(Из рассказов отца - сержанта Агапова Алексея Ивановича)
Траншея была узкая, и Алексей попал в тяжёлое безвыходное положение. Он знал приёмы борьбы и до войны часто боролся со своими друзьями и всегда побеждал. Специально для борьбы возле дома ребята насыпали площадку из песка и на этой песчаной площадке отрабатывали приёмы борьбы, увиденные в цирке, и боролись друг с другом. Алексей соорудил самодельную штангу из 2-х вагонных буферов и постепенно научился её поднимать помногу раз. Поднимал он эту тяжёлую штангу больше любого из своих друзей. Но ни сила, ни ловкость на этот раз не могли помочь. Он не мог сбросить ефрейтора ни вправо, ни влево – мешали стены узкой траншеи, не мог уйти через мост – чёртов ефрейтор оказался у него прямо на груди и вцепился в горло. Единственное, что смог сделать Алексей – это поднять голову и прижать её к животу немца. Мелькнула мысль: «Ещё секунда и он мне раздавит кадык. Тогда - хана». За голенищем правого сапога Алексей всегда носил финский нож с наборной рукояткой. Алексей согнул и подтянул к себе правую ногу, выхватил из-за голенища финку и стал бить ею немца в левый бок. Немец захрипел и придавил Алексея всем телом ко дну траншеи. Шёл бой, а Алексей барахтался под убитым немцем, пытаясь выскользнуть из-под него. «Живой, Лёня?» Кто-то за ноги стащил труп немца с Алексея. Это было родное лицо кровного воронежского земляка командира взвода сержанта Сбитнева. «Давай, Лёня, давай, не спи! Немец лупит – головы не поднять».
Немцы отступили во вторую полосу обороны и оттуда открыли такой шквальный автоматный и пулемётный огонь, что пули свистели над головой как соловьи. Алексей с сержантом заняли оставленные немцами ячейки. Тут же из третьей полосы обороны немцы открыли точный миномётный огонь по первой траншее своей обороны, где закрепились советские бойцы. Многие солдаты рванули в немецкие блиндажи и там укрылись от миномётного огня. Алексей с сержантом Сбитневым оказались в момент начала миномётного обстрела далеко от блиндажа, могли не успеть добежать до него, поэтому сидели в ячейках, не высовываясь. Это и спасло им жизнь. Атака и отступление немцев были продуманной ловушкой. Сначала немцы притворным отступлением заманили советских бойцов в свою первую линию обороны, потом шквальным огнём из второй линии обороны задержали атакующих на месте. Затем по заранее пристрелянной своей первой траншее обороны открыли массированный миномётный огонь, а через несколько минут, когда многие из советских бойцов, не выдержав миномётного обстрела, укрылись в блиндажах, взорвали запрятанные в блиндажах фугасы.
Пришлось роте отступать, понеся огромные потери. Алексей бежал к своим окопам в мокрой от чёрной фашистской крови шинели, тащил на спине раненого бойца и матерной бранью проклинал всё на свете – и немцев, и ротного с его неуместной контратакой и даже верховного главнокомандующего. В огневой ловушке рота потеряла убитыми и раненными до половины личного состава. Ротный при таких потерях должен был бы попасть под трибунал, и попал бы, если бы не остался навечно вместе с бойцами в одном из взорванных немцами блиндажей. Комбат Давлетбаев доложил наверх по начальству о немецкой огневой ловушке и издал по батальону категорический приказ: в случае контратаки держаться как можно ближе за спинами убегающих немцев, не останавливаться и брать с ходу все три линии обороны противника, чтобы не нарваться на ловушку.
Когда Алексей снял в своём окопе окровавленную шинель, то его чуть не вырвало. Кровь убитого немца залила весь правый бок шинели, была какого-то странного цвета, почти чёрной, с неприятным запахом и никак не отстирывалась. Хорошо, что каптёром батальона был назначен кровный воронежский земляк одного призыва. Он выдал шинель не новую, но хорошо выстиранную, с заштопанной на левой стороне груди дырочкой от пули снайпера. Брать снятую с убитого бойца шинель не хотелось, но земляк-каптёр успокоил. Он сказал: «Бери, не бойся. Есть примета – второй раз в одно и то же место пуля не попадает». И действительно. Две пули от немецкого офицера Алексей получил не в грудь, а в спину, в левую лопатку, когда бежал в очередную контратаку.
Когда сам комбат поднял бойцов в контратаку, немцы, не принимая рукопашного боя, как обычно бросились бежать. Алексей, стреляя на ходу короткими очередями, вырвался немного вперёд. Когда он пробегал мимо лежащего на спине, как казалось убитого немецкого лейтенанта, тот поднял руку и дважды выстрелил с близкого расстояния из офицерского «вальтера» в спину Алексею. Как – будто кто-то ткнул кулаком в спину Алексея, и он неожиданно оказался на земле. Бойцы, бежавшие сзади, сразу добили раненого немецкого лейтенанта и бросились к Алексею. В медсанбате он провалялся две недели. Спасло ему жизнь то обстоятельство, что немец стрелял снизу с близкого расстояния и обе пули прошли снизу-верх под очень острым углом. Они скользнули по левой лопатке, и одна из них застряла в мышцах плеча. Эту пулю врачи извлекли. Вторая пуля вошла несколько правее первой и оказалась между шейными позвонками и сонной артерией. Врачи не стали её извлекать из опасения задеть сонную артерию и через две недели Алексей с пулей в шее уже воевал в своей роте. Из тех бойцов, которые провоевали больше Алексея, большинство уже было ранено по нескольку раз. Их по-быстрому штопали в полевых медсанбатах и снова отправляли воевать. Долечивать не было времени. Потери были большие. Людей не хватало. Но Алексею немного повезло. Вскоре после ранения его батальон отправили на отдых и пополнение, и он получил ещё некоторое время для восстановления после ранения. Молодой сильный организм быстро взял своё, Алексей поправился, и последующие боевые контакты с врагом это подтвердили.
январь 2014 года Воронеж, Эд. Эд. Алмазов-Брюликов (Агапов Ал. Ал.)