О надвигающемся упадке инновационного кластера эксперты говорят уже несколько лет — стартапы покидают регион, а городская среда становится все менее удобной для жизни. Насколько оправданы такие прогнозы?
От долины орхидей к долине кремния
Область залива Сан-Франциско была успешным промышленным кластером еще в 1930-е годы. Тогда такие фирмы, как Hewlett-Packard, а чуть позднее Eitel MacCullough и Litton Industries, заложили основы промышленных компетенций региона, развивая бизнесы в области производства электронных компонентов (вакуумные трубки). В конце 1940-х и в 1950-е гг. такие компании, как Varian Associates, разработавшие коммерческий прототип клистрона, и Fairchild Semiconductor, запатентовавшие планарный процесс, положили начало полупроводниковой революции. В 1960-е гг. в регион пришел венчурный капитал, а Сан-Франциско стал важным центром деловой активности страны и начал наступать на пятки таким цитаделям «старых денег» — Бостону и Нью-Йорку. Долина прославилась благодаря успеху компаний Intel и Apple, открывших там свои штаб-квартиры.
Сегодня изменение экономической географии США, связанное с появлением западного «центра силы», стало реальностью, поэтому не столь важно, как давно были заложены предпосылки подъема Bay Area, за несколько десятилетий превратившейся из «долины орхидей» в долину кремния. В конце 1980-х и начале 1990-х гг. модель Кремниевой долины, в основании которой лежат плотные сети социальных связей между фирмами и предпринимателями, венчурными капиталистами, а также такими центрами компетенций, как университеты (прежде всего, Стэнфорд), была признана новой нормой — в отличие от вертикально интегрированных корпораций Восточного побережья и в целом любых других систем коммуникаций, опосредованных иерархически, такая структура обеспечивает свободное перетекание важной для бизнеса информации. Гибкий рынок труда, специфические формы защиты прав работников (опционы вместо коллективных договоров), а также культура толерантности к неудачам и риску — все эти факторы, наряду с возможностью привлекать квалифицированные кадры со всего мира обусловили успех Кремниевой долины во время технологических бумов конца прошлого столетия. Более взвешенные истории региональной экономики указывают на длительное формирование элементов промышленного кластера — накопление производственных и управленческих компетенций, начавшееся еще в 1930-е годы благодаря местной культуре радиолюбителей (ham radio) и продолжившиеся во времена Холодной войны с помощью военных заказов. Так или иначе, Кремниевая долина была и остается успешной — в 2018 году ее экономика была на 19-м месте в мире по величине (больше Швейцарии и Саудовской Аравии). Сегодня вопрос в том, насколько долгоиграющим окажется этот успех.
Сможет ли Долина пережить успех?
Согласно The Economist, есть основания полагать, что экономическое и культурное влияние Долины приближается к своему пику — следовательно, в дальнейшем оно будет снижаться. По данным журнала, количество резидентов региона, планирующих покинуть его в ближайшие несколько лет, увеличилось с 34% в 2016 до 46% в 2018; одновременно происходит переформатирование географии инвестиций: если в 2013 году инвесторы Долины вложили половину своих совокупных средств в регион, к настоящему моменту эта цифра упала до 30%. Отчасти эти процессы являются результатом огромного успеха стартап-экономики области залива Сан-Франциско: присутствие в регионе супер-успешных компаний, совместно с дорогостоящим стилем жизни венчурных капиталистов и технологических гуру, способствует общему повышению стоимости жизни в Долине — работа в этом культовом месте обходится стартапам в четыре раза больше, чем пребывание в большинстве других американских городов. Как выразился венчурный инвестор из фонда Mithril Capital, сегодня едва ли возможно повторить успех Хьюлетта и Паккарда, начинавших свой легендарный бизнес в гараже: медианная стоимость дома в Долине составляет 940 тысяч долларов (2018), что в 4.5 выше средней стоимости по стране. В таких условиях даже скромный гараж обойдется начинающим предпринимателям в солидную сумму.
Высокие цены — важный фактор, подрывающий одну из основ успеха Кремниевой долины — привлечение «талантов» со всего мира. Однако это результат более глубоких проблем регионального развития. Стартапы прошлого, сегодня ставшие технологическими гигантами, меняют экономическую систему Долины в нескольких отношениях. Высокие зарплаты и корпоративная лояльность подрывают предпринимательские дух и открытость, сыгравшие большую роль в технологическом успехе Калифорнии; сегодняшние компании-платформы тяготеют к автаркической культуре, которая не позволила корпорациям Востока выдержать конкурентную гонку 1980-1990-х гг. Талантливый разработчик подумает дважды, прежде чем предпочесть опцион в компании, которую еще нужно построить, зарплате порядка 240 тысяч долларов в год (медианная зарплата в Facebook 2017 года). Кроме того, платформенные бизнес-модели со свойственной им тенденцией к монополизации, практически не оставляют шансов начинающим стартапам — например, кто сегодня всерьез возьмется конкурировать с Amazon в области ритейла? С другой стороны, новые технологии вроде ИИ или биотеха обладают гораздо более низкой маржинальностью по сравнению с интернет-сервисами, а федеральное правительство уже не готово вкладывать в R&D в масштабах Холодной войны (0.6% ВВП в 2015, 1.8% — в 1964).
Глобальная конкуренция против «регионального преимущества»
Таким образом, с учетом существующих сегодня возможностей для обмена информацией, распределенной работе при помощи сетевых мессенджеров и краудфандингового финансирования, «региональные преимущества» Долины, связанные с концентрацией капитала, компетенций и технологий, уже не столь привлекательны для инвесторов и предпринимателей. Неудивительно, что центрами стартап-активности в целом ряде технологических областей становятся другие города и регионы — Питтсбург и техасский Финикс (беспилотные автомобили), Нью-Йорк (новые медиа), британский Лондон (финтех) и китайский Шеньчжэн (аппаратное обеспечение). Ирония истории в том, что Кремниевая долина, родина технологий, сделавших конкуренцию за капитал и таланты поистине глобальной, сама создала инструменты, которые сегодня работают против нее.
В годы своего триумфа Долина была привлекательной не только и столько экономически, но также культурно и экологически — мягкий климат и инклюзивная социальная среда сочетались с контркультурными традициями Калифорнии. В 1960-е гг. талантливые инженеры и изобретатели, покидавшие крупные корпорации с их иерархическим контролем, встречались там с одаренными финансистами, уставшими от бюрократии и формализма корпоративной жизни Востока, но сохранившими сети контактов с представителями «старых денег», готовых вложиться в новые технологии того времени. Творческая свобода и эксцентрика дополняли компетенции и экспертизу — не в последнюю очередь благодаря культурному разнообразию, характерному для Сан-Франциско. Сегодня влияние хай-тек корпораций, размещающих свои «кампусы» в регионе, угрожает превратить Сан-Франциско и окрестности в своего рода «моногорода» (в американском контексте этому советскому термину соответствует понятие company towns, известное со времен Дикого Запада). Процессы джентрификации способствуют гомогенизации городской среды и усиливают имущественное неравенство между сотрудниками хай-тек компаний, разрабатывающими технологии будущего, и огромной массой обслуживающего персонала с преобладанием женщин и представителей небелого населения.
Дмитрий Жихаревич
