9 Мая — особая дата не потому, что в этот день произносится много «дежурных фраз». Это — парадоксальный праздник. Но в чём суть этого майского парадокса?
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
День Победы — особый праздник для России и россиян. Обычно после подобного тезиса в статьях, посвящённых 9 Мая, следует набор трюизмов про «героическую роль», «решающий вклад» и т.д. Однако наша задача не разоблачение трюизмов, без которых не обходится ни одна великая дата мировой истории. Разве не говорят о «героической роли» и о «поворотном пункте в истории человечества», когда пишут о дне 14 июля (взятие Бастилии) или 4 июля (провозглашение Декларации независимости США). От того, что слова, сказанные о выдающемся событии, банальны, само это событие не перестаёт быть значительным.
Между тем 9 Мая — особая дата не потому, что в этот день произносится много «дежурных фраз». Это — парадоксальный праздник. Но в чём суть этого майского парадокса? С одной стороны, День Победы — это единственный национальный праздник, который имеет для наших сограждан какую-то общественно-политическую нагрузку. День России 12 июня так и не стал для нас тем, чем для граждан США является День независимости (почему — другой вопрос). Новый год, при всей любви к этому празднику, всего лишь констатация календарных изменений. Религиозные праздники (Рождество или Пасха) в секуляризованной стране являются просто данью традиции. 23 Февраля уже давно превратился из «армейского праздника» в «день мужчин», став своего рода гендерным противовесом «международному женскому дню» — 8 Марта. День Победы в стране, потерявшей не один десяток миллионов (до сих пор, кстати, не прозвучала именно «российская доля» потерь в общем количестве советских потерь в годы Великой Отечественной войны), по определению становится национальным (то есть политико-гражданским, а не просто ритуально-календарным) праздником. Более того, на сегодняшний день 9 Мая остаётся единственным праздником в России, который до сих пор может называться действительно национальным, объединяющим всех россиян вне зависимости от их политических воззрений. Однако это всего лишь одна сторона праздничной медали. Есть у неё и другая сторона. С каждым годом в праздновании Дня Победы ощущается сила инерции. День 9 Мая не наполняется новым актуальным смыслом.
Для Кремля День Победы — удобный повод для пиара, демонстрации патриотизма, верности историческому наследию и «памяти ушедших поколений». День Победы удобен для власти и по другим основаниям. Весь канон (и культовая система) дня 9 Мая детально разработан. Проявлять в переработке «майского канона» какую-то бюрократическую изобретательность кажется излишним. И вовсе не потому, что у нынешней власти плохой эстетической вкус. Просто так им понятно и удобно. Для них День Победы — это всего лишь один из пиар-инструментов.
Для инакомыслящих оппонентов Кремля Великая Отечественная война (как и любая другая тема советской истории) является прежде всего интеллектуальной площадкой для упражнений в разоблачениях «империи зла». Здесь доминирующими темами является подготовка СССР к агрессии против Германии в 1941 году, участие Советского Союза в «расчленении Польши», оккупации Прибалтики и в зимней войне против Финляндии, а также «цена победы». Спору нет, 9 мая 1945 года стал не только днём победы над нацистской Германией, но и началом политического доминирования СССР в Центральной и Восточной Европе. Именно тогда началось затяжное противостояние Запада и Востока, разделение Германии, строительство «реального социализма» на территории в половину Европы. Эту сложную «диалектику» прекрасно сформулировал в своём знаменитом стихотворении «На смерть Жукова» Иосиф Бродский: «Смело входили в чужие столицы, но возвращались в страхе в свою».
Но оппоненты власти вместо изучений этой непростой диалектики попросту и без затей отождествляет советский коммунизм и государственность, сталинизм и патриотизм. Иными словами, российские инакомыслящие фактически воспроизводят (только с обратным знаком) излюбленные тезисы советской пропаганды о победе в Великой Отечественной войне как победе колхозного строя и «самой передовой социалистической индустрии». Но если следовать подобной логике, то следует признать, что победа русской армии над Наполеоном была победой крепостного права над прогрессивными идеями Великой французской революции. А отсюда уже недалеко до интеллектуальной смердяковщины (оправдания завоевания России «цивилизованными европейцами»).
Но от смердяковщины в свою очередь всего один шаг до признания «цивилизационной» неготовности России к внешним заимствованиям, европейскому пути развития, демократии и свободе. Парадоксальным образом сторонники политического «традиционализма» и либеральные интеллектуалы сходятся в одной точке. И те, и другие оказываются не в состоянии разделять разные по природе сущности (коммунизм и государственность, сталинизм и патриотизм). И для тех, и для других великое историческое событие оказывается всего лишь конъюнктурным поводом для продолжения многолетнего противостояния авторитарного государства с авторитарным обществом (увы, но среди отечественных либералов нетерпимость и ксенофобия никак не меньше, чем у провластных «соловьёв»).
Однако Великая Отечественная война имеет право не на конъюнктурное прочтение, а на самостоятельную роль в российской истории. Выше автор уже отмечал, что в наши дни российский вклад в победу над нацистской Германией фактически не известен. А ведь сегодня события 1941—1945 годов должны быть интерпретированы не с советской, а с российской точки зрения. Чем была Великая Отечественная для новой России? С формально-юридической точки зрения победу над нацистской Германией одержала другая страна — Советский Союз.
Хотя Россия и провозгласила себя правопреемником СССР, чрезвычайно важно, что из исторического опыта «нерушимого Союза» Россия может и должна взять, а от чего должна отказаться. Как отделить историческую конъюнктуру (политический режим, господствовавший в стране) от вечных ценностей (свобода и независимость родины)? Как провести разграничительную линию между ценностями советского коммунизма и ценностями общечеловеческими (то есть признанными всеми, включая и страны западной демократии)? Верность воинской присяге ведь не была придумкой большевиков, а любовь к своему дому и защита родной земли — изобретением сталинской пропаганды. Где солдат-освободитель превращался в оккупанта? Ведь эти явления зачастую шли рука об руку! И солдат-освободитель, и представитель пресловутого НКВД представляли одну страну — Советский Союз. Страну, которая разгромила гитлеризм и предложила в качестве альтернативы странам Центральной и Восточной Европы советский строй.
Этот строй (в отличие от победы над нацизмом) не принёс бывшим братьям по лагерю политической и экономической свободы. И поведение СССР в 1939—1945 годах было немногим хуже, чем поведение западных демократий. Это не повод для оправдания сталинской власти, но предложение к более сложному и не схематичному размышлению. В условиях 1945 года коридор возможностей был не слишком-то велик. Более того, укрепление СССР, его превращение в мирового гегемона — это заслуга западного мира. Не СССР (а уже тем паче не Россия) делал Мюнхенский сговор и вёл в 1939 году против Германии «войну конфетти» (так назывались акции англичан и французов в сентябре 1939 года по разбрасыванию листовок над местами расположения германских воинских частей).
Отказавшись от удушения германского нацизма в зародыше (для чего были все ресурсы и правовые основания), западные державы сами поставили себя в зависимость от СССР, сами превратили его в неизбежного и единственно возможного союзника. Союзника, который по праву победы стал в 1945 году одним из гарантов послевоенного устройства и стабильности в Европе. Если угодно, он стал меньшим из зол (можно только гадать, чем бы завершилась логическая реализация гитлеровской политики в Польше или на Балканах). А если оценивать тот человеческий вклад, который внёс СССР (и Россия как самый большой субъект Союза)? В этом случае даже разговоры о «меньшем из зол» кажутся не вполне корректными.
В любом случае Великая Отечественная война не была одноплановым событием. Для каждого из тех, кто участвовал в ней, была своя «правда». Она была своя у Сталина и Жданова, но она была своя у блокадницы Тани Савичевой и других жителей блокадного Ленинграда, защитников Сталинграда и Москвы, участников Курской битвы.
Великая Отечественная война потому и стала отечественной, что в ней защищали не ЦК и местные обкомы, а отечество. Защищали и коммунисты, и беспартийные, и вчерашние раскулаченные, и жертвы расказачивания (автор, уроженец Ростовской области, лично общался со многими представителями этой категории людей), и уголовники (как в песне у Высоцкого про «штрафные батальоны» и про заколоченные лагерные ворота, потому что «все ушли на фронт»). Не колхозный строй и Магнитку поддерживал из-за рубежа генерал Белой армии Антон Деникин и лидер кадетов Павел Милюков. Не за пайки для партийной номенклатуры призывали поддержать Советский Союз (называя это образование Россией) композитор Сергей Рахманинов, философ Николай Бердяев (один из пассажиров знаменитого «философского парохода»), писатель Иван Бунин, экономист и политик Пётр Струве и многие другие. А если говорить о коммунистическом влиянии, то именно тоталитарная диктатура Сталина привела к неоправданным жертвам среди мирного населения и в армии (а кто считал ещё и тех, кто умер от ранений вскоре после войны). Её же «влияние» — это огромное количество коллаборантов среди советских офицеров и солдат.
Не в пример 1941—1945 годов в годы Первой мировой войны «власовцев» среди русских генералов не было. Таким образом, победа в войне была одержана во многом не благодаря, а вопреки тогдашнему коммунистическому режиму. Режим сделал всё, чтобы эту войну проиграть (и репрессии накануне 1941 года, и насаждение атмосферы страха в обществе и в армии). Именно сталинский режим (а затем и его последователи) сделал всё, чтобы солдаты-освободители (а именно так их воспринимали в большинстве случаев в 1945 году) стали восприниматься как оккупанты.
Но не коммунистический режим, а «родной огонёк» защищали советские (и российские в абсолютном большинстве) солдаты в 1941—1945 годах. И не за «экспорт коммунизма» на территории Польши погибли 600 тыс. человек. Именно Великая Отечественная война актуализировала лучшие качества тогдашних «подсоветских граждан». Именно события 1941—1945 годов стали пробуждением на низовом повседневном уровне либеральных тем (защита своего дома, своей земли, своих родных и близких, взаимовыручка и взаимопомощь, низовая гражданская организация). Борьба с гитлеровским нацизмом стала хорошей прививкой от ксенофобии и примитивного этнонационализма (речь идёт прежде всего об уровне повседневности). Военный союз с западными демократиями заставил СССР с опаской относиться к мировому общественному мнению.
Таким образом, освобождение одной шестой части суши от коммунизма началось в мае 1945 года. Однако этот процесс растянулся по времени. Но август 1991 года стал результатом майской победы над гитлеровским нацизмом. Встретившись с Европой, бывший советской народ мало-помалу стал расчищать себе площадки для свободы. И именно процесс внутреннего освобождения, запущенный в 1945 году (и не остановленный даже внутренними репрессиями), до сих пор не оценён по достоинству и в Европе, и внутри самой России. Между тем именно этот процесс, а не «победа в холодной войне», стал причиной крушения советского коммунизма. Кстати сказать, не без помощи миллионов «бронзовых солдат», оставшихся в виде монументов на полях половины Европы, после 1945 года были сформированы и европейские ценности, которые были бы вряд ли возможны в «новой Европе» Адольфа Гитлера.
Автор: Сергей Маркедонов, "Частный корреспондент".