Что город дает человеку и чего требует взамен? Ответить на эти вопросы невозможно без попыток увидеть нечто большее, чем просто место обитания. Реальность городов — это не только упрямые и жесткие факты, но и описание опыта жизни в нем, который предстает ирреальным и зыбким миром. Insolarance публикует последнюю редакцию эссе Ивана Кудряшова, в котором город рассматривается, как продукт человеческих мечтаний и устойчивая форма бреда.
Уже к концу ХХ века больше половины жителей планеты были горожанами, а каждый пятый землянин проживал в крупной агломерации. Наша жизнь тесно связана с городом. Все, что мы понимаем как современную культуру, по факту — попытки образованных горожан осмыслить те особенности, которые налагает городская среда на наше поведение. Особенно ярко это проявилось в парадигме постмодерна (в его классическом виде): постмодернисты пытались смягчить и оправдать негативные стороны, присущие урбанистической жизни, и тем самым оказались в пост-современности. Постмодерн не идет ни за каким проектом не потому что «не хочет», а потому что «не может» — он только реагирует на условия. Горожане устали от проектов и перестроек, их больше не волнует единый стиль или цель существования города — им нужен комфорт и спасение от транспортно-бытовых передряг.
Города, возникавшие по воле и воображению автора — Северная Пальмира, бульвары барона Османа, «пилотный план» Бразилиа — безусловно были созвучны модернистскому проекту. И вдохновляли мыслителей и художников модерна. Сегодня мегаполисы все больше напоминают неуправляемые муравейники, в которых верх мечтаний для многих –не скатиться в хаос и ненависть (и решение в форме неумело насаждаемой толерантности откровенно слабовато). Постмодернизм — ирония тех, кто наблюдает за происходящим без какой-либо надежды на улучшение.
Город как явление пытаются осмыслить многие — экономисты, экологи, культурологи, историки, психологи, социологи. Однако у этих наук лишь одна ясная предпосылка для своих исканий: город — это очень крупный населенный пункт, в котором высокая плотность проживания людей. Но что он такое для психической реальности индивида? Как город вписывается в мироощущение современного человека? Иными словами, что такое город метафизически?
В этом смысле урбанистика (от которой многие ждут каких-то откровений и чудес) пока слишком сильно ориентируется на наивные предпосылки вроде того, что город — это «большой завод» или «реализация сложного плана». На деле же специалист по городам (если таковые появятся) — это уникальный гибрид, который должен сочетать в себе архитектора больших данных, оригинально мыслящего экономиста и философа, способного проблематизировать очевидности.
Те, кто думают, что город — это лишь очень большой населенный пункт, который в силу своих размеров качественно иным образом воздействует на своих жителей, упускают самую суть. Ведь чтобы мыслить «достаточно ли большой, чтобы быть городом», чтобы выделить и осмыслить «качественно иное воздействие города», мы уже должны определиться как субъект города или не-города, что задает определенные привычки (или кто-то сказал бы «ценности»), формы мировосприятия и фундаментальные смыслы.
Иными словами, то, как мы мыслим город, уже находится в зависимости от того, являемся ли мы жителем мегаполиса, степной равнины, горной деревушки или морского побережья. Город как почти архетипическая фигура всегда уже существует: и столичный житель, и провинциал, и селянин соотносят свою жизнь с Городом, с чем-то городским (культурой, жизнью, нравами, ценами и т.п.). Но статус этого существования не ограничивается материальным пониманием, это отнюдь не набор вещей и фактов и вовсе не четко локализированное географически место.
Проблемы горожан
Любая серьезная попытка говорить о реальности города не может состояться без простого допущения о том, что город как раз и производит тех, кто его переживает в опыте и описывает. Город конструирует идентичности и типажи, которые в значительной степени определяют и форму адаптации, и модель реагирования на окружение. Это позволяет совсем иначе взглянуть на те психологические особенности, которые обычно выделяют у жителей городов.
Обычно у горожан отмечают эмоциональную отстраненность, сенсорную перегруженность и эффекты отчуждения. Как их можно проинтерпретировать?
Начнем с первого тезиса: чем больше город, тем выше эмоциональная отстраненность по сравнению с жителями небольших сообществ. Общение горожан имеет тенденцию сводиться к узким рамкам ролевого общения. Это в свою очередь запускает эволюцию норм поведения в сторону обезличенности контактов и невмешательства в чужую жизнь. Обычное объяснение: у жителя мегаполиса слишком много контактов, чтобы по-настоящему вовлекаться в них эмоционально, поэтому улыбки и вежливость становятся не выражением настоящих чувств, а экраном, предупреждающим конфликты. Невмешательство в жизнь других может рассматриваться и как уважение права на социальное уединение и права на проявление индивидуальности другого.
Проблема такого взгляда проста: в качестве эталонной модели человека выступает никем доселе невиданный добрый дикарь, который все свое время резвится на травке и эмоционально общается с сородичами. Конечно, миф об Аркадии неустраним из культуры, и все же руссоизм — не самая подходящая теоретическая основа для понимания городов (учитывая, что Руссо обвинил цивилизацию во всех мыслимых грехах). На мой взгляд, ролевое общение — это изобретение, которое позволяет людям создать нечто вроде защитной прослойки между внутренним миром и требованиями извне. И пока у жителей полиса или локальной общины все мечты, желания, страхи и фантазии о мире «общего пользования», то такой интерфейс не нужен. А вот когда они начинают отличаться, то обезличенность другого возникает сама собой.
Второе наблюдение свидетельствует, что большие объемы сенсорных стимулов и вербально-текстовой информации приводят к специфическому забыванию или игнорированию. Значительная часть информации в сознании горожан вытесняется на периферию: многие «не помнят» лица соседей, коллег, обслуживающего персонала, а в силу дефицита времени часто вырабатывается бессознательный игнор проблем других людей (в т.ч. и близких).
Отмечают также ряд особых феноменов: «грусть новых городов», «звуковое опьянение», «транспортная усталость», «феномен очереди», «одиночество в толпе» и искажение чувства пространства. В больших городах опыт человека насыщен конкурентной борьбой и взаимодействием с массами (пробки, очереди и т.д.) — все это приводит к резкой реакции на стресс-факторы. Так, например, горожане испытывают острую необходимость иметь привычный и уютный быт, поэтому хорошо известен феномен «грусти новых городов», суть которого в том, что процент депрессий гораздо выше в домах-новостройках. Другой пример — «звуковое опьянение», при котором человек испытывает чувство тревоги при отсутствии городского шума.
Все эти явления сложно отрицать, однако и здесь меня не устраивает подход. Возможно, именно так на стресс-факторы должно реагировать животное, но человек является им только отчасти. Человек не только реагирует на безличные объекты среды, но и интерпретирует их. Причем именно в городе многие элементы среды могут быть интерпретированы как интенциональные. Они могут прочитываться как требования ко мне, и это существенно усложняет проблему: нечто из среды действует на меня напрямую (на психофизиологию) или благодаря тому, что я так думаю? По этой же причине прочтение тех или иных элементов никогда не будет однозначным, поэтому для кого-то «серые новостройки» — это депрессия и одиночество, а для кого-то долгожданные и ненаглядные «родные [края]».
Третий момент отражает особенности современного города, в котором обычно совмещены типовая обезличенная архитектура и избыток ярких рекламных сообщений. Оба явления дают эффект отчуждения личности, что вызывает ответную реакцию — стремление утвердить свою индивидуальность. Ценность индивидуального самовыражения на фоне отчуждающих городских условий порождает новые явления в культуре — например, стрит-арт, сетевое творчество, постмодернистские акции (хепенинги, перфомансы). По своей форме такие акции рассчитаны на скандал, т.к. только сильное впечатление способно пробить броню эмоциональной отчужденности горожан. Подобная схема не тянет на объяснение, она лишь иллюстрирует происходящие изменения.
По большому счету, все люди сталкиваются с отчуждением, и прежде всего в языке. Определенные социальные группы имеют больше средств к самовыражению, но с развитием общества грани стираются. И сама идея выражения индивидуальности через протест отнюдь не так широко распространена, как кажется. Взять хотя бы пример уличного спрей-арта: я думаю, что его выбирают не столько из–за внешних ограничений, сколько из личных предпочтений — привычки шататься по городу, нарушать правила и даже просто любви к работе с аэрозольной краской. В конечном счете, если отчуждение одинаково объясняет как пассивную стратегию потребления горожан, так и активные попытки самореализоваться, то может быть оно просто не причем?
Автор текста: Иван Кудряшов.