Мне всегда казалось, что Дмитрий Львович Быков – это автор-директив. Вот есть авторы-подсказчики, авторы-риторические_вопросы и т.д. А есть директивы, которые редко позволяют своему читателю очухаться и попробовать сделать самостоятельные выводы, собрать свой урожай на поле авторского воображения. Это не плохо и не хорошо, просто личность авторская такая. Но вот роман «Июнь» показал мне писательское умение Быкова подобную директиву сдерживать или даже разделять порционно между своими персонажами.
Конечно, главные герои книги, как и их создатель, уверены в своей правоте и эту уверенность всячески демонстрируют: занимаются доносами, отстаивают невиновность на студенческом собрании, призывают мир к войне своеобразными обрядами. И, если учесть, что за персонажами стоят реальные личности – весьма стойкие – это тоже не удивительно.
Но есть в «Июне» один персонаж, который никак о своей уверенности или даже вере не заявляет. Это шофер Леня. И он, кажется, героем совсем из другого сюжета, какой-нибудь буддистской книги Пелевина, а иначе, откуда в нем столько спокойствия и мудрости. Внутренняя уверенность Лени намного важнее показательной деятельности все остальных героев вместе взятых. Его непоколебимость в оптимистичном и ясном взгляде на мире завораживает и удивляет.
Я знаю, что многие читатели «Июня» считают, что Леня изображен случайной жертвой войны, накликанной, призванной и выстраданной остальными. Многие думают, что Леня – единственный, кто не вернется, а прочие герои справятся, как пережили это кровавое событие их реальные прототипы. Сказать по правде, я очень не хочу в подобное верить. Во-первых, по той причине, что тогда роман окажется морализаторской книгой с явным оценочным суждением (что в принципе логично, учитывая мои слова об авторе-директиве). Во-вторых, потому что подспудно гибель Лени и спасение остальных будет намекать нам, что выживает если и не сильнейший, то самый пафосный, мелочный, сумасшедший (нужное подчеркнуть в зависимости от главы). Посему, позвольте мне пребывать в читательском неведении и жить с надеждой, что героям совсем необязательно повторять судьбы своих исторических образцов, а простым хорошим людям необязательно гибнуть на войне. В конце концов, война не выбирает, щадить ли ей тех, кто ждал ее, или тех, кто даже о ней и не задумывался.
Если бы меня спросили, о чем «Июнь» Дмитрия Быкова, то я бы перечислила те четыре книжных наименования, которые появляются в романе:
- «Преступление и мир». В данном названии и о том, как общество реагирует на наши проступки (глава с Мишей), и в историческом смысле о том, как советский народ отнесся к заключению мира с Германией.
- «Война и дети». Почти все герои «Июня» – это дети, замурованные во взрослом теле. Они мало что понимают в вопросах ответственности за собственные слова и поступки, путаются в желаниях и надеются на спасительную священную войну, после которой можно будет начать всё с чистого листа или, по крайней мере, уничтожить грязную страницу жизни.
- «Отцы и думы». Примечательно, что старшее поколение в романе Быкова часто оказывается в оппозиции геройского понимания, вне зависимости от главы. Однако нельзя отрицать, что оно воспринимало происходящие на международной арене и в стране события совсем не так, как те виделись вчерашним студентам и школьникам.
- «Былое и наказание». Тут, пожалуй, кроется самый важный вопрос книги. Должны ли мы расплачиваться за грехи прошлого? И если мы – должны, то обязаны ли это делать наши потомки? Не случайно первая глава романа посвящена, на мой взгляд, бесконечному поиску ответа на вопрос «Тварь я дрожащая или право имею?». И в сюжете вопрос приобретает некую разветвленность, поскольку подразумевается право не только на преступление, но и на наказание себя и других.
Нельзя не отметить, что структура книги строится на основании УТ – управляющего текста, упомянутого в заключительной главе. Вторая глава – половина первой, третья – 30% от предыдущей. И, наконец, четвертая, совсем, казалось бы, неприметная при поверхностном чтении – эпилог про Леню. Именно там должен содержаться главный посыл, приказ, кодовая фраза, которая, по правилам УТ, в точном виде зашифрована в тексте.
Как мне кажется, речь идет об этих строках: «Леня и свою жизнь не очень дорого ценил [...] Ни над чем не надо было дрожать [...] Тогда ничего не убывало, да и что может убыть? Ничто ведь никуда не девается». Воистину, ничто никуда не девается, а значит, история циклична, и накопленные общественные ожидания в наши дни как никогда представляют собой электрический заряд, способный обратится в грозовую молнию. И какой же механизм должен запустить подобный посыл? Пожалуй, я думаю, что механизм человечности и гуманизма. А вы как считаете?