Порой возникает ощущение, что феминитивы изобрели вчера. И сейчас вот-вот кому-нибудь вручат по этому поводу Нобелевскую премию — Нобелевку, не Нобеля — в области филологии.
— Я на таком-то портале авторка, — говорит знакомая и пристально так в глаза смотрит. Покроюсь я пеной или не покроюсь, пойду волдырями по всей коже или тихонько помру.
— Почему не на порталке? — думаю, но вида не подаю. Ну, пофиг, честно.
Да, корёжит. От «поэтессы» не корёжит, а от «поэтки» — да. Не потому, что наши мальчишки сделаны из веснушек, хлопушек, линеек и ШОВИНИЗМА, а потому что форма непривычная. Как дырка в зубе. Трогаешь её своим русским языком и никак не привыкнешь. Наживное.
Другие за наш русский язык переживают. Как он, бедный, феминитивы-то проглотит? Ять не вылезет ниоткуда?
Это как за нашу планету беспокоиться. За четыре с половиной миллиарда лет её пронзали вулканы, сотрясали землетрясения, сковывали ледники и лупили метеориты, но именно сейчас ей настанет конец, потому что пластик и коровы пукают. (Это не значит, что можно мусорить. Просто беспокоиться о судьбе планеты бесполезно и в философском смысле лишено… э-э, смысла)
Вот и русский язык спокойно переживет все англицизмы и феминитивы. Люди, которые произносят гневные монологи по поводу засилья английских слов и выражений в современной русской речи, используют при этом десятки слов французского, немецкого, латинского и — о ужас — английского происхождения, от которых так не корёжит. Потому что привыкли.
Как я отношусь к феминитивам? Прекрасно отношусь. Войдут в лексикон — добро пожаловать, не войдут — что поделать, лингвистический естественный отбор. Идеи вообще бесят редко, чаще те, кто их с пылом и жаром проповедует. Перед кем надо оправдываться за то, что кочегарка — это помещение, а не женщина-кочегар.
Но если что, я всегда готов вспомнить, что в детстве мечтал вырасти и стать кухаром, нянем или, в самом крайнем случае, горничным.
Пристальное внимание к родному языку — это вообще замечательно. Если не ограничиваться окончаниями отдельных слов.