«Сказочно только рядовое, когда его коснется рука гения…» Борис Пастернак «Доктор Живаго».
Что отличает сторителлинг от «высокого искусства»? И почему «представление со-бытия» (storytelling) не вполне «только искусство», а, скорее, наука и мировоззрение (бытовая, практичная и прагматичная философия)? Потому что? в отличие от искусства, которое стремиться «сказку сделать былью», сторителлинг «быль делает сказкой». Он помогает заметить сиюминутное, приевшееся и под определенным углом увидеть в нем и волшебство и смысл. Определенный угол в данном случае, это «истории преодоления». Те истории, когда и рождаются наши ценности из вороха повседневности. То, «ради чего», «зачем».
Читаю сейчас «Доктора Живаго» Пастернака. Нет, нет, да и натыкаюсь на рифмы сторителлинговским максимам: «уважать текст» (считать все происходящее, все то, во что вы вплетены, «важным», «имеющим силу») и «миф, ритуал, жертвоприношение» (сюжет о преодолении, многократно повторенный, выводящий на качественно новый уровень развития), как части «красивой и правильной Истории».
Вот послушайте… «…Из всего русского я теперь больше всего люблю русскую детскость Пушкина и Чехова, их застенчивую неозабоченность насчет таких громких вещей, как конечные цели человечества и их собственное спасение. Во всем этом хорошо разбирались и они… …(но) эти до конца были отвлечены текущими частностями артистического призвания, и за их чередованием незаметно прожили жизнь, как такую же личную, никого не касающуюся частность, и теперь эта частность оказывается общим делом и, подобно снятым с дерева дозревающим яблокам, сама доходит в преемственности. Наливаясь все большею сладостью и смыслом…»
Или…
«А что такое история? Это установление вековых работ по последовательной разгадке смерти и ее будущему преодолению…» А у древних греков слово «история» означала «результат работы по исследованию человеческих отношений».
В этой «смерти», в ее «преодолении» и в этой «работе» и есть корень нашего (каждого в отдельности) естества, но и нашего волшебства и смысла. Нашей силы бесконечной, как нефть и газ. Важно ежедневно вести на подобии геологической, историческую разведку. Погружаясь в обычный ландшафт каждодневной были, находить источник вечного, всемогущего. Сказочного.
В этом самоценность «наших историй» («Storie di tutti i giorni»). Именно они открывают нам дверь в нас самих, придавая смысл, пробуждая магию…
Еще одна рифма. Интервью Славы Полунина Олегу Меньшикову, где он напомнил о таком великом забытом театральном деятеле Николае Евреинове и его «театрализации жизни». «Представление со-бытия»…
А вот Окуджава, которого я всегда цитирую вначале своих выступлений, семинаров, тренингов по сторителлингу, на этот раз им и закончу: «Александру Сергеичу хорошо!
Ему прекрасно!
Гудит мельничное колесо,
боль угасла,
баба щурится из избы,
в небе -- жаворонки,
только десять минут езды
до ближней ярмарки.
У него ремесло -- первый сорт,
и перо остро...
Он губаст и учен, как черт,
и все ему просто:
жил в Одессе, бывал в Крыму,
ездил в карете,
деньги в долг давали ему
до самой смерти.
Очень вежливы и тихи,
делами замученные,
жандармы его стихи
на память заучивали!
Даже царь приглашал его в дом,
желая при этом
потрепаться о том о сем
с таким поэтом.
Он красивых женщин любил
любовью не чинной,
и даже убит он был
красивым мужчиной.
Он умел бумагу марать
под треск свечки!
Ему было за что умирать
у Черной речки».
