Выпивка перестала доставлять мне удовольствие примерно тогда, когда я разогнала всех собутыльников. Если до этого пьянка вызывала хоть какой-то, пусть и непродолжительный подъем или так называемую эйфорию, то потом даже самый свой первый глоток я совершала в состоянии удрученности и полной безнадеги.
Всегда перед началом ежедневного ритуала бухания в моей голове появлялась мысль о том, что ну уж этот-то раз точно последний.
Верить, этим предательски инородным и заведомо ложным электрическим импульсам, я давно перестала и занималась жестокой самоиронией, задавая вслух один и тот же вопрос – Да неужели? Что, всамделишный самый последний раз?
То, что я вела беседы с самой собой меня ничуть не пугало.
Я знала, что могу скопытиться от цирроза печени или внезапной остановки сердца. В гроб меня могли уложить инсульт или падение из окна. Еще вариантом было захлебнуться в собственной рвоте.
Также я вполне допускала возможность умудриться дожить до того уровня падения, когда все приличные алкаши уже насовсем лишаются крова, дохода и каких-либо социальных связей.
Проще говоря, я прекрасно понимала, что ежели не сдохну в ближайшее время, то непременно перевоплощусь в алкоголичку-бомжа. И что тогда пути назад уже не будет - я тоже понимала.
Мне не грозила лишь одна напасть – самый страшный для меня бич алкоголизма – слабоумие.
Я была уверена, что умру в полном осознании происходящего.
Просто именно об этом я очень и очень просила Бога.
Вообще, разговоры с ним были также неотъемлемой частью моей жизни.
Я тщательно, искренне и подолгу молилась о бесповоротном вытрезвлении моего тела и разума.
Молилась ровно до того момента пока не почувствовала саму суть посылаемых человеку трудностей.
Это экзамен. Это закалка воли. Это способ эволюции наших душ.
Самое сложное испытание в жизни человек должен преодолеть сам.
Поняв это, я начала благодарить Бога за выпавшую на мою долю проверку именно алкоголизмом, так как, к примеру, похороны собственного ребенка я бы пережить себе попросту не дала.
Конечно пьянке я бы предпочла страдание от любой из существующих смертельных заболеваний, потому как при таком раскладе я бы точно сохранила ясность рассудка, да и вышеупомянутые дети пострадали бы куда меньше.
Но Бог, видимо, поразмыслив и приняв во внимание мой приобретенный навык отключать любую боль, а также полнейшую готовность в любой момент улыбаясь расстаться с жизнью, скорее всего решил, что умирание, допустим, от рака, будет в моем случае скорее грустной шуткой, нежели настоящим горем.
Так что медленная, но неминуемая утрата контроля над собственной жизнью – вот моя тюрьма.
Скорбный анализ упущенных возможностей – вот мой крест.
Я была готова к любой участи. Просила лишь об одном – только не безумие. Только не безумие.
Смерть. Самая страшная. Любая.
Но при способности понимать абсурдность моего падения.
Я молила...