К колоколам в России относились с особым почтением и любовью.
К 1917 году по всей стране насчитывалось более чем 1 млн. колоколов и 25 заводов их отливающих.
В России колокола весом более 10 тыс. кг считались обычным делом, тогда как в Европе колокол весом 2,5 тыс. кг считался уникальным экземпляром.
Редкие иностранцы, что в 18 веке посещали Московию, находили русские колокола редким кошмаром. От их перезвона они только что не глохли. И при таком «концерте» невозможно слова было сказать, колокольный звон всё перекрывал.
«Русское ухо» слышало в этом всепоглощающем звоне высший смысл. Выдающийся исследователь русского церковного пения Степан Васильевич Смоленский рассказывал о Пасхе в Москве:
«Тысячную толпу не слыхать - она совершенно смолкла. Молчит и вся Москва. Но вот раздался первый удар необычайно мягкий, негромкий... на Ивановской колокольне. Она дает сигнал... Через 5 - 6 секунд уже ударили все «сорок сороков» и загорелись иллюминации всех колоколен. Загораются и свечи тысячной толпы... Гудит мягкий, баснословный звук, вдруг сменяющийся торжественным звоном... В этой силе исчезает все: и начавшаяся пушечная пальба, и пения хоров в появившихся крестных ходах, и вздохи волнующейся массы. Только и слышится один звон, который переворачивает душу».
Подобные чувства были не только у Смоленского. В 1854 году Александр Николаевич Островский написал пьесу «Не так живи, как хочется» о кутиле Петре Ильиче, которому "сам черт не брат" . «Накушавшись» в Масленицу, он с ножом стал гоняться за молодой женой. И в какой-то миг своей белой горячки Петр Ильич обнаруживает себя у черной бездонной проруби под ногами. Вдруг сверху раздается колокольный звон Великого поста, пробуждая в нем божий страх, совесть и раскаяние.
Во времена премьеры пьесы оппоненты Островского оценивали такой финал драмы как агитпропаганду.
Но истина выше примитивной критики.
Аполлон Григорьев в своих мемуарах, описывая один из крестных ходов, так объяснял духовный смысл колокольного звона:
«Крестный ход! Все тротуары полны празднично разрядившимся народонаселением... и воздух дрожит от звона колоколен старых церквей, и все как-то чему-то радуется, чем-то живет - живет смесью, пожалуй, самых мелочных интересов с интересом крупным ли, нет ли - не знаю, но общим, хотя и смутно, но общественным на минуту... Общее что-то проносится над всей разнохарактерной толпой, общее захватывает и вас, человека цивилизации».
Все это захватывало и давало всплеск единства и родства, мгновениями которых всегда была сильна необъятная Россия. В колокольном звоне есть и торжество, и божественная благодать прозрения.