Найти тему
Грибанов Роман

Chicago в Чикагинске. Как на Урале джаз-рок запрещали

Александр Морев. Челябинские флейтисты настолько суровы, что записывают свою музыку в шубах (в "студии" очень холодно)
Александр Морев. Челябинские флейтисты настолько суровы, что записывают свою музыку в шубах (в "студии" очень холодно)

Начало 80-х – время моды на серьезную сложную музыку и творческого поиска новых форм. Популярнейшая «Машина времени» вдруг посчитала обычное исполнение со сцены песен делом банальным и начала перемежать пение «Поворота» и «Марионеток» художественным чтением текстов из сказки «Маленький принц» Антуана де Сент-Экзюпери и стихов других авторов. Александру Градскому надоел прямолинейный «скомороший» рок-н-ролл, и уроженец Копейска выдал рок-сюиту «Русские песни», а затем рок-оперу «Стадион», в основу сюжета которой легла история убийства чилийского коммуниста и певца Виктора Хары. А Южный Урал? В тот отрезок времени Челябинск еще не был так бесконечно далек от столичных музыкальных трендов, и в 1982 году здесь была сочинена оратория «Диалог о равнодушии». Удивительная джаз-роковая сюита, которая даже спустя 35 лет звучит мощно и актуально, хотя и находится в абсолютном забвении. В полном соответствии с челябинской традицией короткой культурной памяти.

Усилиями Владимира Батракова и его единомышленников в начале 80-х на Южном Урале неожиданно пророс редкий в здешних суровых краях музыкальный стиль – джаз-рок. Впрочем, чему удивляться, живешь в Чикагинске - слушай Chicago, коллектив в те годы среди профессионалов чрезвычайно уважаемый и модный. А Владимир Батраков собрал вокруг себя настоящих профессионалов. Группа меняла название – «Гольфстрим», «Формула-1», «Союз», «Сплав», но не изменяла главному – высочайшему уровню игры на инструментах и постоянной тяге к экспериментам со сложной для массовой аудитории музыкой. И желание попробовать себя в крупной форме для Батракова со товарищи было естественным, так и родилась удивительная рок-сюита «Диалог о равнодушии».

Играет "Гольфстрим"
Играет "Гольфстрим"

- Мы еще под названием «Формула-1» тогда существовали, - вспоминает Владимир Батраков. – Все время проводили в репетициях, в экспериментах с аранжировками и поиске неповторимого своего стиля и собственного творческого почерка. Собрались люди, объединенные твердым желанием – не хотим быть такими, как все. На сцене мы появлялись в ресторане «Турист», но это работа для денег, а для души группа собиралась на базе в ДК ЖД и коллективно сочиняла рок-ораторию. Слова придумывал наш тенор-саксофонист и флейтист Александр Морев, музыкальные темы были плодом совместного творчества, я отвечал за аранжировку.

Оттачивая исполнительское мастерство и приобретая умение чувствовать друг друга в ансамблевой игре, «Формула-1» тогда репетировала практически каждый день. Кроме Батракова на клавишных играл Александр Немцев, Андрей Макаров отвечал за ударную установку, бас-гитара – Александр Черепанов, двое последних потом перешли в «Уральский диксиленд». Лидер-вокалистом был Владимир Дружков, и чуть позже к коллективу присоединился саксофонист и кларнетист Алексей Тимшин. Ну и главное отличие группы от остальных челябинских коллег - духовая секция в лице трубача Сергея Курбатова, трубача и вокалиста Александра Ершова, на саксофонах и флейте играл Александр Морев, тромбонистом был Сергей Шкурко, впоследствии тоже артист джазового коллектива «Уральский диксиленд». Важно то, что в коллективе уже на том этапе имелся штатный звукорежиссер, безмерно талантливый Сергей «Репа» Спиридонов. Генератором идей был лидер-гитарист Раф Максумов. Участвовал в работе над «Диалогом» и Валерий Сычев - ветеран челябинского биг-бита, гитарист легендарного ВИА «Оптимисты», игравшего в Челябинске еще в 60-х годах. Его ценили не только за умение взять красивое соло, но и за дорогую фирменную гитару и японскую «примочку». У остальных педали были самопальные, что однажды сыграло с группой злую шутку.

Валерий Сычев (с гитарой) и Владимир Батраков
Валерий Сычев (с гитарой) и Владимир Батраков

- Вначале мы записывали «Диалог о равнодушии» на нашей репетиционной базе, а ДК ЖД расположен рядом с челябинским телерадиоцентром, - вспоминает Батраков. – Слушаем рабочую демо-версию оратории, и вдруг сквозь грохот ударных и гитарный драйв прорывается… какая-то радиопередача. Все в полном недоумении: откуда она появилась на записи? Что за колдовство? Выяснилось, что самодельная «примочка» завелась и поймала радиосигнал со стоящей рядом телевышки.

Рядовые зрители, впрочем, восприняли неожиданное включение «радионовостей» как искусный звуковой эффект сюиты. Там многому можно было удивляться, ведь «Диалог о равнодушии» - это один впечатляющий джаз-роковый эксперимент, оратория длится почти 20 минут, но слушателя держит в напряжении каждую секунду. Здесь звучит и разложенный по ролям вокал, и чисто театральный речитатив, у каждого инструмента есть не просто свой «голос», но своя «роль», работающая на общий замысел постановки.

Раф Максумов
Раф Максумов

- Когда я слушала запись «Диалога о равнодушии», мне больше всего эту рок-ораторию хотелось «увидеть», - говорит композитор Марина Бушмелева. - Я практически представляла себе, что можно сделать с этим классным, очень театральным музыкальным материалом на сцене, какую постановку осуществить! Короткометражный мюзикл? Да, вполне возможно. Рок-балет? Просто идеально! Невероятно жаль, что в начале 80-х челябинские музыканты, сочинив такую мощную вещь, не нашли своего режиссера, который бы на основе «Диалога» мог сделать роскошную постановку. В своих текстах и музыке Батраков и Морев смогли создать ярчайшие образы и заставили слушателя обсуждать вместе с музыкантами весьма философские темы на уровне, не побоюсь этого сравнения, гамлетовского «быть или не быть?».

Музыка «Диалога о равнодушии» просто наполнена Свободой! Инструменталисты на протяжении всей оратории постоянно удивляют слушателя неожиданной сменой ритма и новыми интонациями барабанов и гитар. В музыке просто буйствует юношеский максимализм, а аранжировка – сильная, смелая, бесшабашная, то есть со всеми качествами, присущими именно молодежи. Удивительное сочетание свободы музыкального мышления и отточенного профессионализма во владении инструментами. Группа поставила перед собой задачу не просто сочинить «крупную форму», а предельно самовыразиться, на уровне обнажения собственной души. У них получилось! При этом сюита развивается по четкому сценарию, сделанному по всем театральным правилам, – с зачином, развитием сюжета, кульминацией и катарсисом.

В тексте поэмы Александра Морева любой литературовед найдет влияние и Маяковского, и яростных советских поэтов 30-х годов – Владимира Луговского и Бориса Корнилова, и «шестидесятника» Юрия Галанскова. Сам Морев считает, что все гораздо прозаичнее. Его жена хорошо владела английским языком и переводила мужу тексты песен Chicago, столь почитаемой всеми музыкантами челябинской группы. А они были наполнены политическими призывами и экспрессивными размышлениями о совести и смысле жизни. Так что Chicago повлияло на коллектив Батракова как своим стильным джаз-роком в музыке, так и литературными образами в словах. Но и сам Морев был, конечно, уникальным «чикагским» ретранслятором, к тому времени у Александра имелось профессиональное музыкальное образование, незаконченное высшее филологическое, плюс он готовился поступать на режиссуру в ЧГИК. И в совершенстве владел флейтой и саксофоном.

Александр Морев
Александр Морев

- Поэтому у меня очень легко получалось писать нужные слова на музыку, - говорит поэт и музыкант. – Вечером на репетиции Раф Максумов показывал придуманный им рифф, а утром я приносил подобранные к нему строчки. А иногда было наоборот, я представлял на репетиции текст, и мы сочиняли под него мелодии. Музыка и слова рождались практически параллельно. Потом созданный материал отправлялся на редакцию и аранжировку к Владимиру Батракову. Чувствовали себя уверенно, наш состав как раз победил на городском конкурсе ансамблей ресторанов и кафе, а я даже получил грамоту как лучший тенор-саксофонист.

Важная и грустная фраза Марины Бушмелевой – «группа и сочиненная ею оратория не нашли своего режиссера». Но не по своей воле! К большому сожалению, тот огромный творческий потенциал, которым был до краев наполнен «Диалог о равнодушии», не был выплеснут на жиденький челябинский культурный слой. На публике музыканты сыграли ораторию всего два раза. Премьера состоялась во дворце молодежи «Монолит» и собрала в основном коллег по городскому музыкальному цеху, прослышавших об экспериментах Батракова со товарищи. Профессионалы рукоплескали! Чтобы организовать дальнейший массовый прокат оратории в Челябинске и за его пределами, нужна была «литовка» - официальное разрешение на исполнение от ГК ВЛКСМ и отдела культуры горисполкома. Решение чиновников было категоричным: «К исполнению не разрешается!». На полях запретительного документа чиновница от культуры Усынина дописала язвительно: «Все это не профессионально, меланхолично, не художественно и без оптимизма. Где поэзия? Слабо! Нельзя!».

Документ о запрещении исполнения рок-сюиты с подлинными автографами чиновников от культуры
Документ о запрещении исполнения рок-сюиты с подлинными автографами чиновников от культуры

«Меланхолично. Запретить!» - шедевр челябинской культурно-бюрократической тупости. МЕЛАНХОЛИЧНО… С такими эпитетами они бы и Эрика Клэптона распнули (он же Бог), чего уж говорить о местных артистах.

- После этого позорного разбирательства Усынина отвела меня в сторонку - рассказывает Александр Морев, - и призналась, что ее сын увидел на столе текст «Диалога», прочел и немедленно поинтересовался, где можно послушать группу с такими любопытными текстами. Увы, мама опустила перед нами и собственным сыном шлагбаум запрета.

В культурных кругах тогда шушукались, что идеология тут совершенно ни при чем, Усынина просто ждала от «Формулы-1»… взятки. А наивные музыканты намека не поняли.

Затем была встреча с представителями Курганской филармонии, которые усиленно зазывали коллектив Батракова в штат, мечтая сделать у себя зауральский аналог «Ариэля». Курганцам был показан «Диалог о равнодушии», музыканты отыграли рок-ораторию от начала до конца. Ошарашенные соседи вначале долго молчали. Потом начали сыпать комплиментами, сравнивая челябинцев с Chicago и Weather Report (не такие уж неучи живут в Зауралье), но как-то робко и смущенно. В итоге «филармонисты» резюмировали: для нас это слишком круто и сложно, Кургану нужны композиции попроще. И состав Батракова, назвавшись ансамблем «Союз», уехал в соседний регион играть музыку «курганского формата». А «Диалог о равнодушии» стал музыкальной историей Челябинска. Печальной ее частью.

Владимир Батраков
Владимир Батраков

- Слава богу, Валерий Секретов – наш будущий бас-гитарист, виолончелист и вокалист, нашел какой-то подходящий зальчик в одном из челябинских ПТУ, - вспоминает Владимир Батраков, - а Сергей Спиридонов на пару дней переоборудовал его под студию. Для живой записи Репа расставил по сцене нас и микрофоны, отгородил ударную установку от общего саунда занавесом и еще какими-то тряпками. Писали все на обычный бытовой магнитофон «Маяк». Чтобы получить естественную реверберацию, духовую группу пришлось выставить в фойе, там они и играли, причем в шубах и пальто – 7 ноября 1982 года в ПТУ не топили, и было очень холодно. Так и зафиксировал рок-ораторию в качестве демо-записи. На всякий случай. Может быть, еще пригодится?

Сергей "Репа" Спиридонов (за пультом) и Владимир Батраков
Сергей "Репа" Спиридонов (за пультом) и Владимир Батраков

Несколькими годами раньше челябинского «Диалога о равнодушии» Владимир Высоцкий и его соавтор в части музыки и аранжировки Анатолий Кальварский создали цикл песен к кинофильму «Бегство мистера Мак-Кинли». Его лирический герой – маленький человек, зажатый тисками лютого капитализма и мучительно размышляющий о своем месте в этом жестоком мире, о пропасти пошлости и бездушия, в которую катится человечество. Невероятно актуальные композиции сегодня! Точно так же до предела современна челябинская оратория Батракова – Морева - Максумова по поднимаемым еще 35 лет назад темам смысла жизни, криков совести и расплаты за обман самого себя.

Страшное рядом с нами ужилось,
Наглость, цинизм, подлость и лживость.
Люди, которых ничто не тревожит,
Люди, которым достаток дороже.

Чистое небо, родник звонкий.
Будут ли видеть наши потомки?
На снегопад, на дождь идущий.
Не обворуем ли мы будущее?