Частенько морочу женщинам голову. Интервью с режиссером Сергеем Соловьевым

Сегодня у нас в гостях, ранее известный режиссер Сергей Соловьев.

— Сергей Александрович, давайте сразу, что называ­ется, возьмем быка за рога: как вы относитесь к постель­ным сценам на экране?

— Так случилось, что я стал одним из первых «порног­рафов», как я в шутку говорю, отечественного кинематог­рафа. Еще в 70-х мне удалось снять постельную сцену в совместном советско-японском фильме «Мелодии белой ночи». Это был период жесточайшей стагнации, когда подобные сцены просто запрещались. Но нам удалось провести этот секксуальный эксперимент. В тот период это было действительно интересно.

А сейчас, когда «сексичек с пляской» стал непременным атрибутом современного кино, я с этим завязал. Включить сегодня эрротическую сцену в фильм — для меня акт совер­шенно неприличный. Все равно, что ходить с расстегнутой ширинкой по Тверской...

— Почему?

— Нехорошо это, неприлично. Ширинку надо застеги­вать, а постельных сцен остерегаться. Вся «эрротика» пост­советского периода, которую я видел, носит исключитель­но помоечный, антисанитарный характер.

Когда я начинал эти эксперименты, эротическая сцена требовала чрезвычайной строгости вкуса. Мы тогда с оператором обсуждали, как будем снимать постельную сцену Камаки Курихари с Юрием Соломиным в «Мело­дии белой ночи». И говорили не о тех командах, которые надо давать «врачующимся» актерам, а как, к примеру, снять туман, вползающий в комнату в это время... Туман должен был медленно вползать в комнату и цепляться за простыни, за спину, за руки... Мы много времени уделили этому туману, но, к сожалению, тогда не все удалось.

— Вы упомянули строгость вкуса режиссера...

— ... Фантастически великолепно выстроены постельные сцены у Антониони. Просто грандиозно! Колоссаль­ной мощью, силой, художественной энергетикой и, как ни странно, целомудрием наполнены эти сцены у Бертолуччи.

Точно так же, как и в литературе, только очень ограничен­ный человек может читать «Лолиту» Набокова как клуб­ничку.

— Говорят, что во время съемок в творческой среде возникает немало романов... Как Вы к ним относитесь как руководитель?

— А никак. Они меня не касаются. Сейчас все дефи­циты исчезают прямо на глазах, но одним из самых глав­ных продолжает оставаться дефицит человеческой дели­катности. У человека есть общественная жизнь — с людь­ми и для людей. Она может обсуждаться. И есть личная жизнь. Никакого отношения к личной жизни других лю­дей я не должен иметь. Естественно, у меня есть глаза, я могу догадываться, что у кого-то с кем-то что-то происхо­дит. Но я предпочитаю осуществлять свои интересы с людьми в общественной сфере. И только. Остальное это личное дело из человеческой тайны сделать нью-социалистический ка­бак.

— Сергей Александрович, Вы всегда остаетесь за кад­ром. А как складывается Ваша личная жизнь?

— Я счастливейший отец двоих детей. Сыну Мите 20 лет, дочке Ане — десять. Все остальное — моя тайна, о которой мы только что говорили.

— Скажите, а Вам доводилось морочить голову жен­щинам или они это делали с Вами?

— Вот это уже довольно общественная тема, которую можно обсуждать. Дело в том, что все актеры и актрисы независимо от пола по сути своей являются женщинами.

Я даже исключений не знаю. Ни одного мужчину актера я не встречал. Сколько бы он ни играл бицепсами, все равно у него женская психология. В этом смысле я «мо­рочу голову женщинам» с большим эффектом всю свою жизнь. И ни в коем случае не допускаю, чтобы это сделали со мной. Если хоть на секунду они меня начнут даже «подморачивать», то я тут же потеряю профессию. Поэто­му морочил, морочу и морочить буду!

— Почему Вы считаете, что у актеров женская психо­логия?

— Профессия такая. Какой бы ни был актер, как много книжек ни прочитал, сколько бы ни занимался культуриз­мом, все равно главное в его профессии — понравиться.

Отсюда и все производные, которые образуют психоло­гию, склонности. И это не теория, а практика.

— И как же Вы им, простите, морочите голову?

— Ну, например, вместо того чтобы сказать актеру «Выйдешь из этой двери, сядешь вот сюда и съешь этот апельсин», начинаешь объяснять, что в этот момент твой герой чувствует то-то, переживает это... Чистой воды головоморочение. Ведь если скажешь ему «Пойди, съешь апельсин», не поймет.

Как сексологи говорят, важен не столько сам по себе акт, сколько предварительная игра. Так и для актера важно не столько съесть апельсин, сколько предва­рительно поиграть, почему он это делает. Удовлетворение актер получает в процессе головоморочения о-го-го какое!

А в завершении, что касается наплыва эротикки в кино... Плывет себе и плывет...

Лучше всего, мне кажется, про эту сферу жизни сказала Ахматова: «И тайна, тайна во мне опять...» И чем больше голых задницц, образно говоря, мы видим на экране, тем таинственнее истинная тайна, которая живет в каждом из нас. Я же никакого к этому не тех людей, отношения имею.