«Путешественник не торопись, порвешь ботинки». Поговорка.
Читать философов полезно. Кроме того, что это не глупые, начитанные люди, способные поделиться тем, что для вас до встречи с ними было не известно. Они способны так расположить абстрактные слова в предложениях об абстракции, что такая картина сама начинает рождать образы, с написанным ими, казалось бы, никак не связанные, но для вас важные. Как в детстве в подтеках краски или линиях и фигурных орнаментах на обоях вы начинали видеть загадочных животных, сказочные замки и что-то таинственно интересное. А еще при вчитывании в их философскую заумь мозг напрочь отказывается рационально воспринимать весь этот бред сивой кобылы, отключается, но именно тут начинает работать подсознание и открытия чего-то очень глубинного для вас начинают просто ярко и четко являть себя со страниц, философских книг.
Так случилось со мной и Вальтером Беньямином при прочтении сборника его статей «Судьба и характер». Сначала, в слове «судьба» мне проявилось слово «суд», которое тут же провело границу между «судьбой» и «Дао» («Путем»). «Судьба» - следование решениям «суда» в качестве виновного в преступлении. Уже этот набор слов рождает сонмы толкований и комбинаций. Судьба – суд – вина – признание греховности преступления – следование наказанию. Что, в свою очередь, свидетельствует (судебная терминология) о «принимающем судьбу», как о «пострадавшем от решений суда» (а в конечном итоге, от себя самого), свидетельствует о «жертве, кающейся в преступлении любых границ». То есть, любой выход за запрет, признается неправомерным самим преступником.
Кроме того, появляется слово «пострадавший», а с ним вместе «страдание». Уже давно в нем мне четко слышится слово «страда». Жатва того, что выросло. Срослось. Получилось. Здесь уже появляется развилка к «принятию того, что выросло» («страдание», как преподанный «урок», «преодоление» своего «не знания») или к «мукам от заслуженного наказания». В статьях Беньямина проявляется латинское слово «passio». Но и в корнях нашего языка «страдание» и «страсти» есть одно. И здесь мне является из тени «страсти» слово «страх». А «страсти» становятся «стремлением избежать страха» (страха смерти, естественно). Вместе со «страстями» появляется слово «нетерпение». То есть, «избежать страха как можно быстрее». Здесь я вспоминаю цепочку «успех» - «успеть» - «успение». То же «нетерпение избежать страха смерти приблизив саму смерть».
А если вернуться к развилки «принятие» или «мука» и пойти по линии «принятия преподаваемого урока», то сначала появляются переклички «бесстрашие – бесстрастие – терпение - спокойствие». А дальше будут «уважение текста» (признание важности для тебя, сплетенного вокруг тебя), «преодоление страха смерти» через отказ от чего-то ценного сегодня и выход на качественно новый уровень развития. «Жертвоприношение» и «воскресение», формирующие новые «ценности». «Новые» - не отрицающие «старые», но сформированные на ином, качественно более высоком уровне. Ну и чтобы совсем все было понятно (это скорее сарказм)… Если в «жертвоприношении» вы не смогли принять урок (с новой страдой), не смогли отказаться от «старых» ценностей, не смогли выйти «за», в конечном итоге, «не смогли преодолеть страх смерти», то вы остались «жертвой», следующей наказанию, вынесенному «судом». Вы – «козел отпущения», отданный на заклание. И, наоборот, коли приняли, усвоили и преодолели, то и «воскресли в третий день по писание». А с воскресением явили миру и себе «ценности высшего уровня». «Да минует нас чаша сия, но пусть твоя воля будет выше нашей…»
Весь последний абзац относится непосредственно к тому, кто исследует, проповедует и практикует сторителлинг. «Миф, ритуал и жертвоприношение» (части красивой и правильной «истории» (результата исследования человеческих отношений)), как Путь к «воскресению» и «новым ценностям». Абзацы до этого относится к тем, кто этот сторителлинг не признает, не изучает и не практикует. Кто выбирает свою «успешную судьбу»…
