Я никогда не видела брата моей бабушки, дядю Костю. Правда, осталась довоенная семейная фотография, на которой сидят вокруг гроба его маленькой - единственной - дочери разные родственники. Но почему-то дядю Костю я там не видела. Но тем не менее я хорошо его представляю. Не знаю как так получилось, или по рассказам бабушки, или по собственному воображению, но у меня никогда не было сомнений как он выглядел. Думаю, в нем не было ничего от той хищной красоты моего прадеда (на фото как раз мой прадед, отец дяди Кости), приносившей ему и много женщин, и, соответственно, много печалей.)
Костя же скорее всего был среднего роста молодой человек (он и погиб совсем молодым, тридцати с небольшим лет, для моего времени мальчишка), похожий на мать, с ее миловидностью и неяркой красотой правильных черт. Иногда мне кажется, что я давно его знаю, если бы я не была точно уверена, что родилась много позже его смерти, мне бы казалось, что мы близко общались.) Он очень любил свою жену МАрфушку (ударение на первой а, "Хорошая женщина была", - говаривала моя бабушка).
Я часто вспоминаю о нем. О безысходности этой оборвавшейся жизни. Он погиб под Смоленском в 41, это была страшная смерть, но именно поэтому это не есть судьба человека, родившегося, чтобы умереть, не быть, зерна не проросшего. Но в жизни моего дяди Кости все же была какая-то двойственность, оборотная сторона медали. Умирая, он страшно хотел жить, я знаю это. "Едем под пулями. Рву с себя последнюю рубашку и бинтую раненых. Отдал бы правую руку и левую ногу, чтобы остаться живым" - так он напишет своей тетушке, письмо это потом будет хранится у сестры Кости, моей бабушки.
И в то же время, было что-то отчаянно нежизнеспособное, что-то болезненно хрупкое, хрупкость может быть всего нашего рода (среди бабушкиной родни и вообще не было долгожителей). Что удивительно для меня, так это его сила.
Я знаю, что он был хрупким, знаю это просто, ну в общем знаю.) Об этой внутренней хрупкости, скорее даже не физической природы, свидетельствует и его любовь и преданность своей жене (что кстати отличало его от прадеда, его отца). Его Марфушка умерла совсем рано, до войны. А еще раньше умерла их единственная дочь, Ниночка, лет 9-ти (и мне, слушавшей эти рассказы от бабушки, она казалась очень взрослой).
И дядя Костя остался один. Он не женится больше. Соседи будут рассказывать, что тайно от родных дядя чуть не каждый день ходит на кладбище. И сидит на могиле своей жены. О чем он говорил там с ней? А потом будет война. Не могу представить дядю Костю солдатом. Я хорошо представляю его гимназистом (а бабушку уже не взяли, потому что случилась революция), хорошо представляю его на могиле его Марфушки. Есть такие семьи, как и люди, непонятно зачем они приходят на землю, но точно не для того, чтобы остаться. Может быть для того, чтобы погибнуть на войне, но успеть разорвать свою рубашку для раненого. Может быть чтобы хотеть жить так безнадежно. Так безнадежно любить давно ушедшего, но в этом великая надежда для тех, кто останется. Непроросшее зерно. Вот что мне интересно больше всего.