунков на асфальте. Тема – «Моя семья». Он нарисует нас. Понимаете, только нас – вдвоём, себя и меня? Вот уж отпразднуем Витькин дебют как художника! Я, весь дурашливый от счастья, притащу из кондитерской торт, который впоследствии будет слопан с Витькой пополам, а Наташа, стойко продержавшись целый день, ночью не вытерпит, отвернётся к стенке и проплачет до рассвета. Мне не захочется её утешать.
Витька… Витька будет лучшим и в школе, куда – возмущусь, разумеется, я – не пристало ему топать пешком, поднимаясь чёрт знает во сколько и завтракая впопыхах. Нетушки, не дождётесь! Я специально куплю машину, чтоб потом, по дороге на работу (я, как и Ната, вкалываю авиаконструктором: «Папа и мама делают самолётики», выразится Витька однажды), забрасывать сына на занятия. Каждое утро. Пусть смотрят, пусть видят, что Витька – выше всех. Выше и достойней.
А однажды Ната заболеет. То есть не заболеет, это Витьке я так объясню, но, в общем, с работой придётся расстаться. На несколько месяцев. В итоге, мы – я и Витюшка, вечно боящийся припоздниться к первому уроку, – поедем одни, без Наты, и, конечно, скроем друг от друга, что ужасно этому рады. Попытаемся скрыть.
– Папа! – Витька сунется справа. – Можно, я вперёд сяду? Рядом с тобой?
– Отчего бы и нет?
– Мама ж запрещает…
– Ерунда! Мама много чего запрещает, на то она и мама! – весело вскинусь я. – Лезь скорее! Главное – пристегнуться.
Прямо так и скажу… И Витька сядет, и, пристегнувшись, будет о чём-то спрашивать, наваливаясь грудью на портфель. А я – что-то отвечать, поглядывая искоса.
Вот, в принципе, и все. Потом случится то, в чём, как хором меня заверят (все: друзья, родные, которых я б к таковым не отнес, знакомые и не шибко… Даже – совсем незнакомые), виноват был не я, а тот, другой. В смысле, другой водитель. Но это будет уже неважно.
Ната, прискакав ко мне в больницу, примет соответствующую позу (очень, кстати, похоже на вдову Грибоедова с надгробия последнего), станет разоряться насчёт моей бессовестности, и, в конце концов, в пафосном надрыве заключит, что простить меня можно. Виноват ведь был не я, а тот, другой... И я подумаю, что, наверно, придушил бы её, если б сумел встать, а ещё – если б у неё внутри, в очертившемся животике, не ворочался ребёнок. Брат Витьки, которого он никогда не увидит.
Ну, а пока – Витька счастлив. Руки раскинуты, уши будто набили ватой… Впрочем, это и не Витька вовсе, это – самолёт. Настоящий, с широкими крыльями. Самый что ни на есть. Правда, Витька?
Если вам понравилось - пожалуйста, ставьте лайк и подписывайтесь на канал ГРАНИ ЖИЗНИ
Возможно, вам также будет интересно прочитать: