Он то ли месяц, то ли два, то ли десять ходил по улицам, теряя обрывки понимания, засунув руки в карманы, насвистывая мелодии, которые ни один человек не запомнит, – просто чтобы занять мысли, руки и прочие части своего существа. Под его ногами льдом крошились тёплые лужи, снегом обращалась дорожная пыль, хотя не задерживалась летом и на секунду. И ещё он ненавидел звук закрывающейся двери своего дома – именно поэтому, говорят, так его и не завёл, перебивался друзьями, забывавшими его после недели случайных ночёвок. Сидел на чужих подоконниках, грел ледяные ладони о чашку с чаем, чертил что-то на стекле, напевал, доставал из-за пазухи и крутил в пальцах флейту – тоненькую, пластмассовую, белую. Иногда играл на ней, иногда молчал, никогда не отказывался от предложения перекинуться в карты или прокатиться среди ночи, дисциплинированно зачем-то чистил зубы и глотал непонятные горькие пилюли, становился привычным за неделю: три дня – чтобы притерпеться, три – чтобы осознать происходящее, один – на сборы. И всё. И будто никто не приходил никуда – так, жил какой-то странный тип, друзьям не говорил, не знаю, было ли, не было, примерещилось ли в бреду на исходе зимы.
А потом он ушёл. Никто не узнал, куда, и почти никто не вспомнил, а кто и вспомнил, тот был уверен, что он ушёл куда-то дальше, чем в другой город. Кто-то из таких недолго считал, что растворился он, сгинул, выпал самым долгим снегопадом – наверное, надеюсь, не здесь, – утонул в самом ледяном небе, но, скорее всего, сначала ушёл. Дальше, чем в самое неизвестное далёко. Разве это наконец-то важно?
Чего таить, те, кто помнил, уже давно забыли – с радостью. Кто не знал – тоже, пожалуй. Не заплакали ивы, не упали звёзды, не погасли окна. Скорее наоборот – мало кто видел лето ярче, веселее, радостнее наступившего после, растянувшееся в одну бесконечную дорогу в детство, обжигающее счастьем. Мало кто видел осень, ставшую настолько ярким продолжением этого лета, зиму с настолько уютными фонарями, весну с настолько живительными мотивами. Никто не плакал. Все смеялись – беззаботнее всего на свете. И ради этого стоило стать им, ради этого стоило собрать всю серую пелену, окутавшую город, в одно существо, ставшее, безусловно, собой после года скитаний – и уйти.
И пропасть.
И раствориться – освободить себя и мир.
И никто не заплачет, потому что нельзя заплакать о таком. Он сам не знал, кто он.
Он знал, что должен уйти – не пожертвовать, а отменить.
Ради самого-самого лета, за которым последует сколько угодно таких же.
Ради смеха.
Автор: Meliartanith