Ей было за тридцать. Ирина. Серьезная, порядочная женщина. Она была очень пунктуальной. Как только кукушка открывала створку и показывала свое деревянное тельце, то она появлялась на пороге.
– Ждали? – вопрошала она и знала, что ждут.
В последний раз – это был старик. Он сидел на кровати и грустно смотрел на тазик с мокротой.
Когда Ирина появилась, он вел себя немного по-детски, капризничал и жалел себя. Но главное, говорил, что не доживет до нового года, а так хочется посмотреть телевизор ночью. Именно ночью телевизор смотреть лучше всего.
– Ты того, не надо умирать, – говорила она, – а то у меня работы не будет.
Три месяца Ирина ухаживал за стариком. У того был рак горла, удалили гортань, в горле была дырка и он говорил шепотом. В комнате стоял неприятный запах, если долго не проветривать, и дед, которому было без одного семьдесят лет, решил, что он уже безнадежен, и готовил себя к уходу на тот свет.
Когда приходила Ирина, у него всегда были занавешены окна, а старик лежал в странной позе, словно на смертном одре, приговаривая молитву. И сейчас, когда она пришла, в комнате было темно, стоял тошнотворный запах, старик не спал, но притворился спящим – она это знала. Поэтому подошла к нему, погладила по голове и спросила:
– Меня что, встречать не будешь?
Старик заворочался.
– Ну, слава богу, а я уж было подумала, что мне не рады в этом доме. Но вижу, что ошиблась. Кавалер наш проснулся и встречает меня своей лучезарной улыбкой.
Старик присел, поднялся, перешел на стул и сгреб крошки со стола, скомкал какой-то лист, на котором было что-то написано.
Ирина догадывалась, что это письмо, которое он хотел оставить после своей смерти. Он его писал уже на протяжении месяца и каждый раз мял и выбрасывал, переписывал и снова мял.
– Я уберу, – сказала женщина. – Столько бумаги. А почему простым карандашом пишешь? Я тебе цветные куплю и ручку.
– Моим все некогда, – сказал он и махнул рукой в сторону темного окна.
И он заплакал, так же тихо, как говорил. Ирина подошла к нему, погладила по руке, тот задрожал и медленно приподнял голову.
– Они тебя любят, – сказала женщина, – только не могут свою любовь правильно выразить. Понимаешь, мой дорогой, мы-то с тобой уже пожили на этом свете достаточно. Мы-то опытные, а они так, дети.
– Так сколько же им детьми-то быть? – прошептал старик. – Боюсь, не дождусь я ничего.
– А ты почаще смотри на них. Говори им хорошее. Например, читай каждый день «Комсомолец» и рассказывай им…
– Они не будут слушать.
– Будут. Понимаешь, молодые – им скучно, когда ты просто лежишь.
Однажды Ирина пришла на день позже, так сложились обстоятельства. Когда она открыла дверь, вошла к старику, то в комнате было такое, отчего хотелось не только зажмуриться, но и бежать куда дальше.
Тошнотворный запах, мусор, сорванные в нескольких местах обои, грязная посуда, тарелка с нетронутой кашей. Старик лежал укрывшись с головой.
Он понимал, что пришла Ирина, поэтому еще сильнее отвернулся и уткнулся в стену. В комнате было темно.
– Ты что, к тебе сосед хотел на рюмочку прийти, а ты… – сказала женщина, раздвигая шторы. Комната осветилась. Старик сразу оживился, задвинул под кровать тазик и вытер усы.
– Только что его видела. Говорю, как поживаете. А он – ничего, вот собираюсь в гости к нашему Митричу зайти. С бутылочкой.
Митрич светился. Он сжимал в руке махровое полотенце, пытаясь из него сделать мяч и смотрел на свои ноги, двигая энергично пальцами.
– Вот правильно. Посмотри на себя. Запустил. Сколько я не была? Два дня?
В дверь позвонили.
– Ждали? - на пороге был сосед. В руке бутылка, он прошел в комнату, поздоровался с Митричем (тот был уже при параде), похлопал его по спине:
– Давно мы с тобой не виделись.
И действительно, гостей старик не принимал давно. Как только с ним произошла эта оказия, от него отвернулись многие, но в основном по причине его замкнутости.
В комнате продолжалась беседа. Старики говорили о Наполеоне, примеряли на себя его возможности и думали о том, могли ли бы они сами взять на себя такие полномочия, чтобы управлять страной.
В прихожей послышались шаги. Это был сын Митрича. Он вошел в комнату, и картина явно не понравилась парню.
Сперва он не мог проговорить ни слова. Все стоял, смотрел на своего отца, соседа, искал глазами Ирину.
– Папа, ты что, сидишь?
Сын, этакий долговязый детина, метр девяносто, был смешон. Он разводил руками и смотрел на отца, который, по мнению сына, был не способен… тот же улыбался и уминал пельмени, смертельные для него.
– Вы пьете? – продолжал сын.
– Да. Присоединяйся.
– Тебе же нельзя.
– Мне можно.
Вошел мальчик. Он ввел в квартиру пса. Фокстерьера. Тот лаял и безостановочно вертел головой. Мальчик его гладил и смотрел на эту картину маслом. Все застыли. Ирина вышла из кухни. Пес вырвался.
– Дарик, стой, – крикнул ребенок, но пес уже бежал по дому и определил свою цель.
– Нет, – крикнул дед. Пес бросился на него, подмял под себя, со стола слетели тарелки. Дед улыбнулся и этот фокстерьер стал его облизывать.
– Дедушка, ты жив? – спросил мальчик, осторожно отводя пса.
– Жив, дорогие мои. Мне еще хочется на твоей свадьбе погулять.
– Ну, батя, сколько можно, – возразил сын.
– Вот так. Они ждут моей смерти, а я…
Этот инцидент окончился печально. Правда внук теперь по-другому взглянул на своего деда. Но сын был непреклонен. Он высказал Ирине много неприятного, закончив свой отчет:
– Эх…Ну, зачем же вы. Мне придется вас уволить.
– Я не могу уйти.
– Я вам заплачу за те дни, что вы у нас отработали…
– Вы не понимаете. Я не могу его оставить.
– Вы не справляетесь.
Сейчас старик спал. Сосед ушел, и вроде бы Ирине тоже было пора, она не хотела уходить. Она не знала, что сможет предпринять, чтобы не оставить его, но знала, что точно что-нибудь придумает.
Пишите свои советы, вопросы в комментариях или на почту: roma-tea79@mail.ru До встречи!