Найти тему
Рассказы о жизни и любви

День Победы

За окном громыхало. Всполохи молний озаряли небо. Сергей долго ворочался в кровати, затем тихонько поднялся и, стараясь не шуметь, вышел на балкон.

Ночная гроза в городе
Ночная гроза в городе

Первая весенняя гроза растревожила душу. Столько лет прошло, а из памяти ничего не стёрлось.

*

Тогда громыхало долго. Звуки грозы смешивались с артиллерийскими канонадами. Автоматные очереди перемежались с одиночными выстрелами. Серёжа вжимался в мокрый тюфяк и плакал, от страха, без слёз. Потом всё стихло.

В пугающей тишине казалось было слышно, как кружится пыль в лучах света, пробивающегося сквозь щели барака. Появились мухи, тяжёлые, жирные. Они жужжали над Колей и Машей, ползали по ним, залезали в рот, в открытые глаза. «Вдруг и на меня сядут? А я не смогу согнать», – Серёжа зажмурился, чтобы не видеть их.

Ворота барака с грохотом распахнулись.

– Есть кто живой?

«Ой, ой, ой!» – повторило эхо.

Ответить сил не было. По проходу между нарами топали солдаты. Только не те, в чёрной форме, а другие. Следом, тенями, шли женщины.

– Серёжа, сынок…

Он узнал голос мамы.

– Петя, Петенька, – звала другая женщина.

– Маша… Ванечка… Зоя…

Серёжа пополз. Вернее, ему казалось, что пополз. Он беззвучно скрёб ногтями по матрасу.

– Тихо, – крикнул кто-то.

Все смолкли. И тогда послышались стоны, редкие, негромкие. Солдаты кидались на звук, поднимали с нар маленькие тела, выносили на улицу. Серёжа испугался, что его не найдут. Собрав последние силы, он тоже издал протяжный стон.

– Ещё один живой.

Серёжа почувствовал, как крепкие руки бережно подхватили его, в нос ударил запах пота и табака, и отключился.

Он лежал на солдатской шинели у стены барака. Глаза слезились от света, от свежего воздуха кружилась голова. Серёжа видел голубое небо, зелёную травку и синюю венку на маминой руке. Когда последний раз их водили сдавать кровь, травы ещё не было, а с неба сыпался дождь вперемешку со снегом.

– Гады, – воздух разрезала автоматная очередь.

– Старшина, отставить! Сколько у вас?

– Семнадцать. Детей и матери, товарищ лейтенант.

– Еще раз проверьте бараки!

– Так уже, – вздохнув, ответил старшина. – Остальные там.

Серёжа не видел, куда указал старшина. Но видел, как перекосилось лицо лейтенанта:

– Сволочи! Их бы так! Этих накормить надо, – молоденький лейтенант скинул на землю вещмешок, начал развязывать.

– Не кормить! – к ним бежала женщина с красным крестом на сумке.

«Злая и жадная», – подумал Серёжа.

– Миленькие, родные мои, потерпите, – причитала она, склонившись над детьми, – десять минут потерпите.

Мокрая ткань коснулась губ, прошлась по лицу. «А глаза у неё добрые, – Серёжа смотрел на женщину умоляюще. – Дайте хлебушка, хоть крошечку».

– Старшина, ко мне! – скомандовала врач. – Помогайте. Всем по глоточку воды.

Прохладная влага попала в рот. Серёжа закрыл глаза. «Ещё глоточек», – но фляжку уже оторвали от губ. Он видел, как баклажка поплыла к маминым губам, как мама сделала глоток, потом старшина переместился к другим.

– Фашистка, накорми детей, – откуда-то сбоку раздался дребезжащий голос.

Не обращая внимания, доктор отдала распоряжение старшине:

– Теперь ещё по глоточку.

И опять фляжка пошла по кругу. Тётка с дребезжащим голосом, попыталась вырвать ёмкость из рук старшины.

– Не балуй! – строго пресёк он. – Слышала, что военврач сказала?

А врач, приговаривая: «Накормим, всех накормим», – покрошила в котелок хлеб, залила его водой, добавила несколько маленьких белых кубиков и начала размешивать.

Серёжа следил за её руками, не отрываясь. От запаха хлеба голова кружилась ещё сильнее. Доктор продолжала колдовать: она раскладывала тюрю из котелка на белые квадратики марли и завязывала их в узелки.

– Миленькие мои! Это хлеб с водой и сахаром. Сосите его. Только тряпочку не съедайте. Я ещё дам. Мамочки, следите за детьми. И свою порцию детям не отдавать!

Маленький шарик оказался во рту. Такой вкуснятины Серёже пробовать не доводилось. Он несколько раз сглотнул то, что высасывалось, и уснул.

Проснулся от шума.

– Я же просила проследить! – ругалась военврач на старшину.

– Таисия Ивановна, я на минутку отвлёкся, только за угол сходил, – оправдывался усач.

Сипатую тётку выворачивало. Пустой котелок валялся около её ног. Она несколько раз дёрнулась и затихла.

– Да ну, вас, – военврач принялась опять крошить хлеб.

На машину погрузили не всех. Та, которая назвала доктора «фашисткой», осталась лежать около барака, и ещё двое маленьких.

Ехали долго. Или ему показалось, что долго. Мама держала Серёжу за руку. Несколько раз в отдалении слышалась стрельба. Но уже было не так страшно.

На закате подъехали к большому дому. Двор заполнился людьми в белых халатах и ранеными бойцами. Медсёстры плакали, мужчины скрипели зубами и матерились.

Ребят заносили в большую палатку, стригли, мыли в корыте с теплой водой, одевали в большие чистые рубахи.

– Коечка у тебя будет с подушкой и одеялом, – хлюпала носом молоденькая медсестра, размазывая слёзы по лицу.

Она вынесла Серёжу на улицу:

– Забирайте!

Пожилой красноармеец, крякнув, прижал Серёжу к широкой груди, сунул кусок хлеба в руку. Коршуном налетела военврач:

– Не давать, ничего не давать, – кричала она. – Это приказ! За неисполнение – расстрел!

Солдат плюнул ей в лицо. Таисия Ивановна повалилась на траву и разрыдалась:

– Не смотрите на меня так. Я не зверь! – она колотила кулаками по земле. – Это опыт, мой горький опыт! Когда мы первый раз в лагере детей увидели, кинулись их кормить. И не довезли до госпиталя никого.

Усатый старшина успокаивал докторшу:

– Не плачь, Ивановна. Ты всех в одну палату посели. Я караулить буду. Мимо дяди Васи мышь не проскочит, не дам сгубить ребятёнков.

Серёжа почти всё время спал. Сквозь дремоту чувствовал, как доктор щекотала ладошки, ножки. Слышал, как Таисия Ивановна разговаривала с мамой, другими детьми, как ругался старшина за дверью:

– Это вам не зверинец, а дети. Чего на них смотреть? Им отдыхать нужно.

Почти всех отправили на большую землю. Что такое большая земля, Серёжа не знал. А про него и Вову доктор говорила «Пока нетранспортабельные».

Дядя Вася привязался к Серёже. Он заворачивал его как маленького в одеяло, выносил на улицу, садился на скамейку.

– Давай, малец, поправляйся уже, – большая мозолистая рука гладила Серёжу по голове, по спине. – Скоро Гитлеру капут. Поедешь ко мне на родину? Городок у нас маленький. Лес и речка рядом. Мы с тобой на рыбалку пойдём, щук наловим. В лесу грибы собирать будем.

Глаза старшины затягивала поволока:

– Знаешь, какие пироги моя маманя печёт? С лесными ягодами. Вкусные… Ты от одного запаха поднимешься.

Серёжа смотрел, как шевелятся губы старшины, и молчал.

Из палаты унесли Вовку. Лицо Таисии Ивановны мрачнело с каждым днём.

– Голубушка моя, прогноз неутешительный, мальчик продолжает терять вес, – доктор позвала маму в кабинет.

Мама пришла заплаканная. Она пошепталась со старшиной у окна, а потом дядя Вася пропал. Пришёл только на другой день. На тумбочке около кровати появилась баночка мёда, яйца, масло, сухофрукты.

– Я вас под трибунал отдам! – кричала Таисия Ивановна на весь госпиталь, а сама плакала и обнимала дядю Васю.

Старшина, опустив голову, топтался перед доктором:

– Я, может, полмира на пузе пропахал, только ради того, чтобы этого мальчонку спасти.

Серёжа проснулся рано. Ветер трепал занавеску на окне. Внезапно за окном началась стрельба. Вздрогнув, Серёжа спрятался под одеяло с головой.

– Победа! – кричали во дворе и стреляли снова и снова.

– Мальчик мой, победа! – мама тормошила и целовала Серёжу.

Потом отпрянув, спросила:

– Кто тебя укрыл с головой?

– Сам, – прошептал он.

– Заговорил, – мама зажала себе рот рукой. – Заговорил! – повторила она ещё раз.

Как ураган, налетел дядя Вася.

– Серёжка! Зиночка! Победа! – он подхватил маму на руки, закружил.

– Победа, – повторил Серёжа и улыбнулся.

Через пять минут в палате собрался весь госпиталь. Было непонятно, чему все радуются больше – тому, что Левитан объявил о полном разгроме фашистской Германии или тому, что Серёжа выиграл битву за жизнь.

*

Ещё раз сверкнула молния, ударил гром и ливанул дождь. Сергей вернулся в комнату. Из-под двери виднелась полоска света.

– Чего не спишь? – спросил он отца.

– Уснёшь тут, – Василий подошёл к стене и оторвал листик календаря.

-3

Красная девятка алела на новом листке.

Н.Литвишко

#рассказы натальи литвишко #рассказы о жизни и любви #рассказы о войне #жизнь #любовь #отношения #победа

С подпиской рекламы не будет

Подключите Дзен Про за 159 ₽ в месяц