Память - странная штука. Иногда мы не можем вспомнить название фильма, на премьере которого были в конце прошлой недели. Но случается и так, что события давно минувших лет настигают нас в самый неподходящий момент, и вот мы уже где-то далеко-далеко в прошлом, когда деревья казались нам зелёными исполинами, пропасть петровского дока невообразимо глубокой, а мачты барка «Крузенштерн» были самим воплощением морской романтики, которой переболели все ребята нашего двора. Да и могло ли быть иначе в городе, из которого в свои кругосветные путешествия уходили самые известные капитаны?
Владимира Николаевича побаивались. Жил он на втором этаже в проходной парадной. Слыл старым холостяком. На балконе по вечерам пил свой кофе, именно тогда я и узнал настоящий аромат этого напитка. Летом, когда мы, как ошпаренные, метались по двору, гоняя мяч, он наблюдал за нами, но никогда не показывал ни жестом, ни окриком, за какую из команд болеет. Пару раз мяч залетал к нему на балкон и ни разу он не отругал нас за оплошность, но всегда возвращал мяч на «поле» с улыбкой. За несколько лет мы перекинулись с ним парой фраз, впрочем, при встрече здоровался я, а он отвечал коротким кивком, увидев который, мой дед сказал, что мужик этот непростой и, скорее всего, повидавший многое. Деду я доверял, а значит, что после такого заявления, мой интерес к Владимиру Николаевичу усилился стократно.
Мне было 15 лет, стояло лето. Именно стояло, - жаркое было, безветренное, сухое. Все разъехались по дачам и пионерским лагерям, а я ждал поездку в Казахстан, куда родители наведывались к родне каждый год. Мама уже собрала чемоданы, папа упаковал всем подарки, бабушка принесла каких-то невообразимых дефицитов, дед, по своему обыкновению, иронично высмеял наш «продовольственный обоз». Двор был пуст. Даже бабки, что вечно сидели возле забора химвзвода, перебрались в тень своих квартир. Я пинал мяч, в хороший день я мог набить больше двухсот раз, но на солнцепёке ничего путного не выходило.
- Привет, подросток! – голос раздался совсем рядом, но я не сразу сообразил, что обращается ко мне Владимир Николаевич.
- И вовсе я не подросток, мне уже 15 лет. – ответил я.
- Просто-таки «Пятнадцатилетний капитан». Не сердись. Я всех молодых людей так называю. Ты же ещё растёшь, а значит «подросток». Скучно, небось?
- Да уж. Нет никого, даже брат в лагере.
- Поднимайся, угощу тебя чаем.
Времена были не чета нынешним. Мы знали всех соседей в лицо, никто никого не боялся. А сосед был загадочен, как граф Монте-Кристо. Через пару секунд я проворачивал его старинный звонок и вот, я в квартире у человека, который, сам того не ведая, обладал ореолом таинственной загадочности.
Впрочем, сейчас я уверен, что всё он прекрасно понимал, так как дальнейшее моё с ним общение было пронизано постоянными открытиями, о которых я даже сейчас вспоминаю с признательностью.
Чай был горячим, но подали мне его в непонятном сосуде из стекла, похожем на смесь бокала и рюмки, но без ножки. Это потом я узнал, что называются такие стаканы «армуды», но в первый свой визит я боялся показаться незнайкой и поэтому благоразумно (как мне тогда казалось) молчал.
Я не вспомню сейчас о чём мы говорили за чаем, но как-то незаметно беседа вырулила на тему нумизматики. Оказалось, что на эту тему сосед мог говорить часами, но в первый раз он, слегка коснувшись вопроса, пригласил меня в комнату. Я был потрясён. Ошарашен. Поражён. Никогда прежде я не видел россыпи сокровищ. О, конечно, я читал романы про поиски кладов и воображение моё услужливо рисовало мне россыпи золотых монет, но то что я увидел, было неописуемо прекрасно. Всё свободное пространство просторной комнаты занимали ящики с монетами разного номинала, достоинства и происхождения. Через несколько недель, когда вся коллекция была мной изучена, осмотрена, потрогана, я знал, что в ней были представлены деньги почти всех известных стран. Я услышал сотни историй о том, как создавалась эта коллекция, сколько путешествий и приключений выпало на душу моего соседа.
Мы стали добрыми друзьями. Более никто из двора не был допущен к тайне. О, нет. Он не требовал молчания, мне вообще казалось, что ему безразличен вопрос сохранения тайны. Но я не мог. Это была моя тайна. Тайна приобщения к знаниям, о которых не ведомо более никому. А знаний этих было невообразимо много.
Впрочем, незадолго до нашей последней встречи, Владимир Николаевич попросил меня никогда не прятать знания от тех, кто, не стесняясь задаёт вопросы, демонстрируя желание обладать этими знаниями. Потому что в отличие от его коллекции монет, знания имеют обыкновение приумножаться, чем щедрее ты делишься ими.
После школы я быстро покинул дом. Служба, потом Камчатка, потом много всего, но на моём пути часто встречались люди, похожие на моего соседа.
Жизнь разорвала наш двор на мелкие куски, всех соседей разметало по городам и весям и поэтому я не знаю, что сталось с моим замечательным соседом-нумизматом, но друзья-приятели по дворовым забавам поговаривали, что в 1992 году он уехал из страны. Но это уже совсем другая история.