Шел третий час стратсессии, когда в уже душной синей переговорной воздух завибрировал одновременно пришедшими уведомлениями. Второй заместитель гендира Шатуновский левой рукой тапнул в приложение, обычно бесстрастное как пересушенная губка лицо просветлилось на пару мгновений и губы помягчели.
Он, конечно, не улыбнулся зарплате, но указательным пальцем руки погладил пару раз обратную сторону пятого айфона. Фоном на нем стояла странная картинка – снятый сверху железнодорожный разъезд то ли на закате, то ли на восходе, с сотней перекрученных и расходящихся путей. «Станция Инская, крупнейшая в Европе» - сухо и неприятно объяснил он однажды секретарю Жене.
Шатуновский скучал и листал картинки в телефоне – поезда – старые и сверхскоростные, электрички, паровозы… Об этом его хобби знали и полагали, что это и есть единственное человеческое, что проявляется в сухом и скупом начальнике.
Его считали мозгом компании, мозг, казалось был вообще единственной функцией организма Шатуновского. Тот улыбался также редко, как раздражался, игнорировал корпоративы и выезды, обедал в кабинете из принесенных с собой контейнеров, неохотно и не больше подчиненных сдавал на дни рожденья , и практически ничего на содержание ягуаны и благотворительные сборы, как бы изощренно не намекала и не подсказывала Женя.
Шатуновский знал, что сотрудники считали его не просто скупым, а поехавшим кукушкой на почве экономии. Это не беспокоило его. Он носил костюмы из "зары", ездил на семилетнем внедорожнике или метро, отдыхал в Тунисе или в Саратовской области, где родственник держал приволжскую базу.
Единственной страстью Шатуновского были поезда, раз в месяц он выписывал новую модель тепловозов, электровозов и паровозов и не позволял Жене и уборщицам прикасаться к шкафу с ними…
В восьмом часу Шатуновский выключил верхний свет и оставил в кабинете только торшер, разулся, взгромоздив ноги с зашитым на пальце носке на стол, и вынул из верхнего ящика еще не распакованную модель паровоза reihe 1787. Сначала гладил его холодный бок и цилиндр паровой машины, водил ногтем по сцепному дышлу. Потом дотянулся до столика торшера, оставил модель и несколько минут сидел, прикрыв глаза. Он предвкушал.
Айфон звякнул напоминалкой. Шатуновский скинул ноги со стола. Он как будто тянул время, собираясь с мыслями и энергией. В конце концов он снова достал смартфон – старый и маленький, с мелкой сеткой разбитого защитного стекла. Ввел код, лицо его просветлилась, губы размякли в подобие слабой улыбки и удовольствия.
Он делал быстрые движения пальцами и представлял: вот этого средней длины электричка, пошла. Вот грузовой состав, отправен. Второй, третий. Вот десяток мелких маневренных тепловозов – ушли. Он был мозг, но в эти мгновения у мозга была страсть.
Шатуновский – расслабленный и счастливый - закрыл приложение банка. На счету оставалось примерно 15 процентов его зарплаты.
Он не любил настраивать автоплатежи своим - нищим и больным - получателям и не всех знал лично. Ему просто нравилось думать, что это он, как и мечтал, дежурит в ночную смену в высокой диспетчерской башне на станции Инская. Отправляет свои поезда.