Надежду на полное сохранение функций высшей нервной деятельности я потеряла давно, ведь каждое своё похмельное утро я с горькой ухмылкой прощалась с еще одним куском своего разума просто нажимая кнопку слива на унитазе.
Но допустить полную деградацию рассудка, утрату способности анализировать, а главное - задавать вопросы - этого я просто не могла. Я молилась и точно знала: Бог - милостив.
Я верила, что даже отобрав у меня самое ценное - таинство любознательного познания, он, всё же, подарит мне шанс, искру...
Находясь на самом дне мой мозг на мгновение вспыхнет, озарив всю степень моего падения, и этого момента хватит для единственно нужного шага.
Для шага под трамвай. к примеру.
Пить я начала рано - лет в тринадцать. Возможно, виной тому - гены, возможно - я сама. С самого детства я страдала от щемящей внутренней неудовлетворенности этим миром. Выпивка же будто выдергивала меня из набившей оскомину однообразности и на время я словно обретала крылья.
Абсолютно трезвыми протекали обе беременности и это были единственные паузы, которые я смогла выдержать без медикаментозной поддержки.
Дальше были три подшивки.
Первую я делала проживая за границей, в стране, где о самом факте существования данной процедуры знали лишь врачи. Некоторые. Да и те - по-наслышке.
Препарат мне доставляли с оказией через знакомых.
Месяц ожидания. Поиск "неразговорчивого" врача. Психологическая подготовка и физиологическая чистка. Всё это сыграло свою роль - я не пила почти год.
Радостное было время. Продуктивное. Счастливое можно сказать. Тот год был наполнен творчеством, финансовой стабильностью, зарождением мечт и новых устремлений.
Я, возможно, впервые в жизни, по-настоящему жила.
Но случились трудности.
Не, не так.
Я выдумала себе трудности и такого масштаба, что выход был мне виден лишь один - самоубийство.
Причем самоубийство непременно посредством алкоголя.
Ну тогда же я еще верила, что если выпью - всенепременно умру.
Короче, я искала повод основательно напиться.
Выход из подшивки был довольно суров - я выпила два стакана рома, после чего потеряла сознание.
Как ни странно, но открыв глаза я обнаружила поодаль не ангелов, играющих на арфах, а свою припухшую рожу в зеркале.
Злость на собственную слабость была столь велика, что я не откладывая в долгий ящик побежала за опохмелом.
Возвращение к состоянию предшествующему кодировке было ужасающе стремительным. Буквально через пару месяцев я не имела ни желания ни сил для того чтобы вставать и что-либо делать. И конечно же я полностью перестала мечтать.
Затем была еще одна проба - двухгодичной подшивки хватило месяца на три.
Но даже этот короткий промежуток трезвости я вспоминаю сейчас с теплой грустью.
Опять появилось желание и силы вставать по утрам. Каждый день мне удавалось делать всё больше и больше. Я верила в себя, а засыпая - непрестанно мечтала.
Третья кодировка была развязана столь стремительно, что я решила больше не испытывать судьбу и не проверять организм на прочность.
Практика волшебных уколов была отвергнута мной, как бездейственный, и, возможно, в чём-то опасный эксперимент с собственной жизнью.
Поняв всю бесполезность моих трепыханий я решила больше не проверять организм на прочность.
Подшиваться более не имело смысла.
Оставалось рассчитывать только на себя и от этих мыслей становилось грустно. Очень грустно.
Вот так, собственно, я и подошла к тому рубежу, о котором писала ранее - к к двум годам систематического употребления полутора литров водки еженедельно.
Поначалу, конечно, я силилась делать перерывы - пила по выходным или даже через.
Только вот очень уж непредсказуемыми становились даты и, главное, последствия, моих выходов из алкогольного воздержания.
Я могла проснуться неизвестно где, с кем и с нулевым балансом на счете.
Поэтому из двух зол я выбрала меньшее - пить всегда когда хочется, но дома.
Так я хотя бы умудрялась избегать баснословных трат, утери личных вещей и нескольких суток из памяти.
Бешеная амплитуда мини-запоев сменилась вялотекущей деградацией от ежедневного пьянства.
Где-то во мне еще теплилась надежда, что вот-вот, сейчас, произойдет нечто такое, что одномоментно и необратимо остановит всё это безумие.
Хотя разум был куда более прагматичен. Я знала, что вышла на финишную прямую. Я покорно ждала конца...