Наташа, можете, прочтя (или не прочтя), порвать и выбросить это письмо, но я не могу не написать его, так как это входит в мои обязанности по отношению к вам, не исполняя которые, я становлюсь виновен перед вами.
В своём давнишнем, первом и единственном письме ко мне вы очень благодарили меня за мои книги, писали о том, что жизненные невзгоды не сломили, не убили в вас любовь и веру в людей, не лишили способности видеть красоту и Бога даже в самых ничтожных вещах.28 Вы также писали о том, что если я когда-нибудь захочу поговорить с вами и научить вас чему-нибудь, то вы будете рады этому, и что сейчас у вас в душе в основном мир и покой, а беспокоят вас только ваши дети и муж.
Прежде всего я должен сказать о том, что сколько раз мне ни приходилось вас чему-то учить, особой радости от моего учения я на вашем лице не видел, и это неудивительно, потому что моё учение является не только сообщением человеку каких-то неизвестных ему истин, а ещё и требованием отказаться от своеволия и подчиниться этим истинам, — а от этого мало кто радуется. И вы здесь не исключение.
Но независимо от того, рады вы или нет, я, долго терпя, вынужден кое-что высказать вам, так как этого уже неотступно требует Бог.
Какое счастье терпеть чужие недостатки; какое горе обличать чужие недостатки ! Какое счастье каяться в собственных грехах; какое горе заставлять каяться других ! Но я обречён не на счастье, а на горе.
Мне надоело, Наташенька, каждый раз, посылая к вам детей с какими-то просьбами, поручениями, сообщениями или телефонными звонками, слышать их жалобы на вас, а точнее на то, как хамски вы с ними разговариваете, как грубо отвечаете, как бесцеремонно отпихиваете от себя. Из-за этого я и сам никогда не испытываю желания общаться с вами. Ведь попасть на ваше хорошее настроение не так-то просто, а делá не ждут хорошего настроения. Неужели вы себя так же вели и на работе, когда где-то работали ? Неужели вы так же разговариваете и там, где вам могут отказать в вашей просьбе ? Ведь ваше первое письмо ко мне — это образец уважения и почтения к человеку. Или это образец вашего хорошего настроения ?
Если вы умеете вести себя человечно только со взрослыми, вам остаётся только бороться со своей расхлябанностью в общении с детьми. Вам нужно перестать думать, что дети — это какие-то насекомые, с которыми можно обращаться как угодно. Отсюда, кстати, и ваши проблемы с вашими детьми. Я понимаю, что вы выросли в таком мире, где ребёнка считают недочеловеком, у которого нет ни сознания, ни памяти, ни здравого рассудка, ни способности оценок, ни прочих человеческих качеств. Но сегодня, я надеюсь, вы уже понимаете, что это не так. Если бы это было так, то ваш характер не нёс бы на себе печати от общения с вашими взрослыми в вашем детстве: кáк бы с вами ни обращались — всё было бы хорошо, но ведь у вас не всё хорошо. И виной этому взрослые, которые в вашем детстве думали, что вы ничего не понимаете, что с вами как с ребёнком можно вести себя не напрягаясь, не терзаясь раскаянием за неправильные слова, отвратительные манеры, гадкие поступки, грязные мысли. Ведь все вы — жертвы отвратительного, безблагоговейного отношения к вам в вашем детстве.
Поэтому прошу вас изменить своё поведение и, если у вас хватит духу, попросить прощения у Ангелиночки, которая, по причине отсутствия Елены Анатольевны, вынуждена общаться с вами по всевозможным делам и терпеть ваш характер. Если вы чем-то недовольны, то ведите себя благородно — говорите это мне, а не детям, не делайте из детей помойное ведро, в которое вы сливаете то, что́ вам хочется вылить на родителя. Она теперь сирота и, я думаю, вам не нужно объяснять самочувствие старшей дочери, на которую свалились обязанности матери. Ведите себя уважительно, это будет очень полезно прежде всего для вас. Я-то могу научить ребёнка, кáк правильно переносить хамство и терпеть грубость, но вам-то какая польза будет от того, что вас терпит ребёнок ?
Надо сказать, что ни вы, ни Костя вообще не любите детство. Костя его просто ненавидит, оно вызывает у него брезгливость и отвращение. Вы же не любите ребёнка в себе. Вы изо всех сил стараетесь быть только взрослыми. А это гибель для души. Душа всегда в чём-то ребёнок и в чём-то взрослый. Если кто-то подавляет её взрослую часть — она заболевает инфантильностью; если подавляется её детская часть — она заболевает гордыней. Отсюда и ваше неправильное отношение к своим детям. Ибо кто не умеет любить ребёнка в себе, тот не умеет любить его и в других. Кáк нам ни тяжело сейчас, кáк ни хотелось бы, чтобы у детей была няня, но я ни вам, ни Косте не дал бы детей в руки. Вам нельзя их давать, потому что вы их не любите, не любите их в Божественном смысле этого слова: у вас нет тепла, ласковости, радушия, уважения, поклонения ребёнку, благоговения пред его душой, порядочности по отношению к нему. Вы и во мне не любите ребёнка, а ведь я, как и все, наполовину ребёнок, а вы это игнорируете и тем самым обрекаете меня на тяжкие страдания. Бог вам поручил заботиться обо мне, а вы не заботитесь. А то, что́ вы считаете заботой, на самом деле просто обслуживание трупа. Вы избрали во мне трупную, тленную, материальную часть и заботитесь о ней; а живую, вечную, божественную часть оттолкнули, чтобы она не обязывала вас самих становиться живыми, вечными и божественными.
Мне очень жаль вас, Наташенька. Вы ведь во многом меня понимаете, но, к сожалению, лишь до той черты, после которой начинается ваш страх за своё существование. Просто у Кости эта черта ниже вашей, и он тянет и вас вниз. А вы, ради материальных страхов, не противитесь этому. Боясь его потерять, вы изменяете благу своей души и отворачиваетесь от Бога, не занимаясь самосовершенствованием, не пытаясь возвыситься над обыденностью. Мне очень жаль вас, потому что вы — незаурядная и способная женщина, вы могли бы идти путём любви и жертвы ради Вечного.
Я повторяю, Бог дал вам возможность поддержать меня в этой жизни, а вы не пользуетесь ею, вы поддерживаете не меня, а оболочку, в которой я пребываю. Но оболочку могут поддерживать люди-оболочки, не способные понять меня, а вы, будучи способны понять и меня и моё предназначение, делаете меньше, чем можете. Почему, зачем вы так опускаетесь ? Вы могли бы поддерживать мою душу, ибо вы люди-души, а вы ведёте себя как люди-оболочки.
Вы спрашиваете, чтó значит поддержать мою душу ? Поддержать мою душу — это стремиться быть лучше, преодолевать страх перед жертвами и лишениями на этом пути. Но вы не только не стремитесь к этому, — вам, как я чувствую, глубоко отвратительно это стремление, вы ничем не желаете жертвовать для него, находите всегда массу оправданий, только бы ему не отдаться.
Встреча со мной дана вам Богом для того, чтобы вы стали на более высокий уровень сознания, а вы ведёте себя, как кролики, которым кажется, что их тащут на убой.
Вам дана возможность познать Любовь и Заботу Отца, а вы живёте, как черви, глядя только вниз и занимаясь лишь беготнёй ради пропитания.
Вам дана возможность стать лучше, а вы и так собой довольны. Так зачем вы обо мне заботитесь ? Зачем я вам нужен ?! Вы же держите меня в тюрьме, в камере, подальше от ваших душ, вы заткнули мне рот кляпом угроз, чтобы я не мог к вам прикасаться и очищать вас для жизни в Боге. Вам грязь дороже чистоты, потому что грязь легче чистоты, для неё не нужно напрягаться, подниматься, жертвовать, преодолевать страхи.
Вы даны мне как дети. Но монстры вашего страха не дают мне заботиться о вас как о детях и обрекают меня на пытки. Если у вас есть хоть капля жалости к своим детям, то вы поймёте меня, если представите, что вам кто-то не даёт заботиться о них, что вы видите их лишения, но не можете им ничем помочь, подлечить, указать благой путь.
И вы ещё берётесь кому-то посылать мои книги, мою кровь, мои раны, мои слёзы и муки о таких же одичавших сиротах, как вы ! И вы ещё говорите, что читали мои книги ! — Нет, вы их ещё никогда не читали, Наташенька, и неизвестно, прочтёте ли !
Я не могу писать вам и не могу не писать. Чтó толку писать на языке, который вам не понятен ? Чтó толку писать о том, чтό для вас нереально ? И в то же время кáк можно не писать, если нет сил терпеть боль от бессмысленного существования ?
Великое изобретение — разделение труда: вы худо-бедно обслуживаете мой труп; я за вас терплю боль души от вашей бессмысленной жизни, потому что вы или не способны терпеть эту боль или не желаете её терпеть. Я за вас терплю ад, каждый день скорбя о том, что вы теряете драгоценную возможность возлюбить ближнего больше самих себя и обрести Источник Божественной Любви в своей душе, а вы — ничего не чувствуете.
Казалось бы, столько делали и делаете для поддержания моей жизни, а я не живу от этого, я проклинаю мою жизнь и только и жду, чтобы она поскорее кончилась — ненавистная, ненавистная жизнь, в которой я должен созерцать вашу нелюбовь, ваше равнодушие, нелюбовь и равнодушие всей этой Планеты ! —
Костя мокнет под дождём, лежит под машиной на сырой земле, заболевает воспалениями, получает ознобы, температуры, вирусы, а у меня от его ”жертв” всё равно нет чувства поддержки, содействия, помощи — наоборот, постоянное чувство того, что он всё делает только для себя, для удовлетворения своего самомнения, для своего научно-технического самоутверждения, одним словом, для своего Я ! — Даже если он лишится жизни под этой машиной, у меня не исчезнет это чувство. Это со стороны кажется, что он делает что-то для меня, но я-то ведь на всё смотрю изнутри и потому внутри я остаюсь ни с чем. А почему ? Да потому что он не любит мою душу, не любит Источник моей жизни ! Он готов заболеть любой болезнью и умереть любой смертью, только бы не позволить Любви жить в своём сердце. А без Любви всё — прах, и об этом знают все. — Вы — женщина, и вы это знаете, женщинам особенно больно, когда с ними общаются без любви.
Если кто говорит языками человеческими и ангельскими, а любви не имеет, то он — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имеет дар пророчества, и знает все тайны, и имеет всякое познание и всю веру, так что может и горы переставлять, но не имеет любви, — то он ничто. И если раздаст всё имение своё и отдаст тело своё на сожжение, не имея любви, нет ему в том никакой пользы…
И вот я погибаю от того, что вы не имеете никакой пользы от того, что служите мне ! Вóт чем вы меня убиваете ! Ведь у меня нет своей жизни. Моя жизнь — в вашей пользе, а вы отвергаете вашу пользу и потому отвергаете мою жизнь.
Вы не любите меня, потому что не любите себя, вы и друг друга не любите. Вы только пользуетесь мною, вы и друг другом пользуетесь. Вы губите друг друга, потому что вы безответственны, вы не отвечаете перед Богом друг за друга, вы и за меня не отвечаете, вы не думаете о душах друг друга, вы удовлетворяете друг в друге только временное, не помышляя о вечном. Я умираю именно от этого — от того, что в вашем сердце нет Любви. И не ко мне, не к моей персоне, а вообще ни к кому. Любовь ведь — Она или есть или Её нет. Она, как солнце: или светит на всех или не светит ни на кого. У людей, у которых нет Любви, накормленные дети остаются голодными, в тёплом доме холодно, в роге изобилия всё чернó от зависти. Рядом с нелюбовью можно умереть от голода при полном желудке, замёрзнуть, лёжа на печи, заболеть без всякой болезни, умереть в расцвете сил. Я кричу и плáчу не от того, что чего-то не имею от вас, а от того, что вы не имеете Любви, и я это вижу, слышу и чувствую всеми тканями моей души.
Мне надоело слышать ваши регулярные раздражённые и на что-то постоянно намекающие замечания насчёт нашей машины, о том, что она ”безнадежна, что она только сжирает деньги, что дешевле купить новую…” и т.д. и т.п. — Чтó вы всем этим хотите сказать ? — Вы не хотите её чинить ? Или вас не устраивает оплата за её ремонт ? Или вам вообще надоело возиться с нами ? — Я не понимаю. Да и не хочу понимать. Мне наплевать на эту машину и на все машины в мире ! Я хотел бы, чтобы вы с таким же рвением говорили мне о своей душе, или о душе Кости, или о душах ваших детей, или о душах других людей. Поэтому, умоляю вас, даже если эта машина разлетится вдребезги или проржавеет насквозь или взорвётся, — не говорите мне о ней ничего, потому что она мне не нужна ! Мне нужны ваши души, о которых никто не заботился и не заботится в этом мире, а машина, как и весь остальной хлам, — лишь средство их лечения.
Слушая ваши речи о нашей машине, у меня вообще складывается впечатление, что вы, говоря о машине, говорите вообще о чём-то другом, что вас вообще что-то раздражает и вы не можете сказать об этом прямо, а пользуетесь машиной.
Боже, если б вы только знали, кáк вы себя обделяете, не веря в мою Любовь ! Кáк вы обкрадываете себя, сомневаясь в моём Великодушии ! Кáк вы себя обижаете, подозревая меня в корыстолюбии ! Кáк вы будете потом казнить себя за то, что хотя бы не попытались преодолеть свой порочный страх и шагнуть мне навстречу, ибо вам навстречу я пошёл ещё до того, как мы увиделись на Земле.
Только ради Того, от Кого зависит жизнь моей души, только ради Его просьб терпеть — я терплю то ужасное положение, в которое поставил меня ваш страх: вместо любви давать деньги. А если б у меня не было денег ? Чтó бы вы тогда делали ? Ради чего бы вы меня поддерживали ? Ради чего вы поддерживаете меня и теперь, когда я могу вам дать какие-то деньги ? Когда Костя поступил на работу, вы сказали, что теперь сможете помогать нам и без денег. Кáк приятно и кáк непонятно мне было слышать эти слова ! Но я чувствую, Наташенька, (а чувство у меня безошибочно), что это только слова, слова, которые вам, может быть, искренно хотелось бы превратить в дела, но которые, к сожалению, никогда делами не станут, потому что для этого нужно иметь сознательную связь с Богом. Только Бог даёт возможность служить людям не за деньги, только Бог даёт возможность, не думая о себе, делать красивые слова прекрасными делами. Без Него это невозможно. Этому я и учил Костю, чтобы его благие намерения, звонкие фразы и самоотверженные обещания стали, наконец-то, благими деяниями и достойными уважения поступками. Вы постыдились и побоялись так жить, и потому позвольте мне не верить вашим красивым словам, — я знаю, что у вас нет ни сил, ни возможности их осуществить.
Кáк приятно и кáк непонятно мне было слышать эти слова ! Приятно, потому что, желая что-то делать для меня и без денег, вы тем самым хотите сказать, что у нас с вами есть нечто общее и святое. А непонятно потому, что я не понимаю, в чём же заключается это общее и святое, ради которого вы желаете бескорыстно служить мне ? Разъясните мне это письменно.
Вы не цените то, чтó вам дали. И это тоже моя постоянная боль. Вам дали возможность послужить Богу, забыв себя. Вы не знаете и не хотите узнать, какое великое счастье заключается в самозабвенном служении. Вас и ваших предков обманывали лихоимцы, вы сами обманывали других и потому ничего не ждёте от других, кроме обмана. А мне нечем вам доказать, что я — не обманщик. И даже если б было чем доказать, то я не прибег бы к этому, ибо любовь не ждёт доказательств любви, любовь верит без доказательств, надеется без подтверждений, доверяет без свидетельств, полагается без грамот, и для спасения души человеку нужно именно верить, именно надеяться, именно полагаться, страшась оскорбить кого бы то ни было недоверием, подозрительностью, сомнениями и колебаниями. Тяжело победить свою животность, свои ползучие страхи, но именно в победе над ними проявляется Божественность человека, укрепляется то, чéм он мог бы действительно гордиться в себе, за чтό его можно было бы уважать.
Я не знаю, зачем я появился в вашей жизни, чéм я вам полезен. Получается, что вы мне слýжите, а я вам — нет. Ведь деньги можно получать и в другом месте. И ведь я — не деньги, я — Любовь. А вы поступаете, как люди мира сего: тленное берёте, нетленное отсеиваете.
И ведь на самом-то деле никаких денег у меня нет, вам только кажется, что вы их от меня получаете. Неужели вы не чувствуете этого ? Ведь даже если б я каждый месяц давал вам миллион, то и тогда вы оставались бы нищими. А почему ? Да потому что в вас всё-таки больше божественного, чем мирского. Но вы смόтрите не туда, вы питаете не свою божественность, а свою обмирщённость, то есть вы смόтрите в мои карманы, а не в мои глаза. Вы спрашивали себя хоть однажды, куда вы смόтрите, когда общаетесь со мной ?
У меня нет никаких денег. Деньги, которые вы видите, это жизнь и кровь Леночки, это муки и болезни детей, прошедших через ад чужбины, вытерпевших разлуку с родиной, испытавших травмирующие лишения. Это Леночка родила и выкормила их, чтобы пособия на них хватило и на ваших детей, если бы вы смотрели в наши души, а не в наши кошельки. Это Леночка бегала за каждой справкой по адской жаре, в чудовищном пекле, это она говорила на ломанном английском, так что над ней смеялись и не хотели разговаривать, это она приходила после встреч с чиновниками и бюрократами в слезах и истериках, это она выдумывала легенды о нашем пребывании там, чтобы дать мне возможность беспрепятственно написать и напечатать книги, это она попала под тепловой удар и облучение и заболела и муками прóклятой болезни получила право на пенсию. — Так что бойтесь, Наташенька, этих денег — потом не отмоетесь. Деньги, голубушка, как и всякий иной предмет, имеют разное происхождение, и вот я вам напомнил о происхождении этих денег. Даже если бы мы получали полмиллиона в месяц, вам следовало бы бояться бездумно прикасаться даже к копейке из этих денег.
Вóт почему я постоянно прошу давать отчёт о каждой копейке, которую вам поручают. Этот отчёт нужен вам, а не мне. Вóт почему я с такой неохотой всегда даю вам деньги: не потому, что я — жаден, как вы думаете обо мне, а потому, что мне страшно за вас — чтó вы потом делать будете ? Это здесь можно плевать на душу Олега Валентиновича, транжирить кровь Елены Анатольевны и хамить нашим детям. Но Там — такое не пройдёт. Там вас разнимут на волоски и выпотрошат всё то, что вы не хотели добровольно отдавать здесь. А вы не хотите отдавать — это вы заявили во всеуслышание.
Так что не смотрúте на то, что я — бессеребренник и что для меня деньги ничего не значат. Деньги для меня действительно ничего не значат и это видно невооружённым глазом, но кровь для меня очень много значит, и за кровь, которой добыты эти деньги, вы будете отвечать, если не научитесь зарабатывать их тоже кровью.
Ещё вам не мешало бы знать, что деньги, которые всю жизнь попадают в мои карманы, давались и даются мне не для того, чтобы я кормил свою или вашу телесную и духовную утробу ради сытости могильных или духовных червей, а для того, чтобы я поддерживал Жизнь Бога во мне и Жизнь Бога в других людях. И если вам даются эти деньги, то только в надежде, что вы, наконец, опомнитесь и начнёте учиться поддерживать Жизнь Бога в себе и в других людях. Если же Отец однажды убедится в том, что вы безнадежны в этом отношении, я вместе со своими занудными поучениями и даровыми деньгами исчезну из вашей жизни, как исчез из жизни всех тех, кто просто хотел пользоваться моим материальным и духовным источником.
Зачем вы напрасно завидуете кому-то ? Ведь в вашем доме никогда не будет достатка. У вас и дόма никогда не будет, Наташенька, потому что вы связали свою жизнь с человеком, который никому не хочет преданно и верно служить, самоотверженно и самоисправительно работать.
Так что не завидуйте моему достатку, позавидуйте лучше моей преданности. Не оскорбляйте меня грязными помыслами и нечистыми суждениями, а лучше откройте себе простую истину о том, что достаток — от преданности, а не преданность — от достатка, что достаток всегда сопровождает жизнь преданного и любящего человека, являясь инструментом его работы, а не целью его существования ? Если завтра инструментом его работы станет нищета, то разве уменьшится преданность любящего сердца ? — Да я бы всё золото мира отдал за то, чтобы Бог подарил мне одного-единственного настоящего друга, а не достаток, будь он проклят — этот достаток ! Возьмите его себе, а мне найдите друга, соратника, сподвижника, родное сердце !
*
Противно ! Вы взрослые люди, мне стыдно вас учить как детей, но ваши характеры, ваши уродства не дают вам чисто послужить человеку ! Вы же не умеете служить человеку, так чтó вы будете делать в Том Мире, в Котором умение служить ближнему будет единственным критерием ценности человека ? Это здесь, на этой свалке можно всё делать как угодно, и то — выгоняют. А чтó же будет Там ? Это здесь вы командуете мною, ставите условия, угрожаете разрывом, если я не закрою рот. А чтó вы будете делать там, где командовать, ставить условия и угрожать буду я ? Вы подумали ?
Вы же — хорошие. Но в вас мало Бога, Бог в вас слаб, тщедушен, задавлен, пристыжен, неразвит. Если б вы ухватились за меня, Он смог бы окрепнуть, набраться сил, почувствовать себя не одиноким, вырасти и стать способным бороться против духа мира сего, который держит вас в рабах. Но вы не хотите. А один я его не одолею.
Меня убивает то, что вам безразлично, комý служить, безразлично, чтó делать, безразлично, для когό работать: Косте лишь бы беготня была покруче, а вам лишь бы деньги какие-то перепадали. Вы не придёте вечером домой и не скáжите: «Слава Тебе, Господи, что мы послужили сегодня человеку, сделали что-то важное, нужное, благое для людей, для Вечности, для своей души»…
В своём первом письме вы обманули меня, сказав, что ”не потеряли способности видеть Бога в самой малости”, — это неправда, ибо когда вы пришли в мой дом, то кроме ”комфорта” ничего здесь не увидели. Кáк мне противно вспоминать об этом ! Кáк мне противно вспоминать, что вы убирали в моём доме не из любви к моей душе, не из сострадания к моей боли, не из желания спасти свою душу и души других людей, а как наёмник, которому нужны деньги на пропитание, — на пропитание чего ?! Чтó вы там пропитываете ? Просто снуёте туда-сюда, едите, спите, испражняетесь и бегаете по делам ? И это вы ”всю жизнь подспудно исполняли заповеди, написанные в моих книгах” ? — Да не смешите вы меня, Наташенька ! Какие там заповеди, если вы Господа не любите, не жалеете, не сострадаете Ему, не имеете желания Ему помочь, не видите и даже не пытаетесь увидеть Его.
Вы подобны людям, которых судьба привела к источнику живой воды, а вы отколупываете ржавчину на трубе, из которой течёт вода, и продолжаете страдать от жажды, да ещё и думаете, что источник попался какой-то жадный, не даёт вам вдоволь того, чтó вам нужно. Да вкусúте вы хотя бы каплю этой воды, хоть каплю(!), и вы почувствуете, какими богатыми вы станете. Ибо богатство человека измеряется не тем, чтó он приобретает для себя, а тем, от чего у него хватает смелости отказаться ради других ! Те, кто отрекаются от своего ”я”, от своего ”яканья”, становятся самыми богатыми, ибо дороже своего ”я” для человека ничего не существует. — Отречение от своего ”я” сделало меня беспредельно богатым, и я не могу не открывать другим людям путь к такому же богатству.
Костя кричал, что не собирается умирать для меня, что не видит, для чего бы здесь стоило умирать, полагая, что этим заявлением он спас себя. Да, он спас себя, он действительно себя спас, но он спас себя от спасения. Ибо смерть ради ближнего — это не обрыв над пропастью, это дверь в вечную и благую жизнь. Смерть ради ближнего — это не конец существования, это начало нового качества существования. И вот он пренебрёг этим качеством.
И вот я корчусь от моего богатства и от вашей нищеты. И если вы никак не можете преодолеть своего страха перед тем, чтó вам кажется смертью, я на вас не обижаюсь, ибо вы не у меня отнимаете что-то, а у себя, и мне жаль вас, а не себя. Но я прошу вас только об одном — знайте это, сознавайте это, помните это и ведите себя соответственно этому, чтобы хотя бы в этом было ваше спасение.
Мне не хочется вас ни о чём просить. Я обращаюсь к вам не тогда, когда это нужно мне, а когда Бог заставляет меня обращаться к вам. Даже ради Него я не хочу к вам обращаться, ибо вы не любите Его, Он вам безразличен. Я обращаюсь к вам, когда Он просто плачет и просит меня обратиться к вам, а так бы я всё делал один, если б мог, если б даже не мог, но имел позволение. Но я не имею. Бог заставляет меня обращаться к вам, потому что желает сделать вас причастными Его Жизни, чтобы вы хоть чем-нибудь послужили Покою Его Сердца и могли потом хоть за что-то себя уважать. И потому я вынужден просить вас заняться распространением объявлений.
Но я прошу вас, чтобы вы делали это, сознавая, зачем, для чего и почему вы это делаете. Если вы расклеите 10 тысяч объявлений равнодушно и бессознательно, ни одно из них не достигнет своей цели. Но если хоть одно объявление вы наклеите с сознанием и пониманием, с молитвой и с просьбой, — оно найдёт того, кого я ищу. Ведь когó я ищу, вы хоть понимаете ?! Я ищу такого же мученика, как и я, который из любви к Богу и из жалости к людям станет на путь расплаты за грехи своих предков, на путь искупления преступлений правителей, на путь терпения всех тех страданий, которые посыплются на него из-за его собственного характера. Я же не счастья себе ищу, Наташенька, я горя себе ищу. Помогите же мне найти моё горе !
Я прошу вас, перед тем, как вы будете это делать, помолитесь Богу и скажите:
«Господи, я делаю это для Тебя, для блага людей, а не для каких-либо иных целей. Я делаю это, сознавая, что Тебе, Господи, почти негде жить в этом мире, Тебя все изгоняют из своих душ, а если и пускают, то в качестве бедного родственника, или слуги на побегушках, или доброго джина, исполняющего нелепые желания, или красивой картинки, висящей на стене, или забавной легенды, хранящейся в книгах, или сторожа, охраняющего их тленные богатства, — никто не хочет и не просит Тебя стать Господином его дома, Отцом его души, Возлюбленным его сердца, Светом его разума. И вот я обрела милость Твою, Господи, потому что Ты обратился ко мне и попросил меня послужить Тебе тем, че́м я могу Тебе послужить, ибо если с помощью моих рук и ног, моего сердца и разума Ты найдёшь любящего Тебя человека, то он сможет Тебя приютить в себе, Господи, и стать Твоей опорой на Земле, и помолиться Тебе за меня, несчастную и не умеющую Тебя любить и жалеть. Помоги же мне пойти тем путём, каким Тебе угодно, чтобы работа моя не осталась бесплодной, — умоляю и прошу тебя, Господи».
Вы не хотите разделять со мною мою боль, боль Бога за судьбы людей, вы, как и все, кто пришёл в мою жизнь, сбросили свою часть боли на меня, защитив свои сердцá кучей бессовестных самооправданий и псевдоуважительных причин. О, кáк велик уже камень боли, лежащей на моём сердце ! О, кáк мне хочется бросить его на всех вас, из-за кого Бог сделал меня козлом отпущения ваших грехов, скитающимся в пустыне вашего равнодушия ! О, кáк мне хочется щедро одарить вас всех болью, чтобы вы познали счастье сопричастности Богу, ибо терпеть муки ради Него и есть счастье; бежать и оставлять Его одного наедине с болью — и есть горе. Горе вам всем, бросившем своего Отца в мучениях — вы никогда не познаете истинной жизни, если не попытаетесь избавить Его хоть от капли мучений !