«Ждем обжигающей правды за Ричарда III», - написали в комментариях сразу после выхода первого эпизода «Войны роз». Да чтоб мне знать, как всё было на самом деле! Однако, заметьте: с этой войной напрямую были связаны судьбы сотен людей, а острый, живой (хотя местами не совсем здоровый) интерес мы все испытываем до сих пор к нему одному. Оглушительно харизматичный был мужик, скажу я вам!
Давным-давно, когда я была подростком и только начинала интересоваться темой, в моем распоряжении было четыре источника: одноименная трагедия Шекспира (куда ж без нее); 3-й том Всемирной истории 1957 года издания, где полторы страницы формата А4 было посвящено восстанию Джека Кэда, а Ричарду III – один абзац, повествующий… угадайте с трех раз… именно: о том, как он сверг с престола, а после приказал задушить двух малолетних племянников; доставшийся в наследство от прадеда раритетный научпоп 1904 года, откуда, с трудом продравшись сквозь бесконечные нагромождения еров и ятей, я вычитала слегка сглаженный и укороченный вариант пьесы дедушки Вильяма. Ну и, конечно, «Черная стрела» Стивенсона, которая тоже не особо порадовала: его Ричард пока не кровавый тиран, но уже «юноша, известный потомству под вызывающим омерзение и проклятия именем». Существовал в природе и русский перевод «Истории Ричарда III» Томаса Мора, но я тогда об этом не знала. Под впечатлением от прочитанного у меня возникло смутное ощущение, что последнего Йорка несправедливо оклеветали.
С тех пор доступность информации выросла на порядок; появилось множество новых исследований, в том числе русскоязычных авторов. За последние тридцать лет реабилитировать Ричарда III не пытался разве только ленивый. Теперь у меня смутное чувство, что Ричарда не вполне заслуженно идеализируют. Конечно, можно было замутить поток эмоций по три взаимоисключающих утверждения и четыре логических ошибки на абзац, и на выходе получить (в зависимости от настроения) светлый образ серийного маньяка или сумрачный лик святого страдальца за судьбу народа с полутораметровым нимбом над крутым челом роденовского мыслителя, но душа почему-то требует иллюзии объективности.
Итак, что мы имеем в предпосылках? Ричард Глостер – десятый из двенадцати детей 3-го герцога Йорка, тоже Ричарда и Сесилии Невилл. Король Англии с 1483 года, последний представитель мужской линии Плантагенетов. В 1485 погиб в битве при Босворте, после чего трон перешел к Генри Тюдору по праву завоевания. Обвиняется (Ричард, а не Тюдор, к сожалению) в многочисленных преступлениях против нравственности, совести, справедливости и прочих добродетелей, самым тяжким из которых считается убийство двух несовершеннолетних сыновей Эдуарда IV.
Источников информации: ультраправых, умеренных и совсем левых у нас теперь полно, поэтому творение Шекспира из числа справочной литературы увольняем сразу, ибо его Ричард – не историческая фигура и даже не человек. Любой зритель елизаветинской эпохи уже с первых реплик начинал понимать, что перед ним не что иное, как персонификация зла: отродье Сатаны, подменыш и крошка Цахес в одном флаконе.
Что до реального Ричарда… Начнем, пожалуй, с детства: исключительно ради подобия целостности образа. Герцогиня Сесилия к воспитанию наследников имела весьма отдаленное отношение: осуществлять постоянный контроль над мужем, который вел далеко не оседлый образ жизни, казалось ей гораздо более предпочтительным занятием. А потомки спокойно произрастали себе под надзором наемных ответственных лиц. Старшие дети были, согласно обычаю знатных семей того времени, распределены на воспитание по друзьям и родственникам, а Маргарет, Джордж и Ричард жили в фамильном замке Фотерингей под опекой нянек, учителей, гарнизона и управляющего. Таки да: ребенком Ричард был слабым и болезненным, о чем красноречиво свидетельствует фраза из отчета второй половины 1450-х: «Ричард всё еще жив»… Но время шло, иммунитет мужал, боролся и победил.
После воцарения старшего брата, Ричард был формально посвящен в рыцари, а через год получил титул герцога Глостера и отправился набираться военных навыков ко двору хорошо нам знакомого графа Ричарда Уоривка. Преподаватель мирных дисциплин типа математики, чистописания и поверхностного французского там тоже имелся – эту роль довольно небрежно исполнял домашний капеллан Невиллов. И там же Ричард впервые увидел будущую супругу, но насколько близким было их знакомство, история умалчивает.
В 1469-м семнадцатилетний Ричард становится самостоятельной политической фигурой: получает сначала пост констебля Англии, а затем Верховного судьи и главного распорядителя княжества Уэльс. Вернув династии контроль над мятежными замками Кардиган и Кармартен, Глостер заставил бунтовщиков принести клятву верности Эдуарду IV и… отпустил восвояси, немало попортив себе репутацию безжалостного тирана. В 1471 Ричард назначается наместником короля в северных графствах. И его пребывание на этом посту – позорное пятно в биографии идеального монстра… да что там пятно – гигантская брешь в злодейской карме. Северная административная карьера Глостера – хрестоматийный пример эффективного управления. Он добросовестно старался найти со всеми общий язык, нащупать баланс: чтобы и население от феодального произвола защитить, и баронов не обидеть. И ведь получилось! Не только порядок навел, но популярность заработал такую, что проланкастерски настроенный Север за каких-то десять лет полностью поменял ориентацию.
В 1472 Ричард женился на шестнадцатилетней Анне Невилл – вдове принца Уэльского, младшей дочери покойного «Делателя королей». Невзирая на противодействие Кларенса, который ждал удобного случая упечь младшую сестру своей жены в какой-нибудь глухой монастырь или еще куда подальше. Глостер, в лучших традициях авантюрной мелодрамы, похитил невесту и сам упрятал ее в обитель – ровно на то время, пока ждал из Рима разрешения на брак с двоюродной племянницей. Следующую пятилетку Джордж с Ричардом грызлись за маноры и замки Невиллов и Бошанов с тем же воодушевлением, что и братья Самойловы за культурное наследие почившей в бозе группы «Агата Кристи».
Кстати, безутешные рыдания Анны на могиле первого мужа и свекра – еще один шекспировский фейк. Генриха она почти не знала, а Эдуард (по сообщениям источников, заслуживающих чуть большего доверия, чем гениальный драматург) своей воинствующей глупостью глупой воинственностью сдержанную дочь Уорика, скорее, раздражал. Вот со вторым супругом, напротив, отношения сложились вполне себе теплые. Свидетели утверждали, что герцог Глостер (а позднее и король Ричард III) регулярно наведывался в спальню жены, и звуки, раздававшиеся из-под балдахина, свидетельствовали отнюдь не о том, что там кого-то убивают. Кстати, королева из Анны, в первую очередь благодаря этой самой величественной сдержанности, получилась образцово-показательной... Ах, если бы еще муж пришел к власти каким-нибудь более естественным путем. Ах, если бы в Англии была условно-выборная монархия, как, например, в Польше. Конечно, ляхи выбирали себе в короли не первого встречного, а наиболее подходящего представителя ограниченного списка влиятельных семей, но так ведь и Ричард был не тауэрским крепостным стенам троюродный подъемный мост. Короче, при более благоприятных исходных условиях Ричард и Анна могли бы стать самой респектабельной парой всех времен и народов вместо Виктории и Альберта.
Отдельного упоминания заслуживает шотландский поход Ричарда, как достойный материал для комических куплетов (эх, жаль, что напрочь я лишена поэтических способностей). Весной 1482 года при дворе Эдуарда IV объявился опальный брат шотландского короля Джеймса III – Александр, бывший герцог Олбани. В обмен на содействие в узурпации трона он пообещал ни много ни мало: вассальную присягу за Шотландию – предмет давних вожделений всех английских королей, начиная с Эдуарда I. По приказу брата Ричард Йорк собрал двадцатитысячную армию, и в начале лета перешел границу Шотландии. Джеймс III вышел навстречу, но по пути рассорился со своими лордами, был ими же захвачен в плен и сделался свидетелем того, как его драгоценных фаворитов торжественно сбрасывают с моста в бурные воды реки Лодер. Тем временем Глостер со своими отрядами рыскал по холмам в безуспешных поисках противника. Дабы выманить шотландского единорога из логова, он задействовал тактику выжженной земли, но не преуспел, и 31 июля вошел в Эдинбург, не потеряв в боях ни одного солдата. Ждать пришлось недолго: не прошло и недели, как явились парламентеры, вежливо раскланялись и поинтересовались условиями перемирия. По ходу выяснилось, что герцога Олбани на троне хотят видеть еще меньше, чем Джеймса, после чего Александр великодушно пообещал отказаться от претензий и примириться с братом, если ему вернут конфискованные земли и титулы.
Поскольку Ричард по не вполне понятным причинам запретил мародерство, в английской армии уже начались проблемы с провиантом. Надо было что-то решать. От безысходности аппетиты завоевателей оказались более чем скромными: многострадальный Бервик (который Маргарита Анжуйская в свое время таки успела передать шотландцам) и возврат приданого принцессы Сесилии ввиду расстройства ее помолвки с наследником шотландского престола герцогом Ротсеем (будущий король Джеймс IV). Разумеется, денег ни у Джеймса III, ни у его баронов не нашлось, но жители Эдинбурга во имя избавления от непрошенных гостей были готовы на всё, и выплатили отступные из городской казны. Бервик с окрестностями вернулся под власть английской короны, но гарнизон об этом не знал: пришлось брать штурмом. Несмотря на более чем скромные приобретения по итогам, Эдуард IV получил возможность похвастаться всем европейским дворам практически бескровной победой над соседями, а Глостер – свежеотвоеванные земли плюс хлопотную должность Хранителя западных границ с правом передачи по наследству.
Но недолго музыка играла. Весной 1483 Эдуард IV вернулся с рыбалки сильно простуженным, и 9 апреля умер от пневмонии. Его сыновьям – Эдуарду и Ричарду было 12 и 9 лет соответственно. Перед смертью король успел отдать распоряжение о назначении младшего брата протектором до совершеннолетия наследника, которое столпившийся у одра клан Вудвиллов собирался добросовестно проигнорировать. Пользуясь отсутствием Глостера, находившегося в своих северных владениях в полном неведении о последних событиях, вдова и ее родственники успели произвести в Королевском совете соответствующие увольнения/назначения. Эдуард Вудвилл, спешно утвержденный в должности лорда-адмирала, прихватив с собой изрядную часть казны, отправился патрулировать территориальные воды. Срочная коронация Эдуарда Йорка, объявление его совершеннолетним с одобрения карманного Совета, и очередной государственный переворот можно было бы считать свершившимся. Только вот Эдуарда в наличии не оказалось: он, как положено принцу Уэльскому, жил в столице княжества – Ладлоу. Вудвиллы отправили за Эдуардом эскорт, а Уильям Гастингс – гонца… в Миддлхэм, к Ричарду.
Полученная новость Глостера не порадовала, а перспективы порадовали еще меньше. Он был мужик здравомыслящий, и догадывался, что дядюшка по отцовской линии в списке авторитетов принца Эдуарда, выросшего под опекой материнской родни в лице брата королевы – Энтони Риверса, находится где-то между любимой гончей и третьим помощником дворцового повара. Кем при таком раскладе сделался бы королевский брат, главный констебль, властитель Севера, второе лицо в государстве: лизоблюдом при Вудвиллах, нищим изгнанником или пожизненным узником Тауэра? Глостер оказался перед выбором: политический труп или злодей. Он принял решение, и был, конечно, прав, ибо несостоявшийся регент скоро и навсегда канул бы во мрак забвения, а вероломный тиран пережил века.
Ну, дальше вы знаете: направлявшегося в Лондон принца Глостер успел перехватить в Нортгемптоне, где также были арестованы Риверс и младший сын королевы от первого брака Ричард Грей. Загребущие Вудвиллы были, мягко говоря, непопулярны: ни в аристократических кругах, ни в народе. Кандидат в протекторы публично заявил, что намеревается действовать исключительно в интересах малолетнего короля. Этого хватило, чтобы столица, и без того воспринимавшая герцога как наименьшее из возможных зол, радостно его приветствовала. Королевский совет, который был всегда за тех, кто побеждает, сделал то же самое. Елизавета во второй раз прочитала охранное заклинание: «Чур, я в домике!». И все дружно сделали вид, что так и надо. И снова настоятель Вестминстерского аббатства уступил ей свои апартаменты. И опять лондонские мясники присылали бедной вдове телятину и баранину, а булочники – хлеб… без всякой платы, чисто из любви и сострадания. Эта достойная женщина, господа, должна служить нам всем примером. Ибо право невозбранно косячить – оно дорогого стоит. Эдуард Вудвилл, объявленный вне закона, нашел приют на континенте, где к нему присоединился сумевший бежать из-под ареста маркиз Дорсет – старший сын Елизаветы.
Вдали забрезжила смутная надежда на стабилизацию, но разногласия в Совете касательно продолжительности регентства убили ее в зародыше. Если ранее Глостер как-то удерживался в рамках здравого смысла, то его дальнейшие действия вызывают серьезные сомнения не только в порядочности, но и в адекватности. Во время очередного заседания протектор обвинил Гастингса, епископа Мортона и лорда Стэнли в подготовке покушения на его жизнь. Двое последних отделались арестом, а Уильям Гастингс был немедленно казнен во дворе Тауэра. На основании отсутствия однозначно доказанных порочащих сведений из ранней биографии нашего героя и положительной характеристики с предыдущего места работы предположим, что заговор с целью его убийства действительно имел место быть. Однако реальные мотивы прослеживаются разве что у Мортона – давнего и последовательного политического противника Йорков. Стэнли был убежденным оппортунистом, а спонтанно обезглавленный Гастингс так вообще соратником и другом Глостера…
Скандалы во время заседаний Королевского совета начали приобретать системный характер. Всё было готово для коронации Эдуарда V, как вдруг епископ Роберт Стиллингтон объявил, что в первой половине 1460-х годов он засвидетельствовал помолвку Эдуарда IV с Элеонорой Батлер, которая позже родила от короля ребенка. Помолвка в те веселые времена фактически приравнивалась к браку (не всегда, разумеется, а в тех случаях, когда это было угодно какому-нибудь влиятельному лицу). Следовательно, брак Эдуарда с Елизаветой Вудвилл недействителен, а все дети от него – незаконнорожденные. После чего сановники, городская верхушка и простые граждане снарядили посольство, призванное убедить Глостера принять корону, что, конечно же, принадлежит ему по праву как ближайшему родственнику покойного Эдуарда IV. Есть ли вероятность, что это решение было принято Тайным советом, мэром и олдерменами добровольно и сознательно, а не вследствие давления и угроз? Теоретически, вполне: за последние сто (с небольшим хвостиком) лет на английский трон дважды садились дети. И оба раза ни к чему хорошему это не привело, ибо правители из них выросли архискверные. Ричард II был низложен и погиб при невыясненных обстоятельствах. Та же участь постигла и несчастного Генриха VI. Неудивительно, что перспектива воцарения очередного малолетнего претендента не вызывала у государственных мужей энтузиазма.
Продолжение следует...
***
❤️ Если вам нравятся мои истории, будьте зайками, поддержите рублём
Пусть вас не остановит небольшой размер помощи, для меня приятен каждый перевод, даже 100 ₽ мотивируют писать дальше, писать для вас!
Карта Сбербанка: 4276 7218 9884 2844.
Все истории можно прочитать в: