Почему люди лишились волосяного покрова, несмотря на все его объективные преимущества, почему это не означает, что когда-то люди были русалками, какую роль в облысении человека сыграли паразиты и почему французы в 1812 году умирали из-за париков в фрагменте из книги Роба Данна «Дикий мир нашего тела».
Это продолжение статьи. Первую часть материала читайте по ссылке.
Моя любимая теория на этот счет была предложена независимо тремя поколениями ученых на протяжении одного столетия. Все эти ученые утверждали, что волосяной покров исчез у нас из-за того, что мех наших предков буквально кишел вшами, клещами, мухами и прочими паразитами. Впервые эту идею высказал в XIX веке мастер на все руки Томас Белт в своей книге «Натуралист в Никарагуа». Большую часть своей жизни Белт провел в тропиках, где все волосистые части его тела были густо населены клещами, вшами и другими формами жизни. Эти нескончаемые заражения паразитами приводили Белта в искреннее изумление. «Ни один человек, — писал он, — который не жил и не путешествовал в тропическом лесу, никогда не поймет, как мучают нас паразиты». Однако представьте себе, говорил он, насколько нам было бы хуже, если бы мы были покрыты шерстью, в которой кишели бы клещи, вши, блохи и прочие их родственники. Белт высказал идею, которая стала правилом в биологии следующего столетия: чем обширнее доступный ареал обитания, тем больше приспособленных индивидов там обитают. В данном случае под ареалом обитания он подразумевал волосы на нашем теле и при этом от души желал, чтобы их было как можно меньше.
Неудобство — если и не мать этой теории, то как минимум ее двоюродная сестра. Паразитическая гипотеза была повторно предложена в 1999 году Маркусом Ранталой, биологом из университета Турку в Финляндии, который (как и я) посвятил много времени изучению муравьев. Он предложил ту же гипотезу, что и Белт, только придал ей большую научную строгость. Потом, в 2004 году, эта идея была снова поднята на щит Марком Пэйджелом и его коллегами, которые вдохновились книгой Белта, хотя и не читали статью Ранталы.
У меня у самого никогда не было ни вшей, ни блох, но я могу рассказать довольно неприятную историю о лобковых вшах (Pthirus pubis), подвиде многочисленного семейства вшей. Так же как и все остальные, лобковые вши всю жизнь проводят на теле человека. В других местах они чувствуют себя неважно, и более того, само их выживание зависит от пребывания на их хозяине. Эти вши крупнее, чем платяные и головные, и своим видом напоминают миниатюрного Ганешу, многорукого индийского бога со слоновьей головой. Правда, в отличие от Ганеши, вши маленькие и настолько хрупкие, что при удалении с тела они через несколько минут высыхают и погибают. Отложенные яйца лобковые вши приклеивают к волосам, питаются тканями хозяина и никогда его не покидают, за исключением моментов интимной близости двух людей, когда вошь может перепрыгнуть с одного человека на другого. Наши лобковые вши — близкие родственники лобковых вшей гориллы, что говорит о том, что наши предки и предки горилл некогда «взаимодействовали» между собой. На первый взгляд может показаться, что такая зависимость от тесного контакта между хозяевами ограничивает вероятность выживания вида, но на самом деле наши прикосновения друг к другу являются самой предсказуемой вещью на свете. Лобковые вши за наш счет совершили кругосветное путешествие. Подобно головным вшам, они въехали на людях в Новый Свет. Лобковые и головные вши выживали даже на перуанских мумиях. Да, смерть неделикатна.Впервые я увидел лобковую вошь в коллекции насекомых университета штата Коннектикут. Поясняющая надпись гласила, что ее обнаружили на сиденье унитаза в туалете после посещения его Деннисом Лестоном — этот пользовавшийся не особенно блестящей репутацией биолог, занимавшийся муравьями, умер совсем недавно. Лестон изучал виды муравьев, которые, обитая в кронах деревьев, могут бороться с вредителями (или помогать им).
Муравьи некоторых видов поедают вредителей тысячами, но есть муравьи, которые разводят вредителей на своих «фермах» ради сладкой жидкости, которую они выделяют. С помощью таких муравьев поголовье вредителей только увеличивается. Правда, Лестон прославился и многими другими вещами, прославился настолько, что в Гане, где он изучал роль муравьев в выращивании кофе, местные жители сложили о нем песенку, где были слова: «Не очень-то хорош этот белый чувак». Вероятно, дурное поведение Лестона в конце концов привело к его (а заодно и его вшей) изгнанию из университета. Но суть истории заключается в том, что для того, чтобы избавиться от вшей, которых он нахватался, Лестону было бы достаточно сбрить — как бы помягче выразиться? — свой вшивый постоялый двор. На самом деле, бритье волос на теле — это самый эффективный способ избавления от почти всех наружных паразитов, будь то вши, блохи или что-то более экзотическое. В одном из исследований было показано, что депиляция лобка привела к снижению заболеваемости генитальным педикулезом на фоне повышения заболеваемости гонореей и хламидиозом.
Эктопаразиты («экто» в переводе с греческого означает «снаружи», эктопаразиты обитают вне нашего тела в отличие от «эндопаразитов» — например, глистов, — которые обитают внутри тела) обладают врожденной склонностью обитать на волосах, внутри и среди них. Именно это обстоятельство служит причиной быстрого распространения педикулеза в детских коллективах, где со вшами особенно трудно бороться. Гниды прилипают к волосам, так же как и их родители, взрослые вши. У вшей есть специальные конечности, которыми они ухватываются за волосы. Захваты этих конечностей соответствуют диаметру волос, среди которых обитают вши. У головных и платяных (к ним мы еще вернемся) вшей захваты узкие, а у лобковых вшей более широкие, и именно по этой причине лобковых вшей можно иногда обнаружить на ресницах, так как они толще, чем волосы на голове.Учитывая тесную связь паразитов с волосами, мы можем считать зависимость количества эктопаразитов, которых мы кормим, от объема волос, шерсти или, если угодно, меха, вполне разумной и обоснованной. Тем не менее эта паразитарная теория нашей обнаженности требует некоторых разъяснений, ибо какое бы презрение мы ни выказывали в отношении лохматых морд наших далеких предков, утрата волосяного покрова означала также и утрату многих эволюционных преимуществ.
Отсутствие волосяного покрова делает людей более чувствительными к ультрафиолетовому облучению. Нам трудно переносить холод без одежды. Из-за отсутствия меха мы кажемся маленькими, как, например, слепыш кажется маленьким, а эскимосская лайка — нет (если, конечно, ее не побрить).С точки зрения генетики для того, чтобы «облысеть», не требуется больших изменений в геноме; вполне возможно, для этого достаточно изменений в одном гене. Вообще утрата признаков дается легко, доказательством чему служит множество пород «голых» домашних животных, включая собак, кошек и даже кур. То, что естественный отбор породил очень мало лысых млекопитающих (и ни одного вида лысой птицы), говорит о том, что меховой покров практически всегда полезен. У млекопитающих, живущих в джунглях, есть мех. Почти все норные животные имеют волосяной покров. Даже почти все водоплавающие млекопитающие покрыты мехом! Мех — это чудо и прелесть. Для того чтобы животное его утратило, надо, чтобы сложились такие условия, при которых либо поддержание мехового покрова начнет слишком дорого обходиться, либо безволосым животным станет легче спариваться, либо лохматые звери — спаси их Бог — начнут чаще умирать.Первый вопрос, который мы должны задать авторам паразитической теории утраты меха, заключается в следующем: неужели избавление от эктопаразитов настолько выгодно, что стоит солнечных ожогов на пляже, озноба в зимнюю непогоду и неловкости, которую мы подчас испытываем, стоя голышом перед зеркалом? Паразитическая теория опирается отнюдь не на тот вред, который причиняют нам сами паразиты. Укусы блох вызывают зуд, но в остальном они абсолютно безвредны (в этом отношении блохи похожи на некоторых наших кишечных паразитов), если не считать случаев, когда блох становится чересчур много. Блоха кусает нас, отсасывает немного крови, закусывает ее омертвевшей тканью эпидермиса и скачет дальше по своим делам. У шимпанзе и горилл иногда бывает столько эктопаразитов, что на коже образуются язвы, как, вероятно, и у наших далеких предков.
Инфицирование этих язв может привести к смерти животных, но случается такое нечасто. Убивают, как правило, болезни, для которых эктопаразиты служат переносчиками. Клещи переносят пятнистую лихорадку, энцефалит, тиф, киасанурскую лесную болезнь, эрлихиоз, болезнь Лайма, астраханскую клещевую лихорадку — и это далеко не полный список. Вши переносят возвратный и сыпной тиф. Блохи переносят чуму. Под угрозой таких болезней избавление от меха реально могло увеличить продолжительность жизни — во всяком случае настолько, чтобы успеть спариться и оставить потомство. Возможно также, что волосяной покров способствует возникновению болезней, для которых не нужны переносчики. Бактерии могут вольготно жить в меху, и именно поэтому, пытаясь вырастить свободную от бактерий морскую свинку, Джеймс Рейнирс, о котором я рассказывал в первых главах, брил беременных свинок. Возможно, что именно по этой причине у птиц, питающихся падалью, голова лишена перьев. Этот признак появлялся у стервятников трижды и каждый раз независимо. Первый раз это произошло в Новом Свете, второй раз — в Старом Свете (стервятники Европы и Азии — потомки аистов), а в третий раз этот признак развился у неуклюжего аиста марабу.В этой связи Чарльз Дарвин задал простой вопрос: почему в такой ситуации люди сбросили волосяной покров, а другие млекопитающие — нет? Дарвин совершенно справедливо утверждал, что если носительство эктопаразитов предрасполагает к смертельно опасным болезням, то это касается не только человека, но и других животных. Стал бы, например, голый медведь — как ни смешно представить себе такое зрелище — меньше страдать от блох? Но голых медведей не существует в природе, более того, нет даже медведей с редким мехом. Ответ на этот парадокс может быть сведен к двум особенностям, которые отлича- ли группы древних людей от групп, например, медведей.
Во-первых, несмотря на то, что древних людей обычно описывают как кочевников, тем не менее большую часть года они оседло жили на одном месте. В таких группах плотность паразитов могла достигать фантастического уровня. К концу дня мы все возвращались к месту ночлега; как правило, это была пещера. Известно, что там мы впервые встретились с клопами, насекомыми, питавшимися кровью спящих летучих мышей. Одна из ветвей рода этих насекомых дезертировала и нашла нового хозяина в лице человека, превратившись из паразита летучих мышей в постельного клопа. Для того чтобы это произошло, мы должны были стать предсказуемыми обитателями пещер — настолько, чтобы клопы могли днем спокойно спать на наших примитивных лежанках, дожидаясь возвращения хозяев на ночлег. Такая оседлость людей означала, что те паразиты, которые не перепрыгивают с одного хозяина на другого, все же могли в любое время нас найти. Постельные клопы могли дожидаться нашего возвращения на ночлег — больше от них ничего не требовалось, так как им не надо было прибегать ни к каким ухищрениям для того, чтобы добраться до нашего тела. Сегодня мы также знаем, что у животных, живущих группами, особенно такими группами, которые тесно сбиваются в местах ночлега (например, морские птицы в колониях или летучие мыши в пещерах), эктопаразитов намного больше, чем у животных, ведущих одиночный образ жизни. Из-за подобного образа жизни мы обзавелись блохами (и болезнями, которые они переносят), хотя у других приматов блох нет. Вероятно, ключевой причиной стал наш образ жизни и теснота, в которой мы жили.Второй причиной, отличающей человека (помимо образа жизни — по крайней мере исторически благоприятствовавшего заражению эктопаразитами), явилось изобретение одежды. Это произошло приблизительно в то же время, когда мы избавились от волосяного покрова. Так как мы приобрели способность изменять температуру нашего тела (а также наш уровень защиты от влияния окружающей среды), преимущества волосяного покрова исчезли, остались только его эволюционные издержки. Если какой-то признак дает его носителю больше преимуществ, нежели издержек, то такой признак, как правило, сохраняется. Если же признак приводит только к затратам, то он исчезает. Другими словами, как только мы научились изготавливать для себя одежду (которую можно было неоднократно стирать!) из меха других животных — неважно, произошло ли это 200 тысяч лет назад или даже раньше, — она стала такой же уютной средой обитания для эктопаразитов, как и наша собственная пушистая растительность.В этом контексте было бы интересно сравнить наши организмы и наших паразитов с паразитами и организмами наших предков до того, как они утратили естественную растительность. По идее, у наших предшественников заболеваемость инфекциями, которые переносят блохи, вши и другие паразиты, была намного выше, чем у нас. Но мы не можем провести такое сравнение — во всяком случае пока. Наши нынешние ближайшие сородичи: гориллы, шимпанзе и орангутанги — сильно отличаются от наших предков.
Тем не менее нельзя не обратить внимания на тот факт, что помимо паразитов, донимающих нас с вами, у человекообразных обезьян имеются и другие эктопаразиты, которых нет у людей, — например, меховые клещи. Были ли такие паразиты у наших прямых предков — мы не знаем, хотя это и представляется весьма вероятным.Впрочем, если мы обратимся к сравнительно недавней истории, то найдем в ней множество красноречивых свидетельств. В июне 1812 года Наполеон Бонапарт двинул через Польшу в Россию огромную армию. Замыслы Наполеона были поистине грандиозными. Но иногда одного честолюбия мало. Известно, что при попытке покорить Россию погибло около пятисот тысяч наполеоновских солдат (пятеро из шести). Менее известный факт: солдаты в основном гибли не на полях сражений, а умирали от болезней. Людей косил сыпной тиф, переносчиком которого являлись вши, и дизентерия. Солдаты начали умирать еще до встречи с русскими. Из России вернулись 40 тысяч солдат, что сравнимо с численностью населения небольшого городка. Это все, что осталось от почти 600 тысяч солдат, которыми можно было целиком заселить какую-нибудь столицу тех времен. С другой стороны, русские страдали от болезней в гораздо меньше степени. Но почему? Одной из причин могли быть волосы. Французы носили парики, тем самым предоставляя место для обитания вшей — переносчиков сыпного тифа. Русские париков не носили. То есть по сравнению с французами они были безволосыми, что в итоге их и спасло. И это не единственный пример, в котором эктопаразиты играют значительную роль. По некоторым оценкам, Вторая мировая война стала первой в истории человечества войной, в которой больше солдат погибло на полях сражений, чем от болезней, переносимых эктопаразитами.Но не только история дает нам примеры влияния на жизнь человека взаимоотношений между обществом, волосатостью, паразитами и заболеваемостью. Можно также исследовать другие биологические виды, которые, подобно нам, совершили переход к большим, относительно оседлым сообществам. Мы снова можем обратиться к муравьям, пчелам, осам и термитам, но нам нет нужды спускаться так далеко по эволюционному древу. Совсем недалеко, буквально на соседней ветви млекопитающих, мы обнаруживаем слепыша. В Африке обитает множество видов слепышей. Питаются они в основном клубнями растений и большую часть жизни проводят под землей. У некоторых видов есть матки и рабочие особи, как у муравьев. Некоторые виды утратили зрение. Среди всех слепышей есть только один вид, утративший волосяной покров. Этот вид, подобно людям, постоянно обитает в практически неизменных условиях. Так как в Африке тепло и о сохранении тепла речь не идет, затраты на сохранение меха стали выше, чем преимущества, и слепыши, как и мы, потеряли свой мех. Разница между слепышами и людьми заключается в том, что наряду с голыми слепышами существуют виды, покрытые мехом, и мы можем сравнить количество эктопаразитов у них и у голых разновидностей. Насколько нам известно, у голых слепышей эктопаразитов нет. Напротив, все обнаруженные до сих пор особи шерстистых слепышей были буквально покрыты паразитами. Вероятно, так же выглядели наши предки, постоянно расчесывавшие места укусов, от которых некоторые особи заболевали.Возможно, мы стали голыми из-за вшей, клещей и мух (блохи едва ли играли какую-то роль во всей этой истории, так как распространились среди людей сравнительно недавно, прибыв из Нового Света, да и чума — относительно недавнее приобретение человечества). Возможно — подчеркиваю, лишь возможно, — что слепыши стали голыми по этой же причине. Как и всегда, когда речь идет о функциях нашего организма и об их происхождении, ни в чем нельзя быть на сто процентов уверенным. Наверное, возможны и другие объяснения. В конце концов, все дебаты относительно отсутствия волосяного покрова выглядели бы довольно глупо, если бы этот признак не был одним из наших определяющих. После того как мы стали голыми, изменились и многие другие наши биологические признаки. Так как наша кожа стала более уязвимой, в ней образовались сальные железы, ведь нам надо было защищаться от перегревания под жарким солнцем. Вид обнаженного тела стал приятно нас возбуждать (в некоторых папуасских племенах мужчины прикрываются одной лишь тыквой, но появление без тыквы считается неприличным). Акт обнажения лежит в основе порнографической индустрии, ежегодно приносящей до ста миллиардов долларов прибыли. Наша кожа потемнела, чтобы защитить плоть от солнца, но потом у некоторых народов снова посветлела. Белизна кожи повинна в тысячах смертей, вызванных раком кожи, но, с другой стороны, избыток меланина в темной коже может явиться причиной рахита в умеренном климате.
Наша обнаженность во многом определяет наши поступки и поведение, наше отношение друг к другу. Обнаженность является ядром всех изменений, как и те существа, что в какой-то мере привели к ней, — вши, клещи, мухи и прочие паразиты. То же самое касается патогенных микроорганизмов, обитающих в их кишечниках, которые — как бы малы они ни были — оказались достаточно могущественными, чтобы лишить человечество волосяного покрова, выбивая из популяции особей, покрытых густым мехом.Тем временем мы тратим миллионы долларов на то, чтобы сохранить немного былого меха на голове, и еще миллионы на то, чтобы избавиться от него в нижней части туловища. Мы — голые, но весьма требовательные обезьяны, и голые мы, скорее всего, благодаря патогенным микроорганизмам и болезням, ими вызываемым. Если бы до наших дней сохранились другие, волосатые человекообразные, то они, вероятно, смотрели бы на нас так же, как мы смотрим на голых слепышей или стервятников, — с некоторым отвращением. Нас пометили наши болезни. Давным-давно они сформировали нашу иммунную систему, а потом, сравнительно недавно, сделали нас голыми. И это всего лишь самые очевидные пути, какими развивались наши реакции на угрожавшие нам бедствия.
Как работают люди в небоскребах Москвы-Сити
_________________________________________
Понравилась статья? Ставьте лайк и подписывайтесь на канал esquire.ru на Яндекс.Дзен, чтобы видеть больше интересных материалов. А также делитесь нашими лучшими публикациями с друзьями в Facebook, Twitter и Instagram.