Любили ли мы меньше друг друга? Нет. Но в наши отношения добавилась горечь. Наташа сомневалась, правильно ли мы поступаем. А любое сомнение всегда приносит свои плачевные плоды. Мне даже казалось порой, что, если бы не окрепшая в ней за это время вера, она бы уничтожила себя собственными руками ради того, чтобы освободить моё бедное сердце для служения Богу и Церкви. Теперь она вела себя как истинная христианка, готовая на жертвы ради своей веры. Но от этого становилось только больнее.
- Я люблю тебя, - в её голосе звучала решимость, - именно поэтому не хочу совершить тот шаг, которого ты мне не простишь. Не простишь, потому что лишишься всего, чем живёшь. И не станешь тем, кем мог бы стать.
- Моё счастье в тебе одной, как ты не можешь этого понять?! Ты - та, к кому я хочу возвращаться и знать, что меня любят и ждут. Ты нужна мне, как воздух. Не лишай этой возможности, прошу... - мои слова всё больше напоминали лепет шестнадцатилетнего подростка, пытающегося объясниться с девушкой, которая его бросает, неважно ради чего. - Разве я хоть раз кого-то в чём-то упрекал? Почему же ты думаешь, что поступлю так с тобой?
- Эрик, прости, но мы оба сошли с ума от нахлынувших чувств. Что будет, когда насытившись любовью, ты прозреешь? Не останется ли между нами звенящей пустоты и горечи необратимо потерянного? Любовная эйфория не может длиться вечно. Так устроен мир. Простишь ли ты меня потом за это безрассудство? За то, что вовремя не остановила тебя?
- Я понимаю, о чём ты говоришь. Давай тогда представим другую модель возможного будущего. Представим, что я остался. Старый и одинокий, возможно, даже почитаемый и уважаемый людьми кардинал, не важно. Стою у иконы Божьей Матери и вижу в ней твои черты... Черты самой любимой женщины, от которой я дважды отрёкся, оставил в одиночестве, не дал самого главного - возможности быть счастливой в этой жизни!
- Я вижу тебя в ореоле славы Божьей!
- А я вижу только своё одиночество и разбитое сердце... Этого ты хочешь?
Она замолчала. Время медленно отсчитывало минуты, которое мы тратили на какую-то бесполезную ерунду, которая никак не укладывалась в моей голове. Столько лет я был раздираем сомнениями, что теперь на эту болезнь выработался иммунитет.
- Никаких сомнений больше нет. Хватит!
Внезапно увидел замёрзшее окно поезда. Тогда она уезжала от меня, прижав к груди дочку. И снова наши ладони будто соединились через заледеневшее стекло. Холод обжигает, вонзаясь в кожу. Вот-вот поезд тронется, и я останусь один. Адская боль... ни с чем не сравнимая. Но лёд тает, и уже сквозь стекло я ощущаю тепло её ладони.
- Наташа, любимая, выслушай, пожалуйста! Я твёрдо знаю, что мне не жить без тебя. Чтобы ни случилось, я буду рядом. Даже если ты не примешь меня и откажешься, поселюсь где-нибудь поблизости и буду смотреть на твои окна!..
- О чём ты говоришь, Эрик?! Как я могу не принять тебя?! Я люблю тебя больше жизни!
Тяжёлый вздох вырвался из её груди.
- Мне и жить-то не хочется, осознавая, что эта любовь погубит всё, чего ты достиг. Твоё призвание, карьера... - продолжила Наташа.
- Я люблю Бога. Он есть и в тебе, родная! Он есть в каждом из нас. Если я сделаю Его счастливым в тебе, во мне, в Эрике... Разве этого мало?
Она ничего не ответила.
- Кроме того, ты знаешь, я не перестану заботиться о других людях, просто это будет происходить несколько иначе. Умоляю, не мучай больше себя. Сними с плеч этот груз. Я принял решение и отвечу за него, но не отступлюсь! Пусть ответственность за этот выбор будет только на мне. Вспомни слова Отца Язепа: "Потеряв её, ты потеряешь себя!"
Кажется, слова подействовали. Наташа заплакала, а я наконец-то ощутил тоненький ручеёк силы, потянувшейся к ней. Мне так долго не удавалось сделать этого. Ведь можно отдать энергию, только если её готовы принять. Поэтому-то я и не мог ни лечить Наташу, ни успокоить, ни развеять её страхи в последнее время.
Теперь же, по мере её принятия, невидимая стена меж нами таяла на глазах. Исчезала моя тень в образе епископа, так плотно созданная Наташиным воображением. Исчезала преграда.
Повторяя ей слова любви, самые нежные и ласковые, я вкладывал в них всю душу... Наташа всхлипывала, продолжая плакать, но слёзы больше не пугали меня. Это были слёзы освобождения. Тоже самое часто происходит на исповеди: искренне раскаиваясь, человек начинает плакать, очищаясь. Священникам это хорошо известно.
