Зия, леди Торби. Факел в ночи...

....Она еще раз внимательно взглянула в зеркало..Нервно одернула ожерелье, окат жемчуга на шее, рискуя - оборвать.. Мельком взглянула в окно – деревья в парке ЛутонХу все еще осени не поддаются. В желто зеленом уборе, как канделябры, что в пушкинской комнате через галерею пройти, и - вправо… или - налево? Она стала все путать… Расположение комнат, количество приборов на столе, паркетных плит в парадных залах… Она знала раньше наизусть наборный узор на плитах, вывезенный откуда то из Южной Африки.. Зимбабве.. Сейчас эта местность называется как то диковинно:" Зим- баб – ве" Почти так же как страна ее прадедов… Из Российской империи превратилась в СССР….Мама Софи то и дело вспоминала их с папа грузинское поместье Торби, где они любили проводить пару весенних месяцев. Воздух на Кавказе в апреле таков, что его можно пить, как са – пе – ра – ви…

Все сложные слова она всегда запоминала на слух. Как пианистическую гамму. Играла на фортепьяно старательно, но без искры… как то вяло.. Куда больше нравился теннис, скачки.. Любила ставить на лошадей, угадывать числа… Не то что Нада, сестра.. Та блистала красноречием всегда, и - при ней, застенчиво молчавшей где – нибудь в углу гостиной. Переставлявшей задумчиво шахматные фигурки на доске. Скользко отлакированные, их блеск завораживал… любила придумывать для каждой из них – историю. Рукодельничать – не любила.  Леди Зия Уорнер с семьей.

Мама ворчала, больше для виду, показывала шитое серебром и жемчугом платье, узкое в талии, с дымчатою фатой – вуалью; рукава сама расшивала, под руководством опытной мастерицы, из какого то английского монастыря.. И как та попала в тихий, зеленый Висбаден? Чудом?..

Великий князь Михаил Михайлович Романов и  графиня София Меренберг де Торби., родители леди Зии.

И платье мамА было чудо!Узкое в талии, шуршащее, негнущееся.. Они с Надой носили уже более свободные, похожие на греческие туники с лентами в поясе длинными нитями жемчуга… Мама строга была в выборе одежды, требовала от них светлых кремовых тонов, сдержанных улыбок, знаний тонкости сервировки столов и написания писем ко двору… Прошения, приглашения… Леди Зия сдержанно улыбнулась, некстати вспомнив, как она была сдержана при первых родах, не издав ни звука, испугавшись присутствия врача…
И - испугав мужа, который так и не понял, что она потеряла сознание… Джордж Майкл Александр родился темноволосым, закричал не сразу, но таким хриплым баском, что смутил няню…
***

Александр. Родовое имя. В честь прадеда… По матери. Тот был блестящим поэтом, едва ли не выше лорда Байрона, тонок, строен, мал ростом, ходил с серебряною тростью, с залитым в наконечник свинцом, метко стрелял, писал и смеялся быстро, живым тенорком, словно напевал что или ручей журчал… Рассказывала все ей бабушка Натали… Ей и Нэде.. Но как она могла помнить? Что? Осязание жеста? Дыхание? Тень?

***
Ей же было всего – то восемь месяцев, в том, далеком теперь Петербурге, который стал прочной легендой… Может, его и не было никогда? Как и всей России, сметенной призрачным вихрем этой страшной, непонятной революции.. В семнадцатом. У нее была своя революция.. Указом короля Георга Пятого она была уравнена в правах с дочерьми пэров и лордов.. Она, до этого считавшаяся рожденной в морганатически неравном, сиятельном, призрачном браке.
****

Призрачном, как все в ее жизни.. Призрачном, как жаркое марево Туниса… куда она боялась и так стремилась попасть.. чтобы понять и вспомнить, представить, как в неравном бою в атаке, увязая в песке. по щиколотку погиб ее храбрый маленький капитан, ее сын Джорджи – Майкл Уорнер… Его друзья по полку многие были тяжко ранены в том бою , вернулись домой изувеченными инвалидами, со шрамами на лицах, телах, а главное, душах.. Чем она могла помочь им, как могла укротить смятенный огонь в их сердцах, отчаяние, разрушение веры…надежды… Ей вовсе не хотелось быть светской львицей. Чай с молоком, разбавленным наполовину водой, пили и в ее "Службе скорой помощи раненым ", которую она организовала и возглавила.

…Вывозили жителей Лондона прямо из - под свежих развалин, под вой сирен, размещали в госпиталях, наскоро развернутых в поселках и усадьбах, нижних этажах домов… Остро не хватало морфия, бинтов, марли, ваты, простыней, суконные солдатские одеяла казались короткими и холодными. Она вспомнила, как пыталась укутать кого то из раненных в свой жакет, а вечером разрезала на повязки креповое платье… Зачем ей оно было нужно? Светские балы позади, Джорджина не станет носить его, он уже не модно… А для повязок - крепко, надежно… Вой сирен при бомбежках она запомнила на всю жизнь,,, Пронзительное визжание, до мучительного звона в ушах, словно раскрыла в небе клюв большая птица, потом на мгновение- тишина полмига, словно отхлынула волна от берега, потом гул, от которого дрожит земля, дышит чревом под ногами, и удар такой страшной силы, что не помнишь, как оказываешься на земле, а ноги - словно спички, набитые ватой.. Кругом витает запах горелого мяса и плавленой кровли. Такой, приправленный черепицей шашлык…Густота запахов долго носилась в воздухе, и смешивалась со скудной трапезой: полу - гнилой картошкой, зеленью салата с садовых чахлых грядок и террасных ящиков, двумя тремя каплями масла пахнувшего, почему то, сырой рыбой.. нефтью… Она точно знала, что такая же мерзлая картошка украшает стол короля Георга. Но это не утешало ее. Она знала, что у широкоплечего, застенчиво го короля, с его смущенной, слегка грустной улыбкой, в характере нет ни капли снобства или светской, чванливости. Чтобы победить свой главный недостаток – заикание - монарх мог, катаясь по полу декламировать баллады Джона Донна, сэра Вальтера Скотта и Джона Китса, танцевать, вдавливая каблуки в обюсоновские ковры Букингэма и распевать песни плимутских моряков и докеров  во все горло, шутливо попросив королеву Лилибет  закрыть уши…

Плимут….. Размолотый почти в щебень после нескольких последовательных, планомерных бомбардировок, проведенных с немецкой аккуратностью "Люфтваффе", оставшийся без важных верфей, насквозь пропахший известью, разбитым кирпичом – от разрушенных соборов и зданий, он был для нее, как крест из церкви Святого Андрея: железный ажур, на котором ясно читалась лаконичная латинская вязь:"Resurgam" -то есть: "Я поднимусь снова".. Они - поднимались. Вся нация. Корабли, сходили с искореженных верфей, пробивались по осажденному морю,принимали на борт раненных и детей, загорались стотысячными факелами, опадая в воду, если ласкала палубубомба… Эти горящиемачты, пирсы, разрушенные балконы, рухнувшие шпили соборов снились ей потом долго, после.. Как и искаженное предсмертной мукой лицо ее Джорджи.. Впрочем, может быть, он умер мгновенно. Никто не сказал ей обратного…Ее оберегали, Офицера, Даму Британской Империи, награжденную Рыцарским крестом четвертой степени – за личное мужество… А потом и - второй .. Но этот крест, кажется, был вручен ей уже без Гарольда.. А что ей нужно без Гарольда? Почти ничего. ****

Леди Зия опять усмехнулась, и отошла к камину, сжав в руках изящную безделушку Фаберже. Яйцо в изумрудно жемчужной окантовке, букет ландышей, бутоньерка из романовской сокровищницы… Мемуары Сиднея Гибса о последнем Цесаревиче тоже были оттуда, из романовской дали… Она берегла тетради, кожаные, с замками, в велюре, с чуть потертыми углами, загнутыми страницами.. Написано, начато, как сказка про Царевича Гвидона, у ее прадеда, с ласковой насмешкой, над хрупкостью и ясностью безмятежной облика, а кончилось - так страшно… В тоске..

Архив куплен был их семьей, размещен в Лутон Ху, в этом огромном, мрачноватом с виду замке с викторианским парком, бронзой фонтанов, затейливостью садовых дорожек, красно -белыми овальными коврами у лестниц, лиможской эмалью и фарфором. Картинами Рейнолдса, Рубенса и Сарджента… Заполнить, заполнить пустоту.. Дети Джорджины, они помогают… Своенравные, веселые и задумчивые одновременно. Александра любит чтение, Николас – Филипп - теннис, верховые прогулки,коллекцию старинного оружия: что то чистит, разбирает, трет. Читает английских философов, Горация Уолполла, к примеру, что ей -не по силам.
Хотя, нет, неправда, она читала письма сэра Горация одному из раненных в госпитале. Он умирал от тяжелых ран, как ни старались они помочь, внутреннее кровотечение - не прекращалось. Уже слабея, под утро, он взял ее за руку, сжал у запястья, потянул к губам.
- Что я могу для Вас сделать? – сдавленным от волнения, хриплым голосом спросила она.
- Ничего. Просто, поцелуйте меня, мэм. –

Она исполнила просьбу. Парню было лет двадцать.. пушок едва пробивался на верхней губой.. Его вынесли на улицу на офицерской шинели, пропитанной кровью и ненавистным ей запахом гари. Она вложила в его пальцы крупный цветок белой фиалки, еще редкой в марте… Расцветшей на окне палаты.
****

Кто знает, несли ли ее маленького храброго капитана Майкла Джорджа – Александра с поля боя, на офицерской шинели? Представив себе лицо умирающего сына, леди Зия, чувствуя, что не может дышать и, стараясь освободить горло, рванула жемчужно- гладкий обод и бусины покатились по полу… Бабушка рассказывала, что ее мать, легендарная, кареглазая красавица Натали, стояла под венцом в жемчужном ожерелье…

Но жемчуг всегда приносит несчастье.Ведь,по поверью, это - слезы ангельские… Вон, они на полу лежат… Как русский снег… или цветы белой, звездчатой фиалки… Расцветающей в феврале… На окнах и блистательного замка Лутон Ху. Такого сумрачного и серого снаружи… И теплого- внутри.. Сохраняющего отсвет их жизней и жизней тех, кто был до них… И будет - после… Она верит, что будет… Непременно. Как искры от факела, что опадают в воду, освещая собою небо и землю. Предназначение любой жизни – освещать… ___________________________

Друзья, подписывайтесь на канал, приводите друзей, помогите изменить судьбу Кирилла Кононенко. Парню 23 года, острый лейкоз, нужна операция и реабилитация ...Даже небольшая сумма даст шанс.. Спасет жизнь. Нас должно быть много.