Это интервью с николаевским поэтом Владимиром Пучковым записано в 2014 году для одного официального украинского издания. Но опубликовано оно не было. Думаю, поймете почему.
- Скажите, как русскоязычный поэт Вы испытывали Вы за время независимости Украины определенную дискриминацию, непонимание?
- Это очень деликатный, я бы сказал, личный вопрос ... Бывали моменты, и до, и после обретения независимости, не очень комфортные. Ведь «культурный национализм" (не вкладываю в это понятие ничего плохого) проявлялся всегда. Вспоминаю первый «независимый» съезд Союза писателей в Октябрьском дворце. Надо сказать, что в советской Украине каждый четвертый писал на русском. Но нас, русскоязычных, словно не замечали, просто игнорировали, как чужих. С одной стороны, это было понятно. Момент такой - праздник обретения украинской самостоятельности! Конечно, есть какая-то обида, что тебя за твой язык считают неродным. Или просто терпят.
Не нужно забывать, что и в советское время не все было идеально. Существовал определенный «лимит» для русскоязычных литераторов. И при издании книг, и при приеме в Союз писателей. Тогда издать книгу, особенно первую, русскоязычному поэту было значительно сложнее, чем теперь в независимой Украине (нынче имеешь деньги - издавай). И литературный журнал на всю Украину был только один - «Радуга». Мне повезло дебютировать в московском журнале «Юность», потому что в «Радугу» было не протолкнуться. В издательстве «Молодь» волокита по поводу издания первого сборника длилась несколько лет. Существовал, писаный или неписаный лимит: на восемь первых книг молодых авторов только одна русскоязычная. Поэтому некоторые мифы о тотальной насильственной русификации я сегодня не воспринимаю.
Я, например, учился в украинской школе на окраине Николаева, где директором работал мой папа, преподаватель русского языка и литературы. В какой-то момент родители учеников (сами преимущественно полудеревенские, украиноязычные) стали требовать перевести школу на русский язык обучения. Папа был против, но под давлением «родительской общественности» не устоял. Вот такой парадокс.