В советское время была такая замечательная возможность – поработать летом в пионерском лагере. В лагере кормили бесплатно, да ещё и платили зарплату, пусть и очень небольшую. Чтобы попасть на такую работу, не увольняясь со своей основной работы, надо, чтобы твой начальник не возражал, чтобы начальник лагеря включил тебя в список, а этот список утвердил директор завода. Потом надо было сдать всяческие анализы, получить справку о том, что ты здорова. Я ехала в лагерь для того, чтобы со мной был мой четырехлетний ребенок, который по своей болезненности не мог ходить в детский сад. Значит, надо было сдать все анализы ребёнку, и тоже получить справку, что ребенок здоров и может ехать в лагерь.
Наконец, мы с дочкой едем в лагерь, не со всеми детьми и работниками лагеря, а на несколько дней позднее, потому что ребёнок только-только поправился от очередного ОРЗ. Пароходик высаживает нас внизу крутого берега ещё не вошедшей в свои берега после весеннего разлива реки. Как-то надо подняться наверх этого крутого, поросшего густой травой и кустарником обрыва. У меня в руках две больших сумки с вещами, и ребёнок. Я тащу метров на двадцать вверх сначала сумки, потом осторожно веду дочку, помогая ей в трудных местах. И так несколько раз – сумки – ребёнок. Трава шуршит, то и дело пробегают ящерицы. Цветут ландыши. Я боюсь змей, но, к счастью, их мы не встречаем. Наконец – мы наверху! Теперь надо идти по лесной дороге к лагерю. Далеко, или нет, я не знаю. Я здесь ещё никогда не была. Сначала тащу сумки, потом сил у меня не остаётся, я оставляю сумки у какого-то дерева. А мы с дочкой идём дальше. Оказывается, лагерь уже совсем близко…
И вот мы на месте. Нам показывают нашу комнату в корпусе на третьем этаже. Кровать одна. Ну что ж, будем спать вместе с дочкой. (Впоследствии в комнату принесли вторую кровать, и мы жили уже с комфортом). Я возвращаюсь в лес, приношу сумки. Иду узнавать, где моё место работы – я буду вести кружок изобразительного искусства. Комната для кружка здесь же, на нашем этаже. Есть и бумага, и краски, и кисти, и пластилин, и всё, что нужно. В лагере в одну смену находятся четыреста детей. Самые маленькие – первоклассники. Вожатая и воспитатель младшего отряда, сами восемнадцатилетние студентки, жалуются, что частенько им приходится застирывать за своими подопечными запачканные экскрементами трусы – малыши даже не умеют как следует ходить в туалет, и ухаживать за собой.
Каждое утро у нас бывает планёрка, я ухожу из комнаты, когда дочка ещё спит. Мне страшно оставлять её одну, потому что раму из окна я вынула, а окно затянула марлей, прикрепив её канцелярскими кнопками. Дочке строго-настрого приказано не садиться и не вставать на окно, потому что при малейшем надавливании на марлю, кнопки выпадут, и она рискует свалиться вниз с высоты третьего этажа. Лето 1981 года выдалось необыкновенно жарким, наша комната находится под залитой черным гудроном плоской крышей, которая за день страшно нагревается, а ночью отдаёт своё тепло нам. Открывать окно было нельзя – в комнату устремлялись тысячи комаров. Пока я не придумала вынуть раму, я всё-таки открывала фрамугу окна, (иначе жара была невозможная!), и сидела ночью около кровати, отгоняя от спящего ребёнка комаров полотенцем. Под утро становилось прохладнее, и можно было уснуть.
На планёрке происходит много интересного – планы на сегодняшний день, разные организационные и другие вопросы… А потом начальник лагеря читает детские письма, в которых дети высказывают недовольство. Да-да, дети должны были отдавать письма, которые они написали родителям, начальнику лагеря. А он уже передавал их в город, там их бросали в почтовый ящик. Предварительно письма начальником лагеря прочитывались! Те, которые ему не нравились, наверное, просто не отправлялись. А на планёрке начальник говорил, например, нашему доктору – «Это о Вас, Анастасия Александровна», и зачитывал письмо: « Есть у нас злая тётка, врач. Она ходит по палатам и ругается, если не спишь. Нас кусают по ночам комары. Возьмите меня домой!»
Комнаты, в которых жили дети, были без дверей – двери сняты по технике безопасности. Дверные проёмы занавешены тканью, кажется, простынями. Но для комаров это не преграда – ночью дети не могут спать, включают свет, колотят комаров на стенах своими сандалиями. Все стены в кровавых пятнах. Хотя в корпусах имелись туалеты, они были почему-то закрыты. Зато туалеты и умывальники были открыты на улице. Бедных детей там кусали тысячи комаров, а девочки ещё что-то там и стирали, и мыли ноги.
В столовой были две бригады поваров – одни повара местные, они постоянно жили в лагерном посёлке. А другие – заводские, приехавшие на три летних смены. Хорошо была заметна разница в приготовлении блюд – если работали местные, то на завтрак была большая металлическая миска жидкой овсянки, бутерброд с сыром, или с маслом, стакан какао или кофе с молоком. Овсянку дети съесть не могли, и она вся выливалась в алюминиевые фляги – для свиней. Вечером за пищевыми отходами выстраивалась очередь из местных работников. Если дежурили заводские повара, то на завтрак было приготовлено что-нибудь получше, любимый детьми омлет, например. Хорошо помню заводскую повариху тётю Цилю. Какую она готовила вкусную картошку с фаршем на второе!
У тёти Цили, и у других заводских работников, с собой были их дети, и даже внуки. На детей просто покупались путёвки, и они были в лагере на совершенно законных основаниях. Дошкольников в лагере было человек десять, включая и мою дочку. Они не скучали – подружились между собой, ходили по вечерам на лагерные дискотеки, в клуб на представления, когда шла «Неделя сказки», в кино, в библиотеку.
Мероприятий в лагере было много. Например, «Смотр строя и песни». Дети целыми днями готовились к нему – шагали строем и пели песни. Молоденькие, неопытные студентки-практикантки, которые были вожатыми и воспитателями, не удосужились заставить детей надеть панамки, и после такой маршировки на жаре некоторые дети падали в обморок.
Все очень любили «Неделю сказок». Каждый отряд выбирал свою сказку, готовили костюмы, ставили спектакль по этой сказке. Потом определялся победитель.
Ещё был «День Нептуна». Наряжались и водяными, и русалками, и другими морскими персонажами. Нептун выбирался, кажется, из физруков. Сначала праздник проходил в открытом бассейне, а потом по реке детей катали на лагерном небольшом судне. Про бассейн надо сказать особо – вода в него наливалась артезианская, очень холодная. Дня три она нагревалась, потом пару дней дети в бассейне купались, потом вода «зацветала», бассейн чистили, а воду в нём меняли. Река Вятка была от лагеря в километре. Но обеспечить в ней безопасное купание для детей было сложно, а потому пользовались бассейном. Мы с дочкой ходили купаться на реку. Обычно это было во время «тихого часа», после обеда.
В лагере был душ, и однажды мы с дочкой туда сходили. И мой ребёнок сразу же схватил на ступню грибок. Вздулся пузырь. Медсестра Валя обрезала этот пузырь, мазала чем-то, но ничего не помогало. Тогда она стала облучать грибок кварцевой лампой. Всё прошло через пару сеансов! И больше мы в душ не ходили, а мылись дома, куда ездили на выходные раза три за смену.
Однажды мы с дочкой решили сходить за земляникой. У меня хватило ума идти в лес в широкой юбке. Конечно, как только юбка коснулась травы, на неё прицепился клещ. У меня были занятия с детьми, когда я почувствовала, что кто-то скребёт кожу на моём животе. Пришла в свою комнату, посмотрела – клещ! (Клещей я до того в жизни не видела, но сразу же поняла, кто это). Клещ уже прорезал кожу своими челюстями, показалась кровь, но присосаться он не успел. Я посадила клеща в стеклянный пузырёк и отнесла к нашему доктору. Мне сделали укол противоэнцефалитного гамма глобулина. Вообще, все три смены в лагере всё было благополучно. Только однажды в санчасти лежал мальчик, которого укусил шершень в плечо. Дети расшевелили гнездо шершней на дереве, и те на них набросились.
На нашем этаже был мальчик, которого обижали дети из его отряда. Он плакал, а дети дразнили его ещё сильнее. Я ему говорила – «Не плачь, делай вид, что тебя не задевают их слова!» Мальчик жил с бабушкой, родителей у него не было. Я говорила воспитательнице отряда, что его обижают, но она отвечала, что он сам виноват. И что она ничего предпринимать не будет.
Наш кружок делал в конце смены выставку ребячьих работ. Надо сказать, что дети ходили в кружок и рисовали, лепили, собирали различные корешки и веточки, похожие на животных и героев сказок, очень охотно. Не у многих хватало терпения для усердного труда, через некоторое время дети отвлекались на разговоры и шалости. Помню одного мальчика, который никогда не отвлекался, был очень усидчив. Я его спросила – «Ты, наверное, отличник в школе?» Он ответил, что да, отличник. Остальные дети удивились – «А как Вы узнали?» Я сказала, что отличников, их сразу видно! Тогда каждый стал говорить – «А я кто?», «А я?»
Долгожданным и величественным зрелищем был костёр на закрытии смены. Костёр проходил в отдалении от лагеря на особой поляне, его готовили взрослые с утра – клали тонкие стволы сухих деревьев и толстые сухие ветви особым способом. Вечером в темно-синее небо взлетали золотые искры, дети и взрослые были вокруг костра, пели песни. Было всем немного грустно – дети уже успели подружиться между собой, а расставаться всегда грустно… В тот же вечер всем давали подарки – бумажные кульки с шоколадными конфетами. Уезжали дети, потом и мы уезжали на пару дней домой, лагерь в это время приводился в порядок, мылся и чистился. И заезжала следующая смена. Весёлое лето продолжалось…
Окно нашей комнаты выходило на лес. Стена высоких сосен была от корпуса в пяти шагах. На рассвете, когда только что всходило солнце, как будто все лесные птички слетались его встречать – они сидели на ветвях крайних сосен и распевали свои песни. Столько птиц, и такого их дружного пения я не слышала больше никогда! И это повторялось каждое утро. По вечерам на территории лагеря летали летучие мыши и маленькие бесшумные совы. У начальника лагеря была отромная кавказская овчарка. Она лежала около выхода из столовой и собирала дань – выходящие из столовой дети отдавали псу вкусные, специально для него оставленные кусочки. Как только обед, завтрак, или ужин заканчивался – пёс уходил восвояси.
Самой хорошей была третья смена – комаров становилось мало. А мы за два месяца так к ним привыкли, что после укуса комара оставалась лишь точка, а ведь в июне у нас вспухали на коже волдыри.
Но вот и третья смена закончилась… Для работников лагеря проведена вечеринка в честь окончания лагерного сезона.
Прощай, лагерь, прощай, лето 1981 года! Я всегда с теплом его вспоминаю.
Все фото здесь - из архива автора.