Когда мне было лет десять, увидела я фильм «Вид на жительство». В главной роли был почетный удмурт и чеченец, по месту регистрации - мордвин, а тогда простой француз Жерар Депардье, герой которого заключил фиктивный брак на взаимовыгодных условиях с американкой. И, чтобы получить блага от государства, герои должны пройти проверку миграционной службы, доказав, что брак - настоящий. Они заучивают повадки друг друга, названия марок товаров, которыми они пользуются и другое бытовое.
Сперва все идет гладко, но почетный удмурт проваливает экзамен на простом вопросе. То ли член комиссии про крем жены спросил, то ли про пасту, а тот взял и выдал себя с головой: «Вечно забываю ответ на этот вопрос». У людей уже любовь, но закон суров, и Депардье депортируют.
И у меня каждый год такая проверка. Не доверяет индийское правительство иностранцам, которые связались с их подопечными. Первые несколько лет точно. Ты сперва докажи, что вы не разбежитесь, а потом получишь тугумент, а то знаем мы этих иностранцев.
В первый год полицейский приехал домой сам. С интересом естествоиспытателя понаблюдал за нами, как под микроскопом. Допрос напоминал скорее праздное любопытство. «А как живете? Она умеет готовить? А воду сможет мне налить? Свадьбу где делали? А с родней поладили? А скандалите?» Да, сейчас мы тебе, родному, внештатному психоаналитику, расскажем всю правду, как на духу.
Сидит полицейский, воды испив, заполняет бумаги, прослоенные копиркой, под диктовку. Где родилась, штат Иакутиа, город Йакутаск, улица... ну что за названия, черт возьми, черншэфска, чренышеска.
- Вот диктатор такой был, Чаушеску. Это в честь него? – обнаружил внезапную эрудицию полицейский.
- В честь писателя это.
– Надо же, диктатор-писатель! А деда жены как звать?
- Лев.
- Как?
- Л-э-в
- Имена иностранные такие трудные. Погодите.
Знакомую, живет в четырех часах езды от Индора, по имени Инесса записали вообще как Виниша.
На второй год уже верификация была побыстрее, но с моим личным присутствием в участке. Полицейский участок был небольшой, каменный, с решетками на окнах без стекла. Лил сезон дождей, мокрые шторы трепыхались и липли к решеткам, а под ними натекали лужицы мутной воды.
Как заходишь, налево. Там будет старый стол, весь в отечных, распухших от влаги, папках с делами, а за ним офицер с седыми усами и неприятным лицом, почти медным от духоты, сидит. За офицером, опять же слева, будет клетка.
Но она пустовала в тот вечер. Зато перед ней сидел злоумышленник, наполовину голый, в одних застиранных полотняных брюках, достающих едва ли до щиколотки. Прикованный за лодыжку к клетке, он устроился по-турецки на полу, нога на ногу, и весь изображал абсолют человеческого смирения. Подозреваю, его сдала родственница, может, даже супруга; вдали женская фигура что-то громко и часто объясняла офицерессе, к которой обращалась сразу «сэр-мэм», тыча всей ладонью в сторону плененного мужика. Злоумышленик сидел человеческим якорем в конце цепи, подперев голову кулаками, тяжко вздыхал от жалости к себе, а лицо его было разноцветным и все в крупную шишку от побоев. И даже на таком расстоянии было слышно запах сивушных масел.
- Как деда зовут? – спросил меня мой неприятный офицер, водя пальцем по прошлогодним бумагам.
- Лев, – ответила я
Этого хватило, чтобы убедиться в кристальной чистоте моих супружеских намерений в отношении гражданина Индии Никхилеша. Усач одним взмахом расписался, и я ушла.
В третий раз закинул он невод... А когда мне выпишут тугумент на несколько лет подряд, никто больше про имя деда в доказательство любви и не спросит.