Лера Цапкова
Впервые я увидела Петербург десять лет назад. Вспоминаю, каким он был тогда, и понимаю, что сегодня в моих глазах он другой. Тогда он был… предсказуемее. Он, конечно, удивлял меня и тогда. Но скорее самим фактом своего существования. Он был городом-сказкой, городом-мечтой — и при этом существовал на самом деле.
Все, что я находила здесь нового и интересного, вписывалось в мой образ Петербурга. Я полюбила с первого взгляда и город целиком, и все в нем. Все, от роскошных дубовых кабинетов и мраморных залов дворцов до дерзких и атмосферных магазинчиков рок-атрибутики и уличной моды, было пределом моих мечтаний. Меня приводила в восторг возможность прикоснуться к мечте.
Когда я вышла из поезда и двинулась в сторону своего подоконника, стало понятно — Петербург, пока мы с ним не виделись, изменился.
Да и я была уже не той девочкой, попавшей в город-сказку. Петербург перестал быть тем дождливо-гранитным, туманным образом, в котором едва начинала копошиться и ворочаться жизнь после полусотни лет сна.
Неизведанный, окрашенный в новые цвета Петербург! Солнечно-изумрудный цвет зелени на фасадах и террасах кафе, красный краплак массивных дверей с надписью «Открыто», заманчивые бронзовые ручки, совсем не по-питерски бирюзовые грани остекленных современных зданий, графитовые полосы вывесок с изящно выведенными белым буквами. Появились контрасты, новые ноты в этой ритмично-дождливой мелодии.
Я с изумлением смотрела на реконструированное здание Генштаба, новый терминал аэропорта «Пулково», белые ленты ЗСД, опутавшие город, словно скелет гигантского змея. С сомнением и удивлением я признавала наличие пестрых округлых боков бизнес-центра «Бенуа» и застрявшего в Крюковом канале айсберга новой сцены «Мариинки»… Что-то мне нравилось, что-то я не могла понять, что-то меня откровенно приводило в негодование. И все же, все же… Это был Петербург.
Непривычно видеть его таким. Странно замечать на другой стороне улицы то, что попадалось мне прежде лишь в видеоряде лекций по концепциям современной архитектуры в академии.
Я в душе жуткий консерватор… Поначалу некоторые вещи казались мне кощунством! Передо мной было два пути: привыкнуть и не обращать внимания или постараться понять и принять, полюбить этот город таким, каким он стал, и, более того, продолжающим меняться.
Я выбрала второй путь. Все меняется, жизнь меняется. Города — особенно. То новое, что я не сразу могу принять, оказывается осколками Хаоса среди привычного и застоявшегося, приобретающего свойства болота, порядка — пускай. Ансамбль, являющийся жемчужиной мирового масштаба, пошел трещинами — пускай.
Город сбрасывает кожу, пожирая новые идеи и концепции с жадностью вышедшего из спячки зверя. Город открывает закрытые некогда двери и равняет с землей вытряхнувшие начинку окаменелые скелеты, пустыми глазницами глядящие в дрожащее олово каналов. Город вдыхает ветер с залива.
Я поселилась на Большой Подьяческой.Одним из объектов, к которым мне пришлось привыкать и пытаться понять, стала та самая новая сцена Мариинского театра. От Мариинки-2 меня передергивало каждый раз, когда я проходила мимо — а проходила я часто.
Знаю, что не ругал это архитектурное явление только слепой. Впрочем, многие поистине великие шедевры поначалу подвергались критике… Удивительное дело, как в этом здании сочетаются качество и ширпотреб, изящество и безвкусица. Снаружи оно похоже на торговый центр, как я считаю. Нелепое, втиснутое в небольшие кварталы, нависающее громоздкой фермой над Крюковым каналом. Фасад, выходящий на улицу Союза Печатников, убит серыми гаражными воротами и прилипнувшими к ним урнами…
Порой, когда на улице уже темнеет и сыплется мокрый снег, а внутри театра теплится свет, переливаются радугой светильники… он даже привлекает уютом. Но лишь потому, что тепло, прозрачно видимое сквозь сплошное остекление, отвлекает от грубой наружности.
Вы знаете, что фойе отделано панелями иранского медового оникса? Я, пока не прочла о проекте статью, считала, что это дорогой пластик. Знаете, почему? Он убит подсветкой из светодиодов. Он убит сочетанием с тем самым переливающимся светильником, который есть, пожалуй, в инстаграмах всех самых гламурных любительниц театра и селфи.
О Маринке-2 уже сказано все хорошее и все плохое… Но чем она оказалась для меня? Вызовом.
Все два года, что я прожила в непосредственной близости от этого агрессивного поглотителя цветов и шампанского, я боролась со своим консерватизмом и с каждой встречей, передергивая плечами, старалась найти в нем тот самый архитектурный шедевр, который автор считает венцом своей карьеры.
Ох, это тот случай, когда важна была не цель, а пройденный путь и полученный опыт… Ибо шедевра я так и не нашла. Но я не сдаюсь! Честно. Потому что, как сказал Конфуций: «Все не то, чем кажется, и не наоборот».
Чуть дальше от Большой Подьяческой, чуть ближе к моему второму месту жительства нашелся другой камень преткновения истории и моды — Новая Голландия.
Тут все еще неоднозначнее — она не закончена. Я до сих пор жду. Я ждала ее открытия. Ходила мимо привлекательно-кирпичных стен, гадая, когда же я увижу жизнь этого объекта, когда же увижу его душу…
Каково же было мое разочарование, когда наступил день открытия! Арки остались слепы к внешнему миру, а стены все так же скованы буйной растительностью…
Да, по ту сторону стен веселится толпа, дети с упоением штурмуют деревянный каркас корабля, собираются очереди у прилавков «Кофе с собой».
Да, затейливый садик и рябь воды оживили пространство по ту сторону стен. Но камень остался мертвым. Камень оказался побежден толпой, распирающей плоть стен изнутри. Пространство подавило оболочку.
Я с грустью всматривалась в матово-черный лист с изображением чайки перед тем, как спустить затвор — я хотела найти причину, почувствовать замысел… Но я так и не смогла найти объяснение: почему величественная арка глядит слепым глазом на площадь Труда? Сквозь нее хочется чайкой взмыть над этим новым, поблескивающим на солнце пространством! Почему она осталась закрыта этой огромной ставней? Будто окно дома, который покинул хозяин… Я жду.
Но что это я все об исторических кварталах… Есть и полностью современный архитектурный объект, который меня зацепил. Противоречивый, несмотря на кажущуюся простоту и откровенность образа. Беззащитный в своей роли доминанты.
Сколько шороху навело скандальное фото с башней «Лидер», виднеющейся в просвете Вознесенского проспекта с Исаакиевской площади. Небоскреб в 42 этажа, вытянувшийся на 23 метра выше шпиля Петропавловского собора. Стены стремящегося к облакам параллелепипеда — сплошной экран. Яркие образы, сменяющие друг друга, манящие в темном небе всплесками цветных искр и танцем абстрактных пятен. Впрочем, порой крутят и обычную рекламу.
Говорят — плохо, грубо, нельзя. По мне — почему бы и нет? Что-что? Не к месту он в проеме Вознесенского, прямо перед мордой царского коня? Уж если где и уместны контрасты, так это в случае плановости и глубины.
Вознесенский был взлетной полосой без этого маяка южных окраин, оживающего с заходом солнца. Как это ни странно, но именно когда я вижу его цветные всполохи сквозь полуприкрытые веки, въезжая в город на машине после долгого пути из Ростова, я думаю: «Ну вот я и дома». Маяк.
Что же до «испорченной» панорамы Исаакиевской площади… Как говорится, один в поле не воин. В дымке, в глубине проспекта мог бы виднеться не одинокий прямоугольник — эквалайзер урбанистичной и технологичной застройки далеких от центра районов. Вот тогда панорама, возможно, стала бы полной, соответствующей контрастному и противоречивому, но настоящему и неизбежному «сегодня».
Какое еще оно — это «сегодня»? Каково оно для вас? Я живу здесь недолго, но научилась у этого города тому, чего не могла понять и принять многие годы до этого — наблюдению. Наблюдению за последовательным наступлением Хаоса. За тем, как вживаются в среду и пускают корни происходящие изменения. За тем, как преобразуются мои собственные чувства по отношению к тому или иному явлению.
Это касается не только города — на жизнь во всех ее проявлениях я теперь тоже стараюсь смотреть иначе. Не делать моментальных выводов: «это безвкусно!», «это ужасно!», «это неуместно!». Давать время и право первого хода всему вокруг. «Подожди, ну-ка, что получится из этого?..»
Как вы относитесь к тому, что мир вокруг живет своей жизнью, что привычное и знакомое — растворяется в невозвратимом «вчера», а то, что приходит на место привычного, порой так трудно принять?
Что вы чувствуете, наблюдая за тем, как изменения, приходящие со всех сторон, сливаются в единую реку дней и лет?
«Стоя на берегу, наблюдая за течением времени и изменениями вокруг, как ты поступишь?» Андрей Щ.