“Мы говорим Ленин, подразумеваем — партия”, — писал некогда трибун революции. И поэтическая аллегория била в десятку. Маяковский не знал, что где-то в глубине белорусского Полесья, на берегу реки Случь, есть местечко с одноименным названием, совершенно далекое от политических баталий, которому уже более четырехсот лет.
Архивные документы не оставляют сомнений: местечко Ленин появилось за четыре века до рождения Ленина-Ульянова. В 1568 году поселение основал князь Юрий Слуцкий из рода Алельковичей, испросив на то разрешение короля польского и великого князя литовского Жигимонта Августа. Интересно и то, что, когда “прывилей на заложенье местечка” выдавался, название урочища Ленин уже существовало. В историко-краеведческом музее при Ленинской средней школе учитель Людмила Таненя поведала легенду о возникновении названия “Ленин”.
Была у местного помещика дочь Лена, которая полюбила простого парня Алеся. Когда пан узнал о тайных встречах дочери с простолюдином — пришел в ярость. Алеся бросили в клетку на растерзание диким зверям. Лена же, не перенеся утраты любимого, кинулась с обрыва в реку. Безутешный отец и назвал местечко в память о дочери…
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзене и будете в курсе новых публикаций и исследований!
Судьба была благосклонна к Ленину: местечко развивалось и росло. По архивным документам в 1788 году в приходе ленинской церкви насчитывалось 792 хозяйства, жили 6399 человек. Православные составляли большинство, но были среди ленинцев и католики, и представители других вероисповеданий.
“За польским часом”
После революции 1917 года местечко Ленин неожиданно для местных жителей получило большую известность. Трудно сказать, радовало ленинцев совпадение с именем вождя мирового пролетариата или нет, только сей исторический факт аукнулся им уже через пару лет, когда поселок Ленин отошел к Польше. На вопрос польского солдата, кто такие, местные честно отвечали: “Ленинцы”, за что и получали, если верить воспоминаниям старожилов. Дважды поляки переименовывали поселок, запретив упоминать название “Ленин”. Но ни Сгорелое, ни Соснковичи так и не прижились.Жизнь поселка “за польским часом” живописуют фотографии, собранные в школьном музее Ленина (сделанные, кстати, в фотоателье, которых до войны здесь было два).
Удивительно, но улица местечка на фото того времени мне напомнила улочку Старой Риги. В поселке действовало сорок частных торговых точек, ломбард, аптека, работало несколько гостиниц, здание полицейского управления. В общем, жизнь била ключом.
Евреи — чрезвычайно способные закройщики, сапожники, шляпники и торговцы — составляли большинство населения местечка. Еврейская община в Ленине имела давнюю историю, следы которой остались на старом кладбище. Оно уникально: надгробия здесь не только каменные, но и деревянные. Десятки памятников из толстого дерева, густо исписанных текстом и резьбой в виде иудейских символов, доживают свой век среди подступающего со всех сторон леса.
В Ленине работала частная еврейская школа Арона Лейба, которую посещали в основном дети зажиточных родителей. Существовала и другая школа, в которой учились остальные дети местечка. Вот что вспоминает ученик тех лет Владимир Демьянович Бобченок: “Ко всем детям в школе учителя относились одинаково, разными мы были только по субботам, когда в расписании был урок религии. К православным приходил батюшка, к католикам — ксёндз, а к евреям — раввин”.
Размеренно и почти безоблачно жил-поживал Ленин на протяжении почти четырехсот лет. Но в войну судьба местечка оказалась одной из самых трагичных на Полесье.
Апокалипсис
Ни захлебывающийся лай собак, ни гортанные окрики немцев, ни отборный мат полицейских не могли выстроить молчаливо бредущую толпу людей в положенные две шеренги. Шли в основном женщины и дети, прижимаясь к своим матерям в безотчетном страхе. Стариков и больных увезли на нескольких грузовиках. На горку, окруженную подковообразным стометровым рвом.
Предчувствие смерти парализовало людей, кричать или плакать не было сил. Обреченных, с нашитыми на грудь и спину желтыми шестиконечными звездами, гнали вдоль Большой улицы. Через какое-то время беспорядочная стрельба и крики огласили окрестности деревни. К полудню все было кончено. Почти на две тысячи евреев в мире стало меньше. Стоны со стороны той страшной горки доносились еще двое суток. 14 августа 1942 стал последним днем жизни еврейского гетто в местечке Ленин.
Немцы оставили тогда в живых несколько узников лагеря — специалистов, которые могли бы им еще пригодиться. Среди них была фотограф Фаина Лазебник. “Счастливчиков” тогда заперли в опустошенной синагоге. Скованные ужасом, они ловили звук каждого выстрела и гортанные крики немцев, ожидая трагической развязки своей судьбы. Профессиональная помощь Фаины понадобилась в тот же день — нужно было проявить фотопленки, повествующие о “геройстве” истинных арийцев. Ужаснее всех была пленка, на которой немцы подбрасывали детей и расстреливали на лету.
Фаина Лазебник выжила в той войне. И сумела сохранить несколько негативов, фотографии с которых были напечатаны за рубежом. Одна из них хранится сейчас в музее Ленинской школы. Страшный снимок: ров, заполненный полуобнаженными людскими телами…
Массовый расстрел евреев стал только первым актом трагедии Ленина во время войны. Уже осенью партизаны, разгромив немецкий гарнизон, установили Советскую власть на территории Ленинского района. Но освобождение было недолгим. 16 февраля 1943 года немецкие оккупанты уравняли судьбу остальных жителей местечка с судьбой, постигшей обитателей гетто. Каратели не щадили никого. После боя с партизанами и расстрелов взялись за мирных жителей. Молодых отправили эшелоном в Германию. Остальных согнали в кузницу, сарай и один из домов и подожгли.
Вспоминает одна из старейших жителей деревни Екатерина Яковлевна Бакунович: “Ленин тогда выгорел дотла: и церковь, и костёл, и синагоги. Ни забора, ни столбика не осталось… Только малой горстке ленинцев удалось укрыться в лесных болотах… А там голод, холод, малярия, чесотка… Как выжила, не знаю…”
Прах нескольких тысяч жертв фашистского режима, замученных, расстрелянных и сожженных оккупантами в Ленине, покоится в братских могилах. В деревне установлено одиннадцать памятников жертвам войны. Они как черта, отделившая одну эпоху жизни местечка от другой — новейшей.