Существует каноническая легенда о том, как князь Владимир «выбирал веру», изучая особенности православия, западного христианства, ислама и иудаизма. Однако трудно усомниться в том, что в реальности выбора у него не было: христианство исповедовали европейские народы, с которыми Русь была тесно связана культурно, исторически и экономически. В начале X века (после 922 г.) ислам приняла Волжская Булгария: булгарский балтавар (царь) Алмуш (после принятия ислама - Джафар ибн Абдаллах) пошел на этот шаг для защиты от угнетателей-хазар, исповедовавших иудаизм. Это был практичный выбор: далекие халифы Багдада и близкие, сильные в военном отношении хорезмшахи воевали с хазарами, оттягивая их силы от небольшого, но крепкого государства булгар в Среднем Поволжье. Кроме того, Булгария имела этнические и торговые связи в основном с мусульманскими странами, а не с Европой, так что выбор булгар был совершенно естественен. Но Русь с Булгарией враждовала, и принятие ею ислама стало бы противоестественным шагом.
Хазарские иудеи также не имели шансов склонить Владимира к принятию своей религии. Хазары, которыми правила иудейская династия, в IX-X веках нанесли русам ряд военных поражений и потом долгое время собирали дань с Руси; их владычество было тяжелым и оскорбительным. От хазарской дани Русь освободил князь Святослав – отец Владимира, и память о войнах с хазарами была еще свежа. Согласно «Повести временных лет», Владимир спросил иудеев, где их земля, и те были вынуждены признаться, что своей земли у них нет - Бог рассеял их по другим землям. Разумеется, повторять этот печальный опыт Владимир не пожелал.
Поскольку к моменту крещения Руси христианская церковь формально была единой (отдельно существовали армяно-григорианская, якобитская, коптская и несторианская церкви) - раскол произошел в 1054 г., выбора между православием и католичеством как такового у князя Владимира не было. Скорее, был выбор, откуда и от кого принимать крещение – с Востока, от греков, или с Запада, от немцев (другие западные христиане – итальянцы и французы – были далеко и Русью не интересовались).
Согласно Повести временных лет, во время выбора веры, немецкие священники предлагали Владимиру принять католичество, но он отказал им, сказав: «Идите, откуда пришли, ибо и отцы наши не приняли этого». Имелся в виду эпизод с попыткой обращения Руси через бабушку Владимира княгиню Ольгу, в 959 г. попросившую германского императора Оттона I прислать на Русь епископа для проповеди христианства. С этой миссией в 961 г. в Киев прибыл архиепископ Магдебургский Адальберт (император исполнил просьбу княгини и возвел его в сан евпископа Русской земли), но, как считается, по причине враждебного отношения к христианству сына Ольги князя Святослава и части знати он был вынужден уехать, а некоторые из его спутников были убиты.
Тут следует обратить внимание на следующее обстоятельство. Еще во времена Римской империи жившие на ее территории народы, не считавшие себя римлянами, а также племена и народности, обитавшие за пределами империи, принимали христианство в неканонических, еретических формах. Это очень сложный и крайне мало изученный вопрос. Причиной такого выбора, по-видимому, было стремление не-римлян войти в христианский мир, опираясь на собственную религиозную традицию, отличную от римской. Выгоды – как духовные, так и материальные – от принятия христианства в первые века нашей эры быстро переставали вызывать сомнения у народов римской ойкумены, однако у них существовало желание сохранить собственную идентичность. А совместить и то, и другое можно было только одним способом: исповедовать христианскую, но при этом отдельную от римлян религию. Кроме того, отдельное исповедание позволяло национальному священничеству сохранить духовную, материальную и организационную самостоятельность от Рима. Народы римских «окраин» прекрасно понимали свою слабость по сравнению с мощью Вечного города, поэтому старались опереться на гонимые или слабо контролируемые римлянами христианские течения. «Варварские» вожди полагали, что оппозиционный клир станет лояльным им, а не римлянам. При этом богословские различия между официальной и еретическими ветвями христианства не могли интересовать ни неграмотных германцев, ни образованных не-римлян в самой империи. Для них важны были только религиозная и административная самостоятельность.
Египетская коптская церковь, основанная апостолом Марком в I веке, не признала решения Халкидонского собора, и до настоящего времени сохраняет полную самостоятельность. Это связано с тем, что египтяне, древний и цивилизованный народ, были подданными Римской империи, но дорожили своей «отдельностью», и сохранили ее путем принятия неортодоксальной версии христианства. Показательно, что эфиопы, никогда не входившие в состав Римской империи и ставшие христианами в 330 г., приняли христианство в коптской (египетской) версии, но при этом эфиопская ветвь коптов обрела своеобразие, отличающее ее и от египетских единоверцев.
Армяне, одними из первых в мире принявшие христианство, а в V веке отказались признать решения Халкидонского собора (451 г.), принявшего вероопределение о «двух естествах» Иисуса Христа. Ничего удивительного в этом нет: Армения в то время вела ожесточенную войну с зороастрийской Персией, а единоверная Византия в силу различных причин отказалась помогать армянам. В то же время та часть персов, которая приняла христианство, выбрала для исповедания несторианское течение (что неудивительно – основатель этой ветви христианства, Архиепископ Константинопольский Несторий, был этническим персом). Таким образом, три воевавших между собой народа (греки-византийцы, армяне и персы) нашли каждая собственную версию христианства, что отнюдь не удивительно.
В IV-V веках христианство приняло несколько «варварских» племен, в первую очередь германских. Они жили за пределами Римской империи и имели с ней непростые отношения. Большинство этих племен переселялись в пределы империи, становясь ее федератами (неравноправными подданными), при этом не забывавшими о собственных интересах и испытывавших к Риму весьма противоречивые чувства. Эти племена, стремясь сохранить собственную идентичность, принимали не официальное православно-католическое исповедание, а арианское (Арианство — одно из ранних течений в христианстве в IV-VI веках н. э., утверждавшее начальную тварность Бога-Сына, позднее - неединосущность его с Богом-Отцом (антитринитаризм). Получило название по имени основоположника учения, александрийского священника Ария). Такой выбор помогал франкам, готам, вандалам, бургундам, ругам, свевам, гепидам, лангобардам, аланам оставаться самими собой, при этом войдя в состав римской ойкумены.
Как отмечалось выше, готы, создавшие первое государство на Русской равнине, тоже исповедовали арианство. Невозможно проследить, сохранялось ли оно на территории современных России и Украины после массового исхода готов в Италию и Галлию, но с большой долей вероятности можно предположить, что частично оно удержалось - этой точки зрения придерживается, в части, российский историк А.Г.Кузьмин (Кузьмин А.Г. Начало Руси: Тайны рождения русского народа. — М.: Вече, 2003). В Италии, Испании и Северной Африке арианство сохранялось еще в VIII веке; значит, могло в некоей остаточной форме присутствовать и на землях будущей Руси. В этом случае христианские общины, жившие среди восточных славян до Крещения Руси, были оппозиционны по отношению к другим христианам, и в первую очередь к более жестким и категоричным в своей вере западноевропейским.
Для подтверждения гипотезы о том, что «варварские» народы предпочитали принимать неортодоксальные течения мировых религий, уместно вспомнить, что завоеванные арабами-мусульманами персы («варвары» по отношению к арабской метрополии) приняли ислам не в его ортодоксальной, суннитской форме, а в оппозиционной шиитской. Точно так же средневековые монголы предпочли принять буддизм не в китайской его версии, а в тибетской: Китай, хотя и был завоеван Чингисханом, оставался могучим, богатым и огромным, а немногочисленные и бедные тибетцы, ставшие духовными наставниками монголов, сами оказывались зависимыми от своих воинственных кочевых учеников. Так что, судя по всему, выбор «варварами» еретических течений является не только христианской, а общемировой традицией.
Логично предположить, что князь Владимир и его окружение, выбирая веру, рассуждали конгениально франкам, армянам и эфиопам. «Что касается церкви, она перешла из Византии в Киев уже ослабленной и разрушенной, потеряв свою моральную силу в лоне греческого упадка. Дух веры ее был поглощен обрядностью, а сущность религии заключена в условную рамку бесконечных проявлений благочестия. Вскоре разбогатевшая, получившая большое влияние благодаря обширной сети монастырей, покрывших всю страну, она пользовалась своим влиянием лишь наподобие Рима во времена упадка папства, для понижения умственного уровня народа, никогда не трудясь, по примеру Рима, над его духовным или экономическим возвышением» (К.Валишевский. Петр Великий. Изд. «Захаров», М., 2004, стр. 318).
Хотя христианская церковь в то время формально и была единой, но между ее восточной и западной частями уже существовали большие различия. В частности, в католической части Европы значительная часть церковных служб проводилась на латыни, которую кое-как понимали итальянцы и испанцы (совсем плохо – французы), и совершенно не понимали немцы, скандинавы, англичане и кельты; это делало христианство сложным для неофитов. Такая политика западной части христианства не могла нравиться новообращенным, но для той части немцев, что приняли христианство поздно (например, саксов), скандинавов и поляков плюсы западного крещения со временем перевесили минусы, хотя и после многих тяжелых коллизий. А чехи и венгры первоначально приняли крещение у греческих священников, и только потом, после разрыва отношений между восточной и западной ветвями христианства и прибытия большого количества германских священнослужителей, эти народы стали католическими.
Помимо этого, Владимир, выбирая веру, не мог не знать, что Чехия, Польша и Венгрия, принявшие христианство от немцев, помимо приобретенных благ и выгод, испытали и колоссальные потрясения. И в хорошо знакомой и культурно близкой Скандинавии христианство приживалось мучительно и кроваво. Дания и Норвегия стали христианскими при короле обеих стран Харальде I Синезубом (Гормссоне) в 965 г. Результатом этого стало восстание норвежцев в 986 г. (за год или два до крещения Руси, и Владимир просто не мог об этом не знать!). Войско Харальда было разбито восставшими, и Норвегия, не желавшая креститься, стала отдельным государством. Датчане предприняли вторжение в Норвегию, закончившееся неудачей. Мало того: против Харальда восстали сами датчане во главе с сыном конунга Свеном Вилобородым – тот был язычником и сторонником продолжения викингских походов. После кровопролитной гражданской войны креститель Дании погиб. Языческая реакция временно восторжествовала.
Новый языческий король Норвегии, Хокон, слав властителем, погрузился в распутство с такой бешеной энергией, что норвежские бонды, опасаясь за своих жен и дочерей (очевидно, что Хокон поступал с ними не лучше, чем Владимир с Рогнедой) в 995 г. восстали; в конце концов свирепый король-язычник был убит своим рабом. Новый король Норвегии, Олав Трюггвасон, стремясь навести порядок в охваченной анархией стране, вновь обратился к христианству. В Дании христианство восторжествовало только при правлении Кнуда Великого – внука Харальда Синезубого и сына его убийцы Свена Вилобородого, в 1020-е гг., уже после смерти Владимира. А самая близкая русскому князю скандинавская страна, Швеция, во время крещения Руси еще оставалась языческой, хотя часть шведских ярлов (вождей) уже приняла христианство.
Не мог не знать Владимир и о том, как происходила христианизация соседней Чехии. Первого князя чехов Боживоя еще в 870-е гг. крестил сам святой Мефодий – один из создателей славянской письменности, однако сразу после крещения влияние далекой Византии в Чехии ослабевает и усиливается приток священников-немцев. После смерти Боживоя его сын Вратислав I, вопреки воле матери – христианки Людмилы, женился на язычнице Драгомире. Вратислав I внезапно умер, и Драгомира, при поддержке одного из сыновей, убежденного язычника Болеслава Грозного, захватила власть. По ее приказу в 921 г. княгиня Людмила была задушена (она стала первой славянкой, причисленной к лику святых). Второй сын Драгомиры, Вацлав, придерживавшийся христианства, стал королем Чехии в 924 г. при помощи немецких интервентов, разгромивших язычников и сместивших Драгомиру. Однако и его правление кончилось трагично: в 935 г. Вацлав был убит братом-язычником Болеславом при освящении церкви в Стара-Болеславе. И только новое военное вмешательство Германии возобновило христианизацию Чехии.
Не менее драматично проходила и христианизация Венгрии, с которой у Руси были весьма тесные отношения. Венгерский князь Геза принял крещение в 972 или 974 г., однако, став христианином, не перестал поклоняться языческим богам. Он говорил, что «достаточно богат, чтобы приносить жертвы как старым богам, так и новому богу». Геза также оставил себе нескольких жен и после принятия христианства. Против христианизации выступила значительная часть венгерской знати, группировавшаяся вокруг некоего Коппаня – князя области Шомодь.
После смерти Гезы (997 г.) между Коппанем и сыном Гезы, христианином Иштваном, разгорелась гражданская война, в которой на помощь христианам пришли немецкие рыцари, и язычники потерпели поражение; Коппань был убит в бою. Таким образом, во время выбора веры Владимиром Венгрия находилась в раздробленном состоянии: полуязычник Геза боролся с язычником Коппанем.
Польский князь Мешко I принял христианство в 966 г. Он вел войны с язычниками-лютичами и конфликтовал с чешским князем-язычником Болеславом I, и, естественно, решил опереться на поддержку германского императора Оттона I. Польша приняла христианство и начала платить дань германскому императору. Но войны с лютичами, не утихали, а после смерти Мешко I испортились и отношения с Германией. Уже в XI веке в Польше произошло несколько крупных языческих восстаний, которые были подавлены только с помощью немецких войск. А во времена Владимира поверхностно христианизированная Польша с трудом сдерживала натиск язычников – лютичей, пруссов, чехов, ятвягов, и одновременно конфликтовала с единоверной Германией.
Немецкие крестители восточноевропейских народов - славян, балтов, венгров и финнов – делали свое дело жестко, иногда жестоко. После принятия христианства язычество запрещалось, его адепты подвергались гонениям вплоть до массовых казней. Сами священники-немцы вкупе с прибывавшими вместе с ними рыцарями, учителями, чиновниками и администраторами получали право экстерриториальности (неподсудности местным законам), что взывало понятный гнев «аборигенов». К местным языкам и культурно-бытовым особенностям немецкие культуртрегеры относились с презрением. В XIX-XX веках эти черты христианизации Восточной Европы историки связывали (многие связывают и сегодня) с расистскими предубеждениями западноевропейцев по отношению к славянам, балтам и угро-финнам, но это перенос идеологических систем последних двух веков на средневековье. Тогда никакого расизма, конечно, не было (принявшие христианство славянские, балтские и угро-финские вожди автоматически получали дворянство и быстро становились «своими»), но общий культурный и социально-экономический уровень Западной Европы, в том числе Германии, значительно превосходил восточноевропейский. И это вызывало презрение со стороны более грамотных и «чистых» немцев к славянам, венграм, пруссам и пр. Именно культурный конфликт лежал в первооснове описанных выше кровавых событий, связанных с христианизацией Восточной Европы. Если учесть, что уровень политического, социально-экономического и культурно-бытового развития Русского протогосударства в Х веке был на порядок ниже, чем в Польше, Чехии и Венгрии, то отрицательные стороны принятия католичества в нашей стране наверняка проявились бы быстрее и в еще более жесткой форме.
На таком фоне принятие христианства в западной версии не должно было казаться Владимиру привлекательным. Другое дело, что необразованные русы не могли понять, что жесткость западных христиан (будущих католиков) была призвана усилить позиции христианства, глубже укоренить его у новообращенных народов, быстрее привить им образованность и цивилизованность, искоренить наследие язычества. И получалось это у них более эффективно, чем у более миролюбивых и терпимых, но неорганизованных греков.
Следует отметить, что вооруженные конфликты, сопровождавшие христианизацию Польши, Скандинавии, Чехии и Венгрии, равно как и столкновения, сотрясавшие западно-христианский мир, были в первую очередь «стабилизирующими» конфликтами. Таким жестоким путем выстраивалась, укреплялась и закалялась формировавшаяся католическая цивилизация; это напоминает закалку стали в огне и воде, придающей ей гибкость и прочность. Конфликты делали западноевропейскую цивилизацию сильнее, однако со стороны (например, из Киева) войны и восстания в Европе выглядели как опасная нестабильность, угрожающая самому существованию европейских стран.
Нельзя винить Владимира за то, что он, всю жизнь проживший среди неграмотных воинов-варягов и общинников-славян, стремился к стабильности и не мог понять позитивного влияния конфликтов на развитие общества. Для этого нужен совершенно другой уровень знаний и несравненно более широкий кругозор. Кроме того, нам сегодня, зная, какими путями пошла европейская история, легко рассуждать о положительном влиянии конфликтов в средневековой Европе, а они были кровавыми и жестокими, к тому же совсем не соответствовали нормам христианской морали. Владимир всего этого знать не мог, и поэтому льющаяся на Западе кровь и слезы вызывали у него недоверие к западным священникам, с деятельностью которых эти кровь и слезы были, безусловно, связаны.
По-другому должно было выглядеть в глазах Владимира православие – византийское христианство. В «Повести временных лет» говорится, что посланцы Владимира в Константинополе были потрясены красотой и роскошью храмов и дворцов; что неудивительно, если крестоносцы через столетие после Владимира утверждали, что в столице Византии сосредоточена половина всех богатств мира, а остальная половина рассеяна по всем остальным городам и странам. Помимо этого, сам факт перевода христианских книг на славянские языки и создание славянского алфавита Кириллом и Мефодием выглядело в глазах славян проявлением уважения к ним. В отличие от нетерпимых (и менее образованных) немцев, греческий христианский прозелитизм для славян как бы подтверждал христианскую максиму «…нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба» (Новый Завет, Послание к Колоссянам святого апостола Павла, Глава 3). А это чрезвычайно важно для «инородцев», принимающих веру – чувствовать уважение со стороны миссионеров.
В странах византийского цивилизационного круга, известных славянам, христианство ко времени крещения Руси победило уже давно. В Болгарии и Сербии христианство окончательно победило в 860-е гг., и негативные последствия (такие, как восстание болгарской кочевой языческой знати, жестоко подавленное) ко временам крещения Руси основательно забылись. На Руси вряд ли знали о еретических движениях, потрясавших Византию – павликианстве и иконоборчестве, а болгарское богомильство, ставшее со временем могучей идеологией, при Владимире только формировалось и было малоизвестно не только в Константинополе, но и в самой Болгарии, и, скорее всего, вообще не известно на Руси.
Таким образом, византийский православный мир представал перед Владимиром и его окружением как стабильный, богатый, прекрасный, мирный и терпимый (сейчас бы сказали – толерантный и политкорректный) мир. Важно и то, что, если немецкие, польские и венгерские войска обладали сходными с русскими боевыми качествами, то византийская армия со своим неодолимым «греческим огнем» представлялась русам самой сильной в мире. А дружба, да еще на равных, с самой могучей державой для Киева была, конечно, более желанной, чем союзы с западными христианами – политически раздробленными, враждующими между собой и никак не могущими завершить подавление язычников. И, конечно, тот факт, что Владимиру I в обмен на крещение удалось вытребовать в жены сестру византийского императора, что поставило его вровень с властелином Второго Рима, сыграло важнейшую роль. Ведь сделки, подобной заключенной между Владимиром и императором Василием II, с западно-христианскими государями просто не могло быть.
В таких условиях выбор Владимира I – принятие христианской веры в ее восточном, православном варианте, а не в западном – представляется наиболее логичным. При этом Владимир I поддерживал хорошие отношения с западными христианами: так, германский епископ Бруно фон Кверфурт был назначен им послом на переговорах с печенегами.
(Выдержка из статьи http://www.historicus.ru/prinyatie-hristianstva-na-rusi/).