Общалась Виктория Короткова
Фотографии Андрей Гайдабура, из личного архива Грегга Кофи Брауна
Я как-то ходила на концерт одной зарубежной группы, которая на сцену выходила откровенно с опаской. В середине концерта они признались, что ещё вчера после концерта в Хельсинки сомневались, ехать ли им в Россию. Как и многих артистов, их запугивали историями о невменяемых русских и полной бесконтрольности властей. Мы дружно посмеялись, и они обещали приехать ещё. Сколько же нужно храбрости, чтобы приехать в Россию, игнорируя стереотипы и невзирая на все препятствия, рассказывает легендарный американский джазовый бас-гитарист с африканским огнём внутри Грегг Кофи Браун.
Каждый раз, собираясь в Россию, я сталкиваюсь с предвзятым отношением со стороны друзей и знакомых. Приходится объяснять, что не все русские – олигархи, не все русские такие, как о них говорят в новостях. Это всё fake news (пер. – фальшивые новости).
Мне как-то сказали, что в России не любят чёрных. Что?! Я намного чаще сталкиваюсь с расизмом в Великобритании, где сейчас живу. У меня, может, и странная причёска, но в России меня принимают таким, какой я есть. И не потому, что я знаменитость, ведь когда я путешествую поездом, люди редко узнают меня. Для них я чужак, но они всегда добры и щедры ко мне. Угощают чаем с печеньками.
И не страшно поездом по незнакомой стране?
Мне нечего бояться, я путешествую налегке. Со мной только моя гитара, иногда — агент, но без переводчика. Я просто кричу: «Кто говорит по-английски?» Если никто не отвечает, всегда выручает язык жестов. И, конечно, спасибо системе Google Translate. Я как-то встречался несколько месяцев с девушкой, с которой мы общались только через этот переводчик. Если бы мы могли разговаривать, думаю, отношения закончились бы ещё быстрее (смеётся).
Последние пару лет я веду дорожные заметки, и у меня есть блог путешественника. О России я пишу только хорошее и каждый раз рекомендую всем посетить эту страну. Меня часто спрашивают знакомые знаменитые музыканты: «Появилась возможность дать концерт в России. Ехать?» Я всегда отвечаю: «Обязательно!»
Первый раз я выступал в России в Иркутске. Концерт прошёл на ура, меня тепло приняли. Помню, когда я только приехал, увидел деревянные хижины и тундру, мне они напомнили Аляску. А я ведь жил на Аляске, поэтому почувствовал себя как дома. Это было первое и самое главное впечатление о стране.
Да, первое впечатление всегда важно. Но как вы оказались на Аляске?
Я жил там в детстве. Аляска же раньше входила в состав России. Там очень красиво. Аляска — это снежные просторы, маленькие городки, много русских людей и старые православные церквушки. Именно там было моё первое прикосновение к музыке.
Помню, лет в 5 я мечтал стать Элвисом Пресли. Я брал швабру в качестве гитары и напевал Blue suede shoes или You ain’t nothing but a hound dog. А мама почему-то послала меня учиться играть на пианино. Я очень не любил эти занятия, потому что каждый раз, когда я делал ошибку, преподаватель бил меня линейкой по пальцам. К счастью, мы скоро переехали обратно в Мемфис, штат Теннесси. Там я больше занимался вокалом: хор, церковное пение, мадригалы, классика. А когда мы жили в Калифорнии, я играл в оркестре на басовой скрипке или виолончели. Однажды я взял в руки басс-гитару, и мой мир изменился навсегда.
Тогда вы решили стать профессиональным музыкантом?
Да, в тот момент я почувствовал в себе огонь творчества. Но жизнь музыканта оказалась нелёгкой, я выживал как мог. В самые тяжёлые дни думаешь, что всё плохо. Но на самом деле такие дни полезны, потому что когда достигаешь дна, у тебя только один путь — путь наверх.
У меня был день, когда меня бросила девушка и выгнали из съёмной квартиры, так что мне пришлось несколько ночей провести в машине. Мне было грустно, и я пошёл к другу. Оказалось, что ему как раз звонили, кому-то срочно нужен басист. Мы собрались и поехали в Санта-Барбару. Я даже не спросил, кто играет. Приезжаем, а там Джо Кокер. Так мы и познакомились. С Джо я поехал в своё первое большое турне.
Когда я вернулся в Лос-Анджелес, меня тут же позвали в группу The Animals, мы играли вместе с Эриком Бёрдоном. Это было круто. Они открыли мне мир современной музыки, и я решил собрать собственную группу. Несколько лет мы играли свои песни, выступали на разогреве у популярных групп, ездили с ними в турне. Это был незабываемый опыт.
А что же потом? Огонь погас?
Конечно, нет. Потом меня позвали в Лондон. Я продолжал писать песни, но в основном я работал «сессионным» музыкантом. Приглашали на запись в студии и играть на концертах. После пяти лет усердной работы мне повезло познакомиться с Линдой и Полом Маккартни. К тому времени я записал сингл и всегда носил его с собой. При встрече я сунул диск Линде, и она отнесла его в Air Studios (примеч. – легендарная студия звукозаписи в Лондоне), где диск попался на глаза серьёзному продюсеру из Нью-Йорка. Позже эту песню записали с молодой исполнительницей, и она стала хитом номер один, было продано более двух миллионов дисков. А потом ещё три года держалась в чарте танцевальной музыки.
Популярность моя росла. И на меня вышли продюсеры из Милана. Они пригласили меня работать в Италии. Это был самый продуктивный период в моей жизни. Они выжали из меня десятки песен, я практически жил на студии. Потом на протяжении многих лет они мне сообщали о том, кто из музыкантов записал мою песню, кто хочет спеть дуэтом. Мне было приятно, что мои песни цепляют.
Например, Билли Кобэм выбрал песню Shadow (Тень). Это песня о любви, о чувстве, которое с тобой, как тень, куда бы ты ни пошёл. Мы записали песню, и она стала хитом. Её до сих пор ставят на радио. Я даже слышал её в Москве!
Кстати, жена Билли — русская. Когда она узнала, что у меня тур по России, она сказала: «Да ты храбрец!» — «Подожди. В смысле “храбрец”? — переспросил я. — Мне стоит беспокоиться?» Мы посмеялись, но я знал, что всё будет хорошо. Я поехал и не пожалел.
Тур по России. Как это было?
В 2017 году я шесть недель ездил по России, дал 22 концерта и 40 выступлений. Я выступал в школах, на радио и телевидении. Это были трудные недели, но мне очень понравилось. Правда, я решил больше так не мучать себя. Не скакать по городам, а оставаться в каждом месте по несколько дней, чтобы спокойно отдохнуть, погулять.
В туре я понял, что передвижение по России уматывает, но сами люди, обычаи, и особенно еда мне очень понравились. Я — веган, не ем сахар, и это вызывает определенные трудности. Но только не здесь. Меня удивило, что в любом магазине спокойно можно найти секцию продуктов без сахара, а в Лондоне это ещё и не в каждой аптеке купишь.
За время тура я очень породнился с Россией. Только в этом году я приезжаю уже шестой раз.
В каких ещё городах были?
Я был в Чите, замечательный город. Меня приглашали на частную вечеринку одного банка. У меня был большой концерт в Краснодаре. Выступал в Вологде на блюзовом фестивале. Также был в Санкт-Петербурге, Иркутске, Новосибирске, Архангельске, Сочи.
А завтра у меня концерт в Сосновом бору. Раньше это была закрытая зона, там находится действующая атомная электростанция, и туда долго никого не пускали. Я буду первым зарубежным музыкантом, который там выступит.
Я первопроходец, и уже привык быть первым. Я играл в местах, где ещё не выступал никто.
И не страшно вам? Первый шаг — всегда шаг в неизвестность.
Я родился в Мемфисе — это криминальная столица мира. И живу в Лондоне, где только за последний год было убито более 100 чёрных парней. Я играл в клубах, где люди доставали оружие и начинали стрелять. А я продолжал играть, потому что они стреляли не в меня (смеётся).
Но я был в местах и пострашнее. Например, в зоне боевых действий в Шри-Ланке. Идёт война, а я сижу себе на гитаре играю. Выступал в ЮАР, где в любом городе за 1 евро можно купить пистолет-пулемёт Узи. Там страшно по улицам ходить.
Так что в России мало что может меня напугать. Да и я всегда доверяю своей интуиции, она держит меня на расстоянии от ненужных приключений. Находясь во взрывоопасной ситуации, мне везло не быть втянутым в неприятности.
Однажды моя музыка остановила бунт. Меня с группой пригласили выступить в Калифорнии на военно-морской базе. И пока мы готовились к выступлению, между солдатами возник конфликт. Чёрные парни встали с одной стороны, белые — с другой, а мы как раз посередине. А ведь у них тут горы оружия. Одна искра, и начнётся кровопролитие. Было немного страшно, но я сказал музыкантам: «Просто начинаем играть Smoke on the Water группы Deep Purple». Мы играли на максимальной громкости. Потом сказали: «Хотите драться — деритесь, а мы тогда пакуемся». И тут они закричали, что хотят ещё и чтобы мы оставались. Напряжение спало, и солдаты забыли о разногласиях. Вот какова сила музыки.
Ого! К такому концерту нужна серьёзная моральная подготовка. А что вы обычно делаете перед концертом?
В идеале я сижу в гримёрке, где собираюсь с мыслями, играю на гитаре. Это моя музыка, и на мне лежит огромная ответственность за то, как она будет звучать. Чаще всего я играю с приглашенными музыкантами, и мне нужно долго разъяснять им, насколько африканские ритмы отличаются от классической музыки. Я с пониманием отношусь к их умению, ведь они не живут этой музыкой, не питаются ей, не спят с ней. Но они должны поймать ритм и делать всё в точности, как я говорю. Это сложный и трудоёмкий процесс, и перед концертом мне нужно всё обдумать ещё раз.
Иногда мне кажется, нужно всё бросить и играть каверы. Это так просто, это может каждый. Но нет, я люблю усложнять свою жизнь. Поэтому хочу, чтобы люди играли музыку, которую, я считаю, людям нужно услышать. И во время концерта я всегда вижу, какая песня пришлась по сердцу. Если музыка меняет образ мыслей, открывает новое видение, значит, я как музыкант сделал свою работу.
Чтобы это получилось, нужно сосредоточиться, поэтому нужна тишина. Пять минут тишины или просто закрыть глаза — это всё, что мне нужно.
В зале сразу видишь реакцию слушателя, а в студии нужно передать ту же эмоцию, но поёшь сам себе. Разница между живым выступлением и студийной записью?
Я стараюсь всё делать правильно. Но в живом выступлении не всегда есть возможность добиться идеального звука. Может плоско звучать голос, может идти плохой звук из мониторов, на эмоциях можно сыграть не ту ноту. В живом выступлении не избежать ошибок, потому что всё идёт в реальном времени. Это всё часть настроения. Впрочем, и не нужно быть идеальным, нужно передать чувство.
На концерте тебе может сойти с рук многое, а в студии всё доводится до идеала. И чтобы получилось, нужно много репетировать. Здесь чувства сталкиваются с техникой. Умерять свои эмоции и делать акцент больше на техническое исполнение.
Иногда получается, что то, что в записи звучит хорошо, не так хорошо в живом исполнении, и, наоборот, то, что не идеально в записи, может очень круто звучать со сцены.
Как вы записывали свой первый сольный альбом?
Для первого альбома, который вышел в свет только в 2005 году, песни набирались годами. В какой-то момент мне предложили собрать их вместе и записать. Раньше я даже не задумывался об этом, просто сочинял. А ведь среди них было много потрясающих дуэтов с такими громкими именами, как Стинг, Билли Кобэм, Габриэль, Дэз’ри, Стэнли Джордан. И все они стоят рядом с моим именем. Помню, я тогда подумал: «Если первый альбом такой, то что же будет дальше?»
Мне порой казалось, что приглашенные артисты затмевали меня в моих же песнях, ведь я — не великий певец и не великий гитарист. Но я был горд, потому что написал эти крутые песни, и из них получились крутые дуэты.
Несмотря на то, что альбом получился отличным и более чем звёздным, студия звукозаписи не сильно продвигала его. К тому же появился интернет, и люди стали скачивать в обход официальным продажам. Поэтому много я не заработал. Но я до сих пор получаю хорошие отчисления за то, что песни с моего первого альбома всё ещё крутят по радио. И когда я путешествую, слышу свои песни по всему миру.