В третьем классе Толька Громов позвал меня кататься на лыжах. Конечно, так себе свидание, да и Толька был не Ален Делон, но ведь и я никогда не была популярной девочкой в классе. В общем, лыжи с Толькой Громовым – это было событие.
- Буду ждать тебя за домом. Не опаздывай, - буркнул Толька, не глядя на меня, и торопливо отошел в сторону.
Вернувшись домой, наскоро пообедав и кое-как сделав уроки, я, забравшись на подоконник и высунувшись в форточку, караулила своего кавалера. В процессе этих ритуальных танцев я случайно уронила ручку в форточку между оконными рамами. Что делала у меня в руках ручка, я не знаю, но, наверно, это было важно. Как и важно было ее достать.
Я решила, что для этого дела мне непременно нужна длинная палка, желательно с крюком на конце, которую можно было бы завести через форточку между рамами и, подцепив ее ручку, вытянуть ту наружу.
Палки у меня не было, зато была мамина решимость и гений инженерной мысли, доставшийся в наследство от папы. Поэтому я взяла несколько кубиков (у нас были такие длинные тонкие брусочки), склеила их пластилином, на одном конце слепила из пластилина крючок и – вуаля – у меня в руках оказалась вполне себе на вид палка (а кто скажет, что это не палка, пусть первым бросит в меня камень).
…Когда я рассказываю эту историю мужу, то на этом месте он обычно утирает обильные слезы от хохота.
- Вот скажи! Скажи мне! – повторяет он, захлебываясь от рыданий. – И ты смогла донести свою «палку» до окна?
- Я ее не только донесла! – с гордостью отвечаю я. – Я даже умудрилась просунуть ее через форточку между рамами…
- И?
- Что и? Я немного ошиблась в расчётах, - пожимаю я плечами. – Палка сломалась.
Да, палка сломалась, и все кубики вместе с пластилином присоединились к многострадальной ручке.
…К чему я это все рассказываю? Ах да, тогда в девять лет мне казалось, что родители меня за эти кубики между рамами прибьют. Но они только ржали аки кони, слушая мою вечернюю исповедь, щедро сдобренную соплями и слезами.
А мне, кстати, было не до смеха. Ведь я так боялась наступления вечера и разоблачения, что мое первое свидание, пусть и на лыжах, пошло насмарку. Кавалер, конечно, был мил, шутил и делал все положенные девятилетнему мальчику реверансы, но все впустую.
Прости меня, кудрявый Толя Громов, ты ни в чем не виноват.
Виновата моя дурная голова, которая, как известно, рукам покоя не дает.
…А кубики так и лежали между рамами до самой весны немым свидетельством того, что я – законченная неудачница…