От автора.
На старинной фотографии плохого качества - только ее лицо в профиль. Гордый, немного надменный, а ведь она всего лишь девочка, подросток, юница – как сказал бы ее великий прадед… Анна Михайловна Кондырева, урожденная Дубельт. .. Внучка Пушкина от его самой младшей дочери… Натальи Александровны.
Незаметная тень в истории ее великого рода. Трагическая тень. Анна Михайловна умерла в 1919 году, почти в полной нищете, в холодном, разоренном Петрограде и никто не знает ее последних дней, не помнит их… Я пытаюсь нанизать их, дни ее, календари, на нитку, как бусины… Редкие бусины, мало их. Что - то у меня выйдет, какое ожерелье, какая низка? Не суди меня слишком строго, читатель!
***
...О замке тетушки Ази в Бродзянах Нина сохранила воспоминания самые отчетливые, пылкие. Ей нравились тенистые аллеи, все в длинных, ивистых прядях, с затейливыми цветниками, обложенными камнем, речною галькой. Что – то тихо и заливисто шептал ручей, в запрудах и озерцах плескались юркие рыбки.. Не поймаешь, только руку в прохладной воде подержать.. До ломоты…
Мебель в замке бродзянском – изысканная, немного вычурная, мягкая, спокойных тонов, в креслах хотелось заснуть тотас же после того, как в них влезешь, отгородишься от всех и легко вязалась «синими шерстями» бабушки Анны Николаевны, да она все пыталась что то потоньше вывязать, вроде воротничка платья бабушки Ланской.. Не получалось. И не знала, почему… Может быть, пальцы не слишком тонки? Вот на фортепьяно играть и сочинять что нибудь у нее лучше получается, но дядюшка Густав не любит, когда шум, а тетушка – бабушка Азя, та - молчит, просто - морщится иногда и теребит зонтик или лорнет на цепочке…
Два лорнета уж так она разбила… Да, с нею тяжелее, чем с бабушкою Анной Николаевной, папенькиной maman… А маменька Натали вовсе не любила ее, считала капризной барынькой, притворной, легковесной.. Интересно, где - то сейчас маменька? Нина, вздыхая неслышно, подходила к стенам, на которых висели фотографии в овальных рамах, твердом паспарту и рассматривала, рассматривала незнакомые лица… Полузнакомые.. Бабушкины братья, сестры. Высокие, тонколицые, чернобровые, ясноглазые… Дедушка Сергей, дедушка Иван. Ей говорили, что дедушка Сергей Гончаров служил с ее названным дедом, Петром Ланским,в одном полку. Бывают, однако, странные сближенья, как по волшебству, и странные совпадения. Знаки. Пророчества. Об одном вот таком бабушка Анна Николаевна Дубельт, часто рассказывала, лукаво прищурившись и взмахивая округло маленькими, пухлыми ручками в массивных перстнях и сверкающих эмалевых браслетах с червлёным серебром.
***
В горнице папенькиного братца, дядюшки Николая Леонтьевича, с давних пор стоял редкой красоты наборный столик для игры в шахматы, ручной, домашней работы, со странными готическими вензелями по ободу крышки: N. L N.P и бабушка все твердила, что это - неспроста, что в этих самородных вензелях их нареченных невесток - Наталии Львовой и Наталии Пушкиной – знак для рода значимый и таинственный.
Нина часто вспоминала эту историю и слегка посмеивалась над причудами бабушки: толковать все себе в угоду, в угоду лишь своим прихотливым мыслям. До женитьбы сыновей, особенно дядюшки Ники, бвбушка упрямо говорила, что причудливая эта монограмма означает «Николай Леонтьевич» и ничто иное!
И спорить с нею никто не решался, так же как и с тем, что дочь соседей Сенявиных для Николеньки более значительная партия, чем Львова.. Побогаче, посолидней, усадьба больше, при ней – домашний парк, театр. Но своенравный Николенька не выбрал Сенявину, он выбрал ту, которую пылко полюбил, домашний баловень, любитель менять экипажи, перчатки, ездить на Острова, дразнить женщин!
***
…Он же, дядюшка Ники, и маменьку Натали все хотел дразнить и выпытывал у всех: «А правда ли, что она так красива, как о ней говорят?»
А маменька ведь и была так красива, как богини на помпейских фресках, наверное, только бывали. Горда, но чрезвычайно с людьми обходительна, а когда улыбалась, то словно медленно лепестки розы раскрывались
А уж если смеялась, то как будто бы солнце брызгало во все стороны. Так, говаривали, смеялся дед, словно серебро по полу сыпалось.. Да где уж ей, Нине,помнить и представить ясно, она не знает деда..
И рассказать о нем ей некому. Матушка - не с нею, тетушка Азя о дедушке - пиите – молчит, только четки перебирает гранатовые… Да все ее, Нину, посылает к шкапу, где книги, пропахшие мятно – розовым саше, в футлярах с тиснением и просто - бумажные, с затейливыми виньетками – росчерками на обложках, того и гляди, рассыплются. Она заучивала наизусть, не старательно, бегло, обворожено, скользя глазами по листкам, желтеющим, рассыпающимся, расклеенным:
…С блестящей Ниной Воронскою,
Сей Клеопатрою Невы
И ей представлялось, что это - о ней, хотя звали ее вовсе не Нина, Анна, но бабушка называла ее по светски, элегантно, капризно, словно так хотела звуками этими изменить ее судьбу. Знала бы, что не получится!
***
Свою судьбу себе Анна – Нина сама и выбирала. Отчаявшись на воспитании у занудливой тетушки создать себе хорошую партию в деревенской глуши, горячо упросила родных вернуться в столицу. И в вихре скромных домашних балов и чаепитий выбрала сама для себя жениха - Александра Кондырева, исполнительного чиновника Министерства внутренних дел, почти что папенькиного коллегу, молчаливого, тихого, внимательного, в безукоризненно белых перчатках…
Нина все тщилась угощать его конфетками: свежим суфле и безе, что неизменно подавали у бабушки Василевской, и как то не заметила, что ему то более всего нравилось малиновое вино. Он мог выпить целый штоф, но оставался все таким же тихим и внимательным, сжимавшим до белизны костяшек кулаки и до скрежета – зубы.
…Кондыревы нищали постепенно. В натертой до блеска скромной гостиной тускнел и бился нечаянно фарфор, изысканный, подаренный к свадьбе семейством бабушки Ланской, исчезали одна за другою серебряные ложки и драгоценности из дубового ларца, скромные: жемчужные серьги, ожерелье горного хрусталя, эмалевый браслет. Потеряли они, как неведомую драгоценность, и сгоревшую от мозговой горячки в неделю Наташеньку, младшую из троих, светлокудрого ангелочка -дочь.
Ни в чем не упрекнула она тогда пьяно хрипящего от слез у гроба ребенка мужа, и на девятый день кончины дочери сама, твердою рукою, писала прошение о принятии сына ее, Александра Кондырева, как правнука Пушкина, в Александровский Лицей, с правом именной стипендии, казенного содержания. Не отказали Анне Михайловне тогда - лишь из уважения к родовому звонкому и легкому имени, священному для России…
***
Учился Саша тяжело, неровно, характером обладал упрямым, горделиво – норовистым, со вспышками ярости и гнева, не поддавался никакому внушению со стороны педагогов воспитателей и Анна Михайловна порою мучительно терялась в догадках, какою жилою и гранью явилось ее сыну наследство роковое, родовое: со стороны ли деда, Михаила Леонтьевича Дубельта, в ярости топтавшего шпорами тело свой прекрасной Натали или со стороны прадеда стихотворца, который, говаривала бабушка Наталия Николаевна, весь свой гнев выражал лишь тем что вспыхивал и краснел до белков глаз, да ломал тяжелую трость со свинцовым набалдашником пополам!
***
…Как бы то ни было, но внезапное решение Конференции Лицейского совета оставить Александра Кондырева на второй год за неуспеваемость в учебе повергла пылкого лицеиста в такое смятение и уныние, что он вечером того же дня выбросился из окна туалетной комнаты второго этажа во двор лицейский, и насмерть убился, не прожив и пяти минут.. Гибель его потрясла товарищей так, что один из них не мог опомниться от впечатления и спустя годы в изгнании, в эмиграции, в Ментоне и посвятил бедному ее сыну такие вот строки стихотворные: «И вспомнил я родные стены, Наш милый класс, лицейский сад,
Где в час желанной перемены Бродить и бегать был я рад, Лицея церковку святую Да ту могилу дорогую, Где мукой горестной убит Несчастный Кондырев лежит»... (Николай Зубарев. !9 октября 1920 года. )
…Строки эти искренние , от сердца, передали ей с нечаянною оказией, вместе с вещами предназначенными для помощи тетушки Марии Александровне Гартунг, и она, Нина, рыдала над ними неутешно, ибо оплакивать пришлось всех сразу: и тетушку, умершую от голода, и память о Сашеньке, и Павла, младшего, пропавшего без вести, в озверевшем, холодном Петрограде и бесстрашного того, безымянного, к ним посыльного из Франции офицера, которого расстреляли в подвалах ВЧК..
Да … Жизнь совсем не щадила ее!
Анна Михайловна Дубельт - Кондырева умерла, голодая в летнем, но нещадно зябнувшем от пронзительных ветров и бесконечных расстрелов Петербурге - Петрограде, и от нее осталось лишь неясное, смутное воспоминание…
И нечеткий профиль на фотографии в одной из редких книг о родословной Пушкиных… И вот это странное имя. Анна. Божья милость. Благодать. Гость на земле… Блестящая Нина… Клеопатра Невы. Пушкинский знак. Искра рода. Магия фамилии. Что осталось? Судить не мне. Не нам. Времени. Оно все расставит на места. Всегда. Неизменно. Непреложно.
