Не знаю, как глубоко сидит этот страх - где-то на уровне каких-то ментальных особенностей, на подкорку сознания. Там, за пределами нашего рацио - в инстинктах. Этот страх большой и порой кажется, вечный. Страх перед институтами.
Представляется, что тех несколько десятилетий системы прилично проехались нашими извилинами. Мы боимся, только переступаем порог любой государственной или похожей на нее учреждения. Мы боимся в банке, на почте, в ЦНАП, в ЖЭКе (уж не везде они есть, а мы дальше боимся), на таможне, в налоговой, в паспортном столе, в собесе, в пенсионном фонде, в полиции, в больнице ... мы даже в магазине (иногда) боимся. Боимся так, что либо яростно ссоримся, что тоже своего рода защита, или прячем голову в песок, как страусы, и не говорим даже слова, чтобы заступиться за себя - лишь быстрее оттуда уйти.
Мы терпим произвол, неуважение, пренебрежение, халатность, хамство, бессмыслица, непрофессионализм. Мы терпим даже издевательство. Понимаем, что так не должно быть, что это, как минимум, неправильно, а как максимум - преступление. Но терпимо.
Простите это обобщение, и подобные вещи я вижу настолько часто, что позволяю себе сейчас рассуждать от лица того коллективного «мы».
Мы терпим, потому что боимся. Боимся, что когда вот сейчас выступим против произвола, неуважения, превосходства, халатности, хамства, бессмыслица, непрофессионализма и даже издевательств, то не получим желаемого или станет еще хуже, чем раньше. Горький опыт поколений? Возможно.
А что же я? Я тоже боюсь. Когда медсестра вырвала у меня из рук младенца, я не сопротивлялась. Я позволила это сделать. Я позволила, чтобы его забрали и за закрытыми дверями в манипуляционном кабинете под его невыносимые крики ставили этот проклятый венфлон. Но давайте сначала.
История давняя. Скоро десять лет. Так случилось, что мы со старшим сыном попали в больницу. Ему было год и 2 месяца, он еще был грудной. Нужна была капельница. Но на дверях манипуляционного кабинета висел зловещий листок формата А4 с надписью: «Манипуляции проводятся без присутствия родственников». Сын начал кричать уже после того, как медсестра забрала его у меня из рук. Меня выставили в коридор и закрыли дверь. Как он кричал! Господи, как же он кричал! Я сползла по стене на пол и тихо выла под манипуляционной. А он - кричал.
После пяти минут крика дверь открылась. Я увидела своего ребенка, связанную простыней на кушетке, которую держали две медсестры, а третья пыталась найти вену. Малыш был синий от крика. Он уже не мог плакать - он задыхался. «Сделайте что-то с ним, мама! Потому что мы не можем поставить венфлон »- рыкнула на меня медсестра. Я бросилась к ребенку, склонилась над ним, подняла футболку и дала ему грудь. Сын мгновенно успокоился. Через всхлипывания и судорожные вдохи сосал грудь. Между тем медсестра поставила ему тот проклятый венфлон.
Зачем это все было? Для чего? Зачем ежедневно в том кабинете дико кричат дети, а их мамы воют на полу под кабинетом? Для чего, если достаточно просто позволить маме держать ребенка на руках ?! Так, ребенок все равно будет плакать. Но не так сильно. Не так! Знаю, что говорю. Потому что в другой ситуации, моему уже младшему сыну также ставили венфлон, но волею случая случилось так, что делали это в палате. Ему было где-то полтора года. Он спокойно сидел у меня на руках и рассматривал медицинские манипуляции. Заплакал, конечно, когда прокололи кожу. Но это длилось ровно несколько секунд. И мгновенно успокоился, как только я дала ему грудь. Ну нельзя же иначе! Можно !!! То для чего по всей стране в манипуляционных кабинетах ужасно рыдают дети, а их мамы ... Вы знаете, что их мамы ... Да, воют на полу под дверью. И ничего с этим не делают. Ничего.
А знаете, почему? Почему это все - так? Когда я спросила об этом врача-реаниматолога, который закрывал передо мной двери реанимационной палаты, он ответил: «Потому что я так привык». Слышите? Он так привык! И именно поэтому мой ребенок визжала на весь этаж. Нет, ему не проводили реанимационных мероприятий. Ему не одевали кислородную маску, ни делали искусственную вентиляцию легких или массаж сердца. Его забрали в реанимацию «на всякий случай», потому что знаете - «всякое бывает». На одни сутки. Меня обещали позвать, если он будет плакать. Конечно, позвали. Когда я почти силой вломилась в отделение, мой ребенок стояла в железном зарешеченном кроватке, качалась из стороны в сторону и охрипшим от крика голосом повторяла: «ма-ма, ма-ма, ма-ма»! Потому что он - врач - сильный, властелин мира (в той ситуации точно) - так привык. Когда я спросила, что ему делали, ответили: капали. То же самое, что и в обычной палате. Но просто не у мамы на ручках, а привязанном к кровати. На всякий случай. И вообще, он не реанимационный. Можете забирать в палату ...
Как следствие, ребенок, к тому несколько дней была в больнице и не боялась врачей и медицинских процедур, начала кричать только от одного вида белого халата и не давала прикоснуться даже к себе, не то что послушать или посмотреть горло.
Зачем ?! Скажите мне, для чего это все?
Что должно произойти, какая медицинская реформа, чтобы это издевательство прекратилось? Сколько нужно денег, чтобы несмотря на постановление об открытой реанимацию реанимация таки была открыта? Сколько министров надо поменять, чтобы мама имела возможность держать ребенка на руках во время медицинских манипуляций?
И я это все позволила! Каждый раз позволила. Я не отстояла своего ребенка, хотя знала, знала, как будет для нее лучше! Я не настояла на своем через иррациональный дикий страх перед кем-то, кто на данный момент сильнее, чем я. Ведь - они же спасают моего ребенка, а я тут со своими претензиями ...
У меня был и другой больничный опыт. Я точно знаю, что даже в нашем городе, в пределах одной и той же больнице может быть иначе! Слышите? Может! Не бойтесь!