1988 год. Тысячи советских солдат в Афганистане, увязнувшие в боях с партизанами, пропускают эпоху перемен. За горными грядами Афгана приближается к концу Советский Союз. Его мощности уже не хватает на заграничные войны — приходит время не воевать, а договариваться. В кинотеатрах оскандалившийся фильм Павла Лунгина «Братство» - о том, как уходить с войны и что оставить после себя. Пожалуй, самый главный фильм об Афганистане, снятый в постсоветскую эпоху.
В этом году выводу советских войск из Афганистана исполняется тридцать лет — целая эпоха, богатая на потрясения. Неудивительно, что Афганская война абсолютно затерялась на пространстве кинематографа. Говорить о ней после «Курска», Чечни, «Норд-Оста» или Беслана уже как будто бы несвоевременно — это война другой страны и других интересов. Не народная и уж точно не окончившаяся безоговорочной победой.
Да, у нас была «9 рота» Бондарчука-младшего — бесконечно безвкусный фильм, призванный на роль местечковой «Цельнометаллической оболочки». Или десяток разнокалиберных сериалов («Крепость Бадабер», «Ненастье»), изыскивающих в Афганистане очередную кровоточащую рану российского общества. Но до «Братства» никто и никогда не брался за Афган так всеобъемлюще.
Конец войны — советская разведрота под негласным командованием полковника КГБ (Кирилл Пирогов) готовит коридор выхода для советской военной колоны. Дорога домой проходит через перевал Саланг — главную транспортную артерию Афганистана, которую частично контролируют моджахеды Хошема Инженера. Разведрота договаривается о временном перемирии, но в этот момент в плен к Хошему попадает сбитый советский летчик. Перед чекистом встает задача — вернуть летчика и при этом сохранить шаткий мир.
Вероятно, главное, что принес Павел Лунгин («Такси блюз», «Остров») в афганскую тему — это ощущение натуралистичности места. Двухчасовой Афганистан, от края до края, напоминает целую вселенную, в которой кипит колоритная восточная жизнь. Города, кишлаки, военные базы и горы вырастают в огромную непонятую страну, населенную совсем чужими людьми.
Каталог архетипов обширен — даже удивительно, что все они уместились в единую палитру «Братства». В Афганистане Лунгина живут персонажи с очень индивидуальными правдами. Как полагается антивоенному фильму — категории хорошего и плохого уничтожены. Образованный бандит (учился строить тоннели в Минске, а стрелять из «Стингера» в Лондоне) нет-нет да и поступит по совести. Ушлый прапорщик (Ян Цапник), опекающий молодых солдат, смалодушничает, оставшись без прикрытия. Молодой и потому бессмертный солдат (Александр Кузнецов) героически, буквально под пулями, умыкнет из Афганистана все, что не прикручено к полу. Не обеляя черного и не очерняя белого Лунгин снимает кино в жанре, как сам он это назвал, «непарадного патриотизма».
Реализм и патриотизм человека, а не страны. «Братство» - адекватная золотая середина между звериным обезлюдевшим «Чистилищем» Невзорова и сладкой от пафоса военной агиткой навроде «Прощаться не будем» или «Танки». Тут даже цветокоррекция кадра находится в антитезе принятому стандарту — цвета блеклые и перепачканные, словно «Братство» снималось в девяностые. Удивительно, что в современной российской кинематографии в принципе можно достичь такой свободы в изображении войны — не идти на поводу у зрителя и снимать с трясущейся руки, не начинять кадр взрывами и штурмовать кишлак под Егора Летова, потому что именно он оказывается самым лучшим саундтреком к советской колониальной войне.
За свой взгляд на натуралистичную войну Лунгин поплатится дважды: сначала желтой карточкой «Фонда кино». Второй раз — когда «Братство» вероломно провалится в прокате из-за очень слабой маркетинговой поддержки. Мединский объявляет, что фильм вышел практически вредоносным, доносящим до зрителей опошленную версию событий. Его отодвигают в прокатной линейке, потому что он порочит светлый праздник Победы. «Братство» почему-то встало для минкульта костью в горле.
Вероятно, совсем другого кино ждала номенклатурная элита. Героизм в «Братство» и правда не завезли — вместо силы духа и превозмогания большую роль здесь играет нетипичное для военного кино столкновение людей и случайностей. Сама война у Лунгина не существует в классическом понимании фронтов, окопов и перестрелок — вместо этого она строится на человеческих заблуждениях. Одна ошибка одиннадцатилетнего ребенка (привет, доктрина Достоевского) вызовет целую череду неприятностей и жертв, которых вполне можно было бы избежать, пребывай война в состоянии идеального газа.
Это ощущение бесконечной ошибки, ошибки ввода войск, ошибки их вывода, пронизывает «Братство» на протяжение всего хронометража. Выходить из Афгана для многих героев намного сложнее, чем заходить в него — по ту сторону войны оказывается совершенно безлюдно. На чужой земле же останется очень понятный, почти сказочный мир ковров, доступной электроники и стреляющих гор.
Максимально понятная система координат «душман-шурави», непригодная в мирное время, заставит героев Лунгина держаться друг-друга в новой жизни. Только в конце фильма приходит осознание, что «Братство» - это не про Афган, а про его последствие. Так закалялась сталь девяностых годов, в которых афганцы выступят особенно громко.
Согласитесь, в таком контексте клишированный слоган выглядит не только уместно, но и достаточно угрожающе.
*
Подписывайтесь на Sovtechniscope и не забывайте ставить лайки - только благодаря им канал остается на плаву. Любим вас и массовую культуру!