Однажды мне было надобно, довольно продолжительное время, ждать одного человека. Сей факт, сам по себе, особо ничем примечателен не был, но учитывая, что это была женщина – ждать пришлось очень долго. Расстраиваться по этому поводу было бессмысленно, а нервничать бесполезно. А посему, тяжело вздохнув и мысленно сказав всё, что в данном случае полагается, я набрался терпения и стал наблюдать за прохожими.
Дело происходило возле станции метро «Белорусская», напротив церкви. Припарковавшись у бордюра прямо под знаком, информировавшего окружающих о принудительной эвакуации автомобиля, выключил зажигание и стал ждать. В современных московских реалиях такое поведение совершенно естественно – главное далеко или надолго не уходить от машины, ну, и не уснуть ненароком, дабы не проспать появления «городских шакалов», то бишь эвакуаторов. А всяких там частных парковщиков и охранников можно игнорировать – нет у них нынче ни прав, ни власти…. Вот, тут только и остаётся, что наблюдать.
Место это шумное и весьма многолюдное: кто-то идёт из метро к пешеходному переходу, кто-то вышел покурить из расположенных поблизости многочисленных офисов и кафе с ресторанами, а кто-то, с телефоном возле уха и мороженным или с букетом якобы цветов, мечется взад-вперёд, назначив именно здесь встречу или свидание.
Мимо меня проскакала молодая женщина. Именно проскакала – смешно подкидывая колени, одновременно пританцовывая, виляя бёдрами и цокая по асфальту высокими шпильками, успевая ещё оглядываться по сторонам и говорить по мобильному телефону. Вероятнее всего, весьма эксцентричная и, судя по вкусу в одежде, незаурядная особа. Но я даже расхохотался – настолько комично всё это смотрелось со стороны. В другую сторону величаво проплыл мужчина средних лет – где-то от сорока до пятидесяти. Гордо выставив массивный подбородок и солидное брюшко, перетянутое офицерским ремнём, он ступал уверенно и, несмотря на обычные кроссовки, каждым шагом, будто печать ставил на асфальт, как на документ какой. Контраст разительнейший. Прямо, аж, оторопь берёт…. А из-за угла здания вдруг вывернулся черняво-вертлявый мόлодец, явно неславянской внешности, и мелко-мелко боком засеменил к пешеходному переходу, пригнувшись и опасливо озираясь по сторонам. С другой же стороны улицы, мимо остановившихся у стоп-линии автомобилей, по «зебре» горделиво дефилировала «строгая училка». Вроде бы и не старая, абсолютно прямая, как фонарный столб, в огромных, модных в семидесятые, очках и с высоко побранной причёской, перебирая небольшими шажками и презрительно ни на кого не глядя. А на небольшой площадке перед входом в церковь, якобы паперти, появилась, возможно, пожилая женщина в толстых, грубой деревенской вязки, шерстяных носках и обутая в старые и сильно потрёпанные, но яркие пляжные тапочки. Переваливаясь с боку на бок, словно большая утка, она протягивала из-под чёрной накидки грязную руку и что-то спрашивала у прохожих – скорее всего, просила милостыню, но, завидев вдалеке человека в форме, она, с завидной резвостью и не хромая, взбежала по ступенькам и скрылась за высокой дубовой дверью.
Вот, так оно и выходит – самому за собой следить как-то не с руки, да и без надобности, порой, а со стороны не часто получается. А, ведь, это же, фактически, зеркальное отражение сущности, собственного «я», так сказать. Есть над чем задуматься…
Человека, которого я ожидал, в конце концов, я дождался, но, увидев, как она идёт, меня пробил шок – слегка согнувшись и выставив вперёд плечо, она была похожа на испорченную заводную игрушку: глядя только себе под ноги и в рваном ритме мелкими шажками. Да, с этим ей надо что-то делать – подумал я, но вслух так ничего и не сказал…