В начале XX века прежние представления человека о мире претерпели изменения. Казавшиеся соразмерными и покорными процессы и вещи вышли из-под контроля. Открытия Альберта Эйнштейна, Зигмунда Фрейда, Анри Бергсона творчески перерабатывались многими авторами того периода, изменив форму художественного освоения действительности.
Что пишет об этом Ален Роб-Грийе, французский писатель, идеолог «нового романа» (в его романах человек исчез, а вещи остались)
Нам понятно, почему столь внушающими доверия были вещи у Бальзака: они принадлежали миру, хозяином которого был человек. Человек был смыслом всего, ключом ко всему миру и его естественным хозяином. Отныне значения окружающего нас мира неполны, предварительны, противоречивы и всегда спорны».
Так появилось новое литературное и философское направление в литературе ХХ века — модернизм. Что такое модернизм? Конечно, слово имеет французское происхождение в значении — новейший, современный. Основные характерные черты для модернистских произведений — это ощущение тягостного разрыва личности и общества, отчужденность, абсурд повседневной жизни и всего существования мира.
Именно по отношению к такому искусству справедливы слова философа Х. Ортеги-и-Гассета о том, что модернизм «состоит целиком из отрицания старого».
Три важные идеи движения: поиск целостности в прошлом — отсюда автобиографизм большинства произведений (Пруст), обращение к мифам (Джойс) и эротические переживания (Лоуренс). Философ и психолог Карл Ясперс выделял еще одну общую черту модернизма — нигилизм, который достиг наивысшей точки в экзистенциализме.
Кого причисляют к литературе модернизма: Д. Джойса, Ф. Кафку, В. Вулф, Г. Стайн, Т.С. Элиота, А.Жида, М. Пруста, Ж. П. Сартра, А. Камю, Э. Ионеско, С. Беккета и других.
1930-е-40-е годы — экзистенциализм
Экзистенциализм в литературе появился незадолго до второй мировой войны и развился после нее как ответ на перенесенные горе и человеческие бедствия, связанные с фашизмом, недоверием к политическим системам, идеологиям и осознанием относительности «добра» и «зла» в то время.
Сама формула человеческой экзистенции («существование предшествует сущности») подразумевала, что неизбежная смерть, поджидающая каждое живое существо, знаменует собой извечный трагизм бытия, исключающий — или вбирающий в себя — любую другую трагическую ситуацию. Феномен трагического переносился на индивидуальную судьбу все более решительно.
Ж. П. Сартр доказывал, что экзистенциализм и есть гуманизм в новых условиях, а философия абсурда человеческого существования и непредсказуемости бытия, выдвинутая Камю, приводила того к «стоическому пессимизму». Камю неоднократно ссылается на Кафку, все творчество которого представляет собой повествование о противоборстве человека с окружающим миром; это противоборство неизменно кончается поражением героя, не обладающего ни силой, ни волей к сопротивлению, раздавленного недоступной пониманию, враждебной средой.
Основные произведения:
- Жан-Поль Сартр «Тошнота», «Стена», «Мухи»;
- Альбер Камю «Посторонний», «Миф о Сизифе».
1950-60-е годы — «антироман» и «антидрама»
Однако конец 50-х – первая половина 60-х годов стали временем, когда во второй и последний раз европейский модернизм переживает свой расцвет. Его возрождению положил начало так называемый «бунт снобов» - творчество авторов, которые в противовес ангажированной, нравственной литературе демонстрировали другую крайность – «дезангажированность», начавшуюся с деполитизации литературы, компрометирования моральных ориентиров военных писателей. Затем, в середине 50-х, возникают так называемые «антироман» и «антидрама», передающие типичное для модернизма восприятие мира как абсурда, бессмысленного хаоса. Представители модернизма «второй волны»:
- Эжен Ионеско «Лысая певица»;
- Сэмюэль Беккет «В ожидании Годо».
И в своем театральном, и в романическом творчестве С. Беккет пытается достичь обнаженности слова, лучше всего отражающей человеческую жизнь, которая описывается посредством бесконечно повторяющихся тем – таких, как ожидание, смерть, блуждание и деградация. Персонажи Беккета утратили индивидуальность: его клошары, бродяги, старики, клоуны – это тени и особенно голоса, которые говорят не умолкая, поскольку речь является единственным способом продлить существование. Говорить, чтобы говорить, - таково единственное занятие персонажей: «Итак, нужно продолжать, стало быть, я продолжу, нужно произносить слова такими, пока они есть, нужно их произносить, чтобы они нашли меня, чтобы они со мной поговорили, вот странное мучение» («Безымянный»). Этот словно бы замирающий голос всегда возрождается сам по себе.
Речь становится все более бессвязной и скудной. Однако молчание является одновременно высшей точкой богооставленности человека и силой сознания. Напряженность беккетовского дискурса обусловлена противопоставлением молчания и речи. Все его творчество делится между искушением выразить реальность жизни посредством речи и провалом этой попытки: «Назвать, нет, все неназываемо, произнести, нет, все непроизносимо» («Никчемные тексты»).
С. Беккет сокращает любое существо до размеров собственного тела, которое не располагается в определенном времени или пространстве. Он ничего не доказывает и ничего не демонстрирует: очищает личность вплоть до высшего одиночества, отсылая тем самым каждого из читателей и зрителей к своей истине: всеобщей потере корней. «Это молчание и не молчание, нет никого и кто-то некто», - говорит драматург в «Никчемных текстах».
Литературное понятие «антироман» появилось в предисловии Сартра к роману Натали Саррот «Портрет неизвестного» в 1947 году. Успеха роман не имел — тогда еще время для «антиромана» не пришло, это было время, еще не остывшее от потрясений военной эпохи. Сартр установил, во-первых, появление особого типа романа, который «оспаривает роман», а во-вторых, определил существеннейшую связь «антиромана» с экзистенциалистской философией.
О «новом романе» во 2 части.