Захватив власть, большевики понятия не имели, что с ней делать: опытом управления чем-либо, помимо маленькой конспиративной группы, никто из них не имел. Жизнь грубо и зримо продемонстрировала им, что не все базовые идеи марксизма осуществимы на практике; так, уже в феврале 1918 г. вместо «вооруженного народа» («Красной гвардии») им пришлось создавать Красную армию, хотя ликвидация армии и замена ее всеобщим вооружением народа – фундаментальная часть марксистской теории. Пришлось создавать и профессиональную полицию, присвоив ей лживое наименование «милиции», что означает на латыни «ополчение», и тайную полицию – ВЧК, быстро ставшую альфой и омегой большевистской власти, хотя уж ее совсем уж никак в пролетарском государстве быть не могло.
Однако некоторые основополагающие марксистские принципы Ленин и компания все же попытались осуществить на практике. В основном это касалось экономики. В 1918 – начале 1921 г. советская экономическая и финансовая система называлась «военным коммунизмом». По сути, он не являлся сколько-нибудь целостной идеологической и экономической конструкцией, а представлял собой набор слабо связанных между собой, внутренне противоречивых шагов, объединенных только одной целью – полному подчинению власти всей хозяйственной жизни страны.
Пытались ли большевики при помощи «военного коммунизма» силой ввести коммунизм постоянный или он являлся чисто ситуативной временной мерой, вызванной гражданской войной – неизвестно. По-видимому, он представлял собой странную смесь и того, и другого. Вероятно, для «интеллигентской» части большевистской верхушки (Ленин, Троцкий, Бухарин, Зиновьев, Каменев) «военный коммунизм» был началом перехода к коммунистическому обществу, а для «практиков», т.е. малограмотных функционеров полууголовного типа (Сталин, Свердлов и масса деятелей рангом пониже), составлявших «второй» и «третий» эшелоны партийной верхушки, он был удобным инструментом правления.
«Военный коммунизм» означал предельную централизацию управления экономикой, национализацию всей промышленности, государственную монополию на сельскохозяйственную продукцию, продразверстку, запрет частной торговли, свертывание товарно-денежных отношений, уравнивание в распределении всех материальных благ и милитаризацию труда.
«Военный коммунизм» начался в декабре 1917 г. с захвата красногвардейцами Государственного и частных банков: все вклады свыше 5000 рублей конфисковывались, более мелкие быстро съела инфляция и они попросту испарились. Захваты предприятий «рабочими советами» и всевозможными комитетами начались еще до октябрьского переворота и была закреплена в ноябре 1917 г. Положением о рабочем контроле, так что национализация стала попросту узаконением свершившегося факта: промышленность России перешла в собственность самозваных «революционеров» бандитского пошиба, которых небезуспешно постаралась возглавить РКП(б). Беспомощное упоминание в Положении о рабочем контроле «прав предпринимателей» свидетельствовало о том, что часть большевистской верхушки все же опасалась, что пролетариат не сумеет управлять заводами и фабриками. Известно, что в течение первых лет существования советская власть даже пыталась привлечь некоторых «буржуев» к управлению отобранными у них предприятиями, но из этого, естественно, ничего получиться не могло.
«Альфой и омегой нового экономического порядка большевики объявили «рабочий контроль»: «пролетариат сам берет дело в свои руки». «Рабочий контроль» очень скоро обнаружил свою истинную природу. Эти слова звучали всегда как начало гибели предприятия. Немедленно уничтожалась всякая дисциплина. Власть на фабрике и заводе переходила к быстро сменяющимся комитетам, фактически ни перед кем ни за что не ответственным. Знающие, честные работники изгонялись и даже убивались.
Производительность труда понижалась обратно пропорционально повышению заработной платы. Отношение часто выражалось в головокружительных цифрах: плата увеличивалась, а производительность падала на 500-800%. Предприятия продолжали существовать только вследствие того, что или государство, владевшее печатным станком, брало к себе на содержание рабочих, или же рабочие продавали и проедали основные капиталы предприятий. По марксистскому учению, социалистический переворот будет вызван тем, что производительные силы перерастут формы производства и при новых социалистических формах получат возможность дальнейшего прогрессивного развития и т. д., и т. д. Опыт обнаружил всю лживость этих россказней. При «социалистических» порядках наступило чрезвычайное понижение производительности труда. Наши производительные силы при «социализме» регрессировали к временам петровских крепостных фабрик.
Демократическое самоуправление окончательно развалило наши железные дороги. При доходе в 1,5 миллиарда рублей железные дороги должны были платить около 8 миллиардов на одно только содержание рабочих и служащих.
Желая захватить в свои руки финансовую мощь «буржуазного общества», большевики красногвардейским налетом «национализировали» все банки. Реально они приобрели только те несколько жалких миллионов, которые им удалось захватить в сейфах. Зато они разрушили кредит и лишили промышленные предприятия всяких средств. Чтобы сотни тысяч рабочих не остались без заработка, большевикам пришлось открыть для них кассу Государственного банка, усиленно пополняемую безудержным печатанием бумажных денег» (А.С.Изгоев Социализм, культура и большевизм. Библиотека «Вѣхи», интернет-версия).
В общем, большевики, захватив власть в России, понятия не имели, как ею пользоваться, как управлять огромной и сложной страной. Об этом прямо говорил Троцкий: «…В Петрограде, а потом и в Москве, куда хлынула эта волна национализации, к нам являлись делегации с уральских заводов. У меня щемило сердце: «Что мы сделаем? - Взять-то мы возьмем, а что мы сделаем?» (Одиннадцатый съезд РКП(б). М., 1961. С. 129).
Тем не менее к осени 1918 г. вся крупная капиталистическая собственность в стране была национализирована: в руках советского государства оказалось 9542 предприятия. В 1919-20 гг. несколькими волнами коммунисты национализировали среднюю и мелкую промышленность. Для управления национализированной промышленностью был создан Высший совет народного хозяйства (ВСНХ). Это был своего рода супер-наркомат по управлению экономикой, координировавший деятельность Всероссийского совета рабочего контроля, центральных и местных регулирующих органов, наркоматов и профсоюзов. Этот монстр занимался национализацией и распределением материальных ресурсов всей страны (точнее, тех ее частей, до которых мог дотянуться). Управление осуществлялось посредством отраслевых главков (например, Главуголь, Главметалл, Главэлектро и др.), которые действовали через местные совнахозы.
Таким образом, во время гражданской войны большевистская верхушка – небольшая, всего несколько сотен человек – овладела экономикой громадной страны. Такого планета не видела со времен древних восточных монархий, но ни египетские фараоны, ни китайские императоры или персидские шахи никогда не пытались управлять всеми хозяйствующими субъектами.
Важной составной частью «военного коммунизма» была трудовая повинность – сначала для «нетрудовых элементов», а затем для промышленных рабочих. Декрет СНК от 29 января 1920 г. «О порядке всеобщей трудовой повинности», все трудоспособное население, независимо от постоянной работы, привлекалось к выполнению различных трудовых заданий. Красную армию решили не демобилизовывать, а превратить в «трудовые армии». После принятия декрета все население страны – при том, что гражданская война заканчивалась! – стало рабами (крепостными, рекрутами) большевистской диктатуры.
Продразверстка, введенная до «революции», и хлебная монополия, учрежденная Временным правительством, при диктатуре РКП(б) приняла новые формы. 9 мая 1918 г. Совнарком принимает декрет, запрещающий частную торговлю хлебом. 13 мая 1918 г. ВЦИК установил нормы душевого потребления для крестьян - 12 пудов зерна, 1 пуд крупы и т. д. Все продовольствие, в первую очередь хлеб сверх нормы, должен был передаваться в распоряжение государства по установленным им ценам. Все «граждане» страны получали продовольственные пайки четырех категорий в соответствии с классовой принадлежностью. Самые скудные пайки получали несчастные, отнесенные к четвертой категории: «Лица мужского и женского пола, получающие доход от наемного чужого труда; лица свободных профессий и их семьи, не состоящие на общественной службе; лица неопределенных занятий и все прочее население, не поименованное выше» - им пайки выдавались только после (и в случае) удовлетворения потребностей первых трех категорий. В этой связи вызывает интерес, откуда брались все эти люди в РСФСР, где все было отобрано у владельцев и взято в свои руки государством, где запрещена любая частная предпринимательская деятельность и торговля? Можно предположить только одно объяснение: любой человек, не нравившийся «комиссарам», мог быть произвольно зачислен в эту категорию и практически обречен на голодную смерть (в 1919-29 гг. трупы умерших от голода были неотъемлемой частью городского пейзажа по всей России, и в основном это были те самые, принадлежавшие к четвертой категории).
Советское государство стало владельцем не только заводов и фабрик, не только людей, но и продовольствия, что вынуждало новых рабов быть послушными.
Целью, широко объявленной большевиками во время «военного коммунизма», было «отмирание товарно-денежной системы» и замена ее прямым товарообменом между производителями, а также равное распределение материальных ресурсов между трудящимися (остальные категории должны были либо стать таковыми, либо умереть). Ликвидация денег – становой хребет марксизма, поэтому неудивительно, что РКП(б) ее попыталась осуществить на практике.
«Политика «военного коммунизма» была попыткой построения нетоварного социалистического хозяйства. Стремясь решить противоречия этого хозяйства, советские экономисты занялись изобретением систем учета, планирования и распределения, способных заменить все более обесценивающиеся деньги и другие товарные отношения.
В 1920-1921 гг. А.Чаяновым и А.Вайнштейном была разработана система материального (натурального) учета. По мнению этих экономистов, социализм должен представлять собой гранитное натуральное хозяйство, устроенное и работающее как одно предприятие. Рынок в нем заменен централизованным распределением, производство подчинено единому государственному плану, а вместо присущих товарному хозяйству цен, рентабельности и других денежных величин используется система разнообразных натуральных показателей и норм, выражающих технологические связи. (…)
Признавая необходимость сохранения и в условиях социалистического общества универсальной единицы измерения затрат и результатов труда, большинство экономистов полагало, что это измерение будет осуществляться непосредственно в часах рабочего времени. Для практического осуществления этой идеи в 1920-1921 гг. были предложены многообразные системы трудового учета. Однако чем тщательнее разрабатывались эти системы, тем больше обнажалась их товарно-денежная природа» (Перспективы товарно-денежных отношений, Economics.Studio).
Проще говоря, ликвидировать товарно-денежные отношения и заменить их прямым обменом и распределением большевики не сумели. Да и как они могли это сделать? Ленин неоднократно говорил о том, что промышленность пока не может обеспечить крестьян товарами в обмен на хлеб; а как он, собственно, представлял сей обмен даже в случае товарного изобилия? Как и на что менять, скажем, паровоз или самолет? Невозможность такого бартера наверняка понимал даже Ленин. Значит, большевики планировали все-таки не прямой обмен, а отбор всех товаров любого типа государством, которое должно было обеспечивать население пайками.
Разумеется, в хаосе гражданской войны не работали никакие финансово-экономические конструкции – ни товарно-денежные, ни распределительные, ни бартерные, а действовала дичайшая смесь всех их вместе. Деньги большевики, постоянно твердя об их скорой отмене, все равно выпускали, но при таком хозяйствовании они стремительно обесценивались.
«…В реальной жизни ни государство, ни хозяйство не могли обойтись без денег, поэтому советская власть продолжала гнать в обращение старые дензнаки царского и Временного правительств. На территории РСФСР обращались «николаевки» (или «романовки») купюрами от 1 до 500 рублей и деньги Временного правительства двух видов – «керенки» в относительно мелких купюрах 20 и 40 рублей и «думские деньги» в купюрах 250 и 1000 рублей. Безналичные расчеты сократились до совсем незначительных размеров. До 1 января 1919 г. царским, Временным и советским правительствами было выпущено более 55 миллиардов рублей (по другим данным, около 61 миллиарда), причем 36 миллиардов или несколько больше эмитировала советская власть. Не все они фактически находились в обращении: часть осталась на территориях, занятых белыми и интервентами, часть была вывезена за пределы страны, уничтожена или припрятана.
Тем не менее все эти деньги скопом обесценивались, а денежный голод, несмотря на рост эмиссии, оставался постоянной чертой экономики или того, что еще оставалось от экономики. Престиж и оценка царских и «временных» денег в известной степени различались. Народ больше склонялся к вере в восстановление тысячелетней монархии, чем в возвращение Керенского. Значительная часть «николаевок» была припрятана населением еще до октября 1917 г. или вывезена эмигрантами. Военные неудачи большевиков в 1918-1919 гг., казалось, увеличивали вероятность реставрации власти, которая могла бы признать царские деньги. По всем этим причинам «николаевки» расценивались на 10-15% дороже «керенок» и «думских денег», а в некоторых местах разница доходила до 40%. За пределами Советской России царские деньги тоже котировались более высоко.
Советская власть не слишком пыталась ограничить эмиссию. Была в ходу даже идея, что чем больше деньги обесценятся, тем скорее можно будет избавиться от этого «пережитка капитализма». Забавно читать, с каким безразличием относились большевики к эмиссии и инфляции. Декрет Совнаркома от 15 мая 1919 г. формально санкционировал эмиссию «в пределах действительной потребности хозяйства в денежных знаках». Сколько надо, столько и напечатаем!
Тем не менее именно в это время был решен вопрос о выпуске собственных денег Советской России: в 1919 г. выпущены деньги номиналом от 1 до 1000 рублей, на которых, как в царское время, было напечатано «кредитный билет». Эмиссия новых серий совзнаков продолжалась в 1920 и 1921 г., причем их номиналы росли и росли. В сентябре 1921 г. Совет народных комиссаров (СНК) разрешил выпуск купюры в 10 миллионов рублей. Все эти выпуски не заменяли старые деньги, а присоединялись к ним. Впрочем, к этому времени самый высокий номинал старых денег (1000 рублей) превратился в незначительную величину.
Счет денег с множеством нулей становился все более затруднительным. Надо ведь иметь в виду, что больше половины населения России было неграмотным. В 1922 г. была произведена деноминация совзнака с уменьшением всех денежных величин в 10 тысяч раз, по мнению Юровского – не лучшая идея: люди еще больше путались в нулях. В 1923 г. прошла вторая деноминация с уменьшением денег еще в 100 раз, в результате один миллион старых (до первой деноминации) денег стал стоить один новый рубль, что было удобно для счета.
Эти меры ничего не изменили, по существу, в судьбе совзнака: он продолжал падать. К 1921 г. вольные цены потеряли всякую связь с твердыми пайковыми ценами, если последние еще оставались в силе. Однако бесплатное снабжение давалось лишь части городского населения, и нормы его были крайне низкими. В особенно тяжелом положении оказались «буржуазные» слои, к которым относили не только предпринимателей, но чуть ли не всех тех, кто не занимался физическим трудом. Для значительной массы городского населения вольный рынок оставался основным источником снабжения, а его цены определяли реальное жизнеобеспечение.
По данным Конъюнктурного института Наркомфина, в то время ведущего научного центра в области экономики, индекс вольных цен в Москве показывал в январе 1921 г. по сравнению с 1913 г. рост в 27 тысяч раз. Цены на продовольственные товары выросли в 34 тысячи раз, непродовольственные – в 22 тысячи. Только в 1920 г. цены повысились более чем в 10 раз. Разброс роста цен отдельных товаров был весьма велик. Больше всего повысилась цена на соль – в 143 тысячи раз, далее шли растительное масло (71 тысяча), сахар (65 тысяч), хлебопродукты (42 тысячи). Особо большие размеры повышения цен на такие товары, как сахар и соль, объяснялись упадком производства, трудностями транспорта, государственной монополией, не оставлявшей ресурсов для вольного рынка. Из непродовольственных товаров больше всего подорожало мыло (рост цен в 50 тысяч раз), нитки (34 тысячи). Цены на товары, покупку которых можно было в этих крайних условиях отложить, выросли меньше: к примеру, посуда подорожала «только» в 12 тысяч раз.
Сравнить эти цифры с денежными доходами москвичей невозможно за отсутствием хоть сколько-нибудь правдоподобных данных. В отношении многих категорий населения просто загадочно, на какие средства они жили и где они могли брать деньги. За всеми этими цифрами и фактами стоит мрак жизни людей в те годы. Население Москвы уменьшилось по сравнению с довоенным примерно вдвое: люди умирали, эмигрировали, разъезжались по деревням и малым городам, где можно было хоть как-то кормиться от земли.
Рост цен сильно обгонял эмиссию денег. За три с половиной года (с начала 1918 г. до середины 1921 г.) масса денег увеличилась в 100 раз, а цены по общероссийскому индексу – в 8000 раз. Столь огромный разрыв объяснялся крайней узостью рынка, малыми размерами предложения товаров. Эмиссия была главным источником доходов государства, но финансовая эффективность эмиссии, т. е. величина этих доходов, неуклонно сокращалась вследствие обесценения денег. В первой половине 1921 г. государство получало от эмиссии в реальном выражении (по довоенным ценам) всего лишь 5,6 миллиона рублей в месяц - сумму совершенно ничтожную.
Между тем затраты на изготовление и распределение денег были велики. На фабриках тогдашнего Гознака в Москве, Петрограде, Пензе, Перми и Ростове-на-Дону работали около 14 тысяч человек. К этому надо добавить чиновников всех уровней, ведавших эмиссией, перевозчиков денег, охранников, кассиров и т. д. Невозможность «эмиссионного хозяйства», как специалисты назвали эту систему, становилась все очевиднее. Инфляция, возможно, не была решающим фактором перехода к НЭПу, но свою роль она, безусловно, сыграла» (GLOBFIN.RU – по мат-лам статьи "Денежный хаос в Советской России", Журнал «Портфельный инвестор», №12, 2008).
Итогом «военного коммунизма» стал полный паралич промышленности: в 1920 г. производительность труда упала до 18% от довоенной, к 1921 г. объем производства уменьшился в три раза, а численность промышленных рабочих сократилась вдвое. При этом штаты ВСНХ выросли с 318 человек до 30 тысяч. Население разбегалось из пораженных голодом городов - население Петрограда уменьшилось с 2,47 миллиона человек до 799 тысяч, а численность рабочих уменьшилась в пять раз. Производство зерновых к 1920 г. упало по сравнению с довоенным в два раза. Транспорт оказался совершенно развален: доля неисправных паровозов в 1917 г. составляла 13%, в 1921 г. - 61%; средняя скорость движения составов по железным дорогам упала до 3-5 км/ч. Попытка коммунистов спасти положение созданием трудовых армий провалилась. Троцкий в 1921 г. говорил, что только 10-25% «трудармейцев» работали, а 14% из-за рваной одежды и отсутствия обуви вообще не выходили из казарм. Десятки тысяч этих несчастных умерли от голода и отсутствия медицинской помощи: только в 1920 г. на строительстве никому не нужного трубопровода «Алгемба» (Западный Казахстан) умерло 35 тысяч человек. К весне 1921 г. большая часть «трудармейцев» дезертировала; значительная их часть пополнила ряды повстанцев – антоновцев, «зеленоармейцев», западносибирских и других мятежников.
Последствиями «военного коммунизма» стали массовые восстания (Кронштадтское, Тамбовское, Западносибирское), полный крах экономики и массовый голод в Поволжье, унесший жизни 5,6 миллионов человек (только американская продовольственная помощь уберегла от смерти еще 6-10 миллионов). Однако большевики удержали власть. Они поняли, что разоренной страной и поставленным на колени населением можно править грубой силой, невзирая на ужасные страдания людей, несмотря на катастрофические провалы во всем, за что они брались. Тотальный грабеж, вымогательство и террор оказались достаточными средствами, что укрепиться у власти. Советская власть до самого своего падения в 1991 г. сохраняла инерцию «военного коммунизма», правя с помощью насилия и запугивания, совершенно игнорируя чаяния и потребности населения, используя вместо экономических теорий глупейшие попытки «планирования», которые лишь прикрывали ложь, воровство, полное неумение и нежелание работать.