Она плавает и, вроде, не обращает внимания, хотя я близко, на кухне. Ставишь чайник или сковородку, она разгребает лапами, занимаясь чем-то своим в водном объеме. Щелкнешь по стеклу ногтем, прячется в панцирь, осторожничает. Время воду поменять, да и террариум тоже. Этот занимает треть стола. А куда новый, то есть понятно, на новое место? А сам? А когда вырастет? Пока только два года.
Кушает хорошо. Мы оба хорошо кушаем, только я чаще.
И живу, как черепаха. У меня свой террариум, бетонный. Большего не предвидится. А зачем? Где его разместить? Дом панельный, стандартный.
Когда подносишь черепаху к окну, перестает царапаться, вытягивает шею, изучает. Может и мне вытянуть шею. Только куда?
С глазами у них беда. Болезни всякие, от которых смерть. Смерть через глаза. Будто предсказание из сказаний.
Я рвался в лес и не мог найти куртку. Она таинственным образом исчезла. Почему не сделать все с вечера? Самонадеянность. У каждой вещи свое место, не конкретное, ареал обитания. Нет, сегодня не найду. Уже новый день, а за окном еще ночь. Осень открутила назад солнечные часы. В ней карман для ключей, карман для телефона и большой для лопаты-смартфона. Куртка походная. Ехать недалеко, на троллейбусе, потом на электричке, по полчаса там и там и немного безделья на вокзале. Смартфон – друг, да и компас зашит на всякий случай.
Сегодня без правильной куртки. Злой и расстроенный. С неотпускаемым холодом ночи.
Уже в лесу встретил человека. Люблю, подбодрить, поинтересоваться и они часто ко мне подходят. Перекинулся парой слов и не так одиноко среди деревьев, скрипучего моха и паутины, где теряется связь с азимутами, широтами, долготой и пикает внутренний "sos".
– Как у вас, – говорю.
– Я итальянец, итальянец, – спешит сообщить человек.
Он молодой, немного за тридцать в очках.
Ну и что, думаю, как это отразится на грибах?
– Неплохие, – говорю, заглядывая в чужой пакет.
Незнакомец остывает, понимает, что ничего не случится.
– Да, я только такие. Я ненадолго в лес. Я недавно.
– Да хоть на всю жизнь, – говорю и удаляюсь. Зачем человека пугать. Он сам постарался.
Последний раз в этот сезон. Лишь треть ведра закрыл. Обычно, к одиннадцати целое. Через час электричка, а еще дойти. Ноги устали и удовольствия нет. Люблю результат. А просто по лесу, пусть другие.
Черепаха не спит. Ковыряет камни, что-то ищет. Потом смотрит на меня, изучает. Извлекаю красный таз. Волнуется. Процедура ежедневная - кормление отдельно. Рука в аквариум и перелет в новую среду, к кусочку рыбы. Почему сопротивляется? Ведь знает таз, сто процентов знает и руку должна знать, но борется с рукой, скребет длинными когтями, шипит. А там успокаивается, будто и не было руки, и сразу рвать мясо. Обижаться глупо. Как обижаться на траву, что пробивает асфальт. Тонкая, сорвать – секунда, а разрывает прочную поверхность.
Снова с ней возле окна, успокаивается, и рука не мешает, вроде подставки. Там за окном открывается нечто. Завораживает. Думает или мечтает? И шею опять вытянула, и острые когти складывает в миролюбивом покаянии.
Когда была жива вторая, эта подносила лапки к чужим глазам, расправляла коготки и мелко трясла ими будто в трансе.
Потом приступаю к грибам. Там целый мир. Муравей ищет тропинку, паучок сжался от чужих движений, зеленый клоп задумчивый на лапах-подставках, безразличный слизняк размяк от тепла. Вот, залью вас водой, тогда забегаете. Впрочем, так не делаю. Открываю форточку и даю всем шанс, всем, кого заметил. И они полагают – так надо, и я думаю, что так надо.
Да, нашел куртку. Ура. В грязном белье. С прошлого раза осталась. Для оптимизма нужно мало – повод. Постирать, что ли?