3 мая 1945 года возле каменных стен фашистского лагеря смерти Маутхаузена покачивалась на дунайских волнах железная баржа. В ней на грязных клочках соломы, тесно прижавшись друг к другу, сидели раздетые донага, изможденные люди. Шел шестой день, как эсэсовцы загнали их в баржу. 27 апреля их было 650. Сейчас оставалось в живых не больше половины. Кто умер от голода, кто окоченел на обжигающе-холодной железной палубе. Все эти дни мертвые оставались рядом с живыми. И среди живых все до одного были калеками: кто без рук, кто без ног.
От голода кружилась голова, грудь разрывало простудным кашлем. Он вытянул обрубки ног на редкой, не греющей подстилке и впал в забытье. И почти сразу же – в который уж раз! – из глубины слабеющего сознания выплыла давняя-давняя картина:
по травянистой деревенской улочке бегут его дочурки. Они бегут к нему, прикрываясь ладошками от солнца, и весело смеются над чем-то своим, детским, непонятным отцу. А он стоит в дверях кузницы, скрестив на груди сильные руки, и тоже улыбается...
Видение исчезло, и на смену ему пришла тоскливая мысль: что хотят сделать с баржой фашисты? Неужели это конец?
И снова в памяти – обрывки воспоминаний.
... Он пришел в сознание от резкой боли в ногах и ужасного звона. Казалось, звенит все тело. Первая мысль была:
«Где я? Неужели в кузнице? Но почему такая боль в ногах?»
Он застонал и с трудом приоткрыл глаза. Лучше бы он их не открывал: четверо немецких солдат тащили его на плащ-палатке...
Потом его долго везли в трясучем мотоцикле с коляской. Потом, полуживого, допрашивал какой-то человек в русской шинели:
Его швырнули на ночь в блиндаж. А на другой день Соколова и еще 18 раненых русских бойцов погрузили в товарный вагон с колючей проволокой на окнах. До Кингисеппа из 19 человек остались в живых только семеро. Обе ноги Соколова распухли, почернели и, когда он стучал по валенкам, были бесчувственны к боли, как поленья.
В Кингисеппе пленные врачи ампутировали их. И начались для Василия Александровича скитания по лагерям. Авшовицы, Люблин и, наконец, Маутхаузен – самое страшное место. Семиметровые каменные стены в виде буквы «П» спускались к самому берегу Дуная. С четвертой стороны прямоугольник замыкала высокая тюрьма для «особо опасных политических преступников». Говорят, в одной из этих клеток некоторое время находился Эрнст Тельман. Позднее немцы привезли сюда генерала Карбышева и, после долгих пыток, насмерть заморозили его.
День и ночь дымилась высокая труба крематория. Отсюда не было выхода...
Здесь и убивали людей легче, чем мух. Через день комиссия врачей отбирала 300 заключенных – на топливо для крематория. Это называлось – «селекция». Далеко не все узники знали, что означает этот отбор. По баракам ползли слухи, что людей, отобранных комиссией, переводят в третий лагерь для выздоровления. Там, дескать, кормят лучше, даже хлеб дают. И находились несчастные, попадавшиеся на удочку. Один заключенный на глазах у Соколова умолял комиссию перевести его в третий лагерь. Эсэсовцы захохотали, потом втолкнули его в толпу обреченных.
Вскоре один украинец рассказал под большим секретом:
– Третий лагерь – это три комнаты. В первой человек раздевается. Во второй его встречает врач, спрашивает:
– Фамилия? Имя? Чем болен?
В третьей комнате – газ. Минуты – и нет человека...
Трудно было переносить издевательства эсэсовцев. Но еще больше страданий причинял голод. Каждый узник получал в день лишь пол-литра баланды – жидкой похлебки из свеклы и турнепса. Соколов, весивший перед войной 80 килограммов, теперь еле-еле тянул 37.
Но он выжил. Так неужели теперь ему суждено погибнуть, так и не увидев освобождения? Нет, черт возьми, не может этого быть!..
Услышав рядом какое-то движение, Соколов открыл глаза. Люди, превозмогая слабость, цеплялись за борт баржи и выглядывали наружу.
Соколов встал на колени. Странно, почему охранники не стреляют? Они убивали всех, кто высовывался из баржи. Он приподнялся, сколько смог, над бортом. Охраны на берегу не было. Лишь двое эсэсовцев тащили к реке тяжелые мешки. Но вместо того, чтобы подняться на баржу, они бросили мешки в воду и побежали в сторону леса.
Люди в барже заволновались. Видя, что на берегу никого нет, из последних сил стали выползать на причал...
После войны, в 60-е годы в клубе справляли семидесятилетие Василия Александровича. В адрес юбиляра высказали много теплых слов, преподнесли ему подарки и Почетные грамоты.
А потом начался концерт. Когда Соколова спросили, какую песню исполнить по его заявке, он задумался. В зале стало тихо-тихо.
Юбиляр попросил:
– Если можно, спойте песню "Хотят ли русские войны"
Источник: Варюхичев А. Сквозь три огня / А. Варюхичев // Вологодский комсомолец. – 1965. – 12 мая.