В общем-то всё начиналось вполне обыденно, более типичную ситуацию и придумать было сложно. Маринка любила Владика, который любил Светку, которая любила гулять и наряжаться. Ещё Светке нравились всякие красивые выражения, ну вроде: «Сердце женщины откроется лишь тому, кто подберёт правильный ключ»; «Мужчина должен быть способен на поступок».
Владик, хоть и было ему на тот момент пятнадцать лет, считал себя настоящим мужчиной, да и выглядел старше своего возраста: синеглазый брюнет, высокий, с чистой смугловатой кожей. Днями и ночами бился он над вопросом, какой бы такой поступок совершить, чтобы ключ от Светкиного сердца оказался у него в руках, поскольку одной внешности было, очевидно, недостаточно. Может, настрочить любовное послание в поэтическое форме? Нет, не то. Маринка вон чуть ли не с первого класса ему подобные записочки в портфель подкладывала – ноль эмоций. Владик понимал: требуется больше креатива, но в голову, как назло, лезли откровенно дурацкие идеи.
Вспомнился забавный диалог с Маринкой. Стояли они, значит, с пацанами за углом школы, баловались куревом, а эта липучка как будто случайно тёрлась неподалёку и посасывала из коробочки сок – ну, другого места не нашла.
- Что, Владос, тобой любуется? – усмехнулся один из приятелей, пальцем показав на Маринкину мешковатую фигуру в тёмном до пят пуховике.
- Ты позвал бы красотку поближе – угостим, - предложил второй.
Владику отчего-то сделалось нехорошо – словно в горле засвербело, но лишь на секунду. Он это «что-то» тут же сплюнул вместе с бычком и подхватил общее веселье.
- Эй, иди-ка сюда! – свистнул, как собачке.
Маринка чуть на месте не подпрыгнула от такой приятной неожиданности. Недоверчиво качнулась, подошла, глядя Владику прямо в глаза.
- Курить будешь?
Он достал из пачки целую сигарету, протянул девочке. Та взяла. Будто на автомате, поднесла ко рту и застыла в ожидании «огонька».
Пацаны развеселились ещё сильнее, да и сам Владик не сдержался.
- Ты чего-о? – выдавил он сквозь смех. – Курить вредно, особенно девушкам!
- А ты чего? Зачем тогда предлагаешь? – Маринка наконец-то включила у себя в мозгах кнопку «разум».
Владик выхватил у неё сигарету, смял в кулаке.
- А если я предложу тебе с крыши спрыгнуть – ты что, прыгать пойдёшь?
Маринка продолжала пялиться на него, как на чудо света, с широко открытыми глазами. Потом заморгала часто-часто.
- Может, и пойду.
Развернулась и покосолапила прочь по снегу – видимо, прыгать.
Смеялись долго… Однако шутки шутками, но именно на основании этого эпизода, невзначай всплывшего в памяти, у Владика и родился совершенно серьёзный, хоть и всё равно дурацкий, план.
Обстоятельства складывались как нельзя лучше, будто кто-то всесильный желал, чтобы план его осуществился. С крыш уже перестало течь, солнце подпекало, и вообще, весенняя атмосфера всячески укрепляла дух влюблённых, к коим себя причислял и Владик.
К необычному свиданию на высоте птичьего полёта он подготовился основательно: портативный магнитофон (взял у приятеля напрокат), цветастый плед, бутылка шампусика и два бокала под это дело. Благо, все чердаки района Владиком были давно излазаны, так что попасть на крышу для него, как для Карлсона, не составляло никакого труда. Чего нельзя было сказать о Светке.
- Давай, малыш, не бойся! Со мной не пропадёшь! – без доли иронии подбадривал Владик, помогая даме взобраться наверх через чердачный люк.
- Зачем я только джинсы новые надела! – ныла Светка.
Впрочем, при виде открывшейся картины она растаяла, подобно апрельскому снегу.
- Ой, Владик, как романтично! Какое шампанское дорогое!
- Какое небо голубое! – попытался сыронизировать польщённый Владик, ведь он сам, между прочим, на эту бутылку заработал, подменив отца на автомойке, пока тот был запое.
Его уже начинало распирать изнутри сладкое чувство победы и ещё более сладкое предвкушение того, что будет дальше.
Но дальше ничего не было. В смысле, ничего хорошего. Они выпили взрослой шипучки, сидя плечом к плечу на бережно расстеленном пледе; поговорили о том, какая великолепная погода и как здорово смотреть на город свысока…
- А когда ты перестанешь смотреть на меня свысока? – очень кстати, как ему показалось, ввернул Владик и, захлебнув разом остатки шампусика, предпринял смелую попытку поцеловать Светку в губы.
Светка не оттолкнула его, но и губ не разжала. Они были какими-то твёрдыми и холодными, так что Владик опешил.
- Что такое, малыш? Тебе что-то не нравится?
- Ну нет, почему… - Светка повела своим хрупким плечиком, на которое изящно спадал белокурый локон. – Всё это очень даже мило… Но встречаться я с тобой, Влад, не буду.
Сказала – как в грудь ударила со всей дури.
- Так, значит?!
Владик вскочил на ноги, которые больше не подчинялись его сознанию, затуманенному алкоголем и яростью.
- Значит, свидание на крыше – недостаточно мужской поступок для тебя?! А ключик от твоего сердца, по ходу, золотым должен быть?!
Он кричал, почти не понимая, что кричит и что делает…
- …А я не богатенький Буратино! И не Карлсон с пропеллером! Я живой человек! Вот возьму и разобьюсь!
Владик, конечно, допускал неблагоприятный вариант развития событий, и потому специально выбрал для встречи крышу такой пятиэтажки, на нижнем этаже которой располагался магазин с длинным козырьком. Конечно, он не хотел разбиваться… Но вот доказать Светке, на что способен, - не для того ли вся затея?! Был бы он в состоянии адекватно оценить этот «мужской поступок»…
Пыталась ли Светка его остановить? Он не сумел запомнить, да так никогда и не узнал. В любом случае, это было бесполезно, даже если и пыталась. И совершенно неважно, если нет. Потому что шаг был сделан.
Расчёты Владика не оправдались: хоть он и приземлился на козырёк, однако травмы получил нешуточные. Чудом выкарабкался.
Той весной его жизнь превратилась в отбывание наказания за глупость: сначала в больничной палате, затем в домашней тюрьме. А как иначе назвать маленькую комнату с видом на двор, в которую заходили только родители? Мама, как правило, держала в руках чашку чая или тарелку супа. Смотрела грустно, иногда присаживалась к нему на кровать, трепала по макушке. Он дёргался и отворачивался.
Отец запил пуще прежнего. Дойдя до кондиции, бывало, высказывал Владику своё мнение относительно «баб, из-за которых все проблемы». Владик слушал молча, сжав зубы, и старался не зареветь. Хоть и осознал он уже миллион раз, какую ошибку совершил тогда, на крыше, но всё равно каждое утро, просыпаясь, заставлял себя разлепить глаза лишь при мысли: «А что если Света сегодня придёт?..»
Но Светка не спешила его навещать. Не звонила справиться о здоровье. Может быть, ей было неудобно за случившееся? Может, она стеснялась? Да чего стесняться, если он сам, дурак, был во всём виноват и сам готов был попросить прощения у Светки за то, что так её подставил! Владик терзался догадками, Владик злился… Потому что в глубине души прекрасно знал, только не признавался себе: Светка просто всё равно.
Не всё равно было Маринке. Она ежедневно осаждала домашний телефон, даже домой приходила, но Владик просил маму не пускать навязчивую гостью дальше порога, - мол, не хочет никого видеть. Какие-то идиотские рисунки дошкольного уровня, с солнышком и цветочками, которые передавала ему Маринка, - сразу комкал и бросал на пол, толком не разглядев.
И лишь в день его шестнадцатилетия маме удалось уговорить Владика, чтобы он разрешил «хорошей девочке» с ним посидеть.
Маринка вошла в комнату довольная до невозможности, будто джек-пот в лотерею выиграла.
- Ты улыбаешься? – не понял Владик, предполагавший увидеть на её лице вселенскую скорбь в связи с его плачевным положением.
- Ты тоже, - удивилась в ответ Маринка.
- А-а…
Надо же, он и не заметил – рефлекторно, наверное, улыбнулся, из вежливости, как любому гостю.
- С Днём рождения, Владик! А я испекла тебе праздничный пирог. Правда, он не очень получился, извини… Это моё первое произведение кулинарного искусства.
Маринка вывалила на прикроватную тумбочку, застеленную салфеткой, своё «произведение», которое представляло собой куски бесформенного теста с курагой и изюмом. Владик попробовал через силу и зачем-то сорвал, что «очень вкусно». Маринка разомлела.
- Такая погода на улице классная, - продолжила наступление она.
- Угу, - буркнул Владик, невольно вспомнив, что такие же темы они обсуждали со Светкой за пару минут до его рокового шага.
- Погуляем, когда ты выздоровеешь?
Тут уж Владик не выдержал.
- Какие прогулки?! Ты в своём уме?! Я больше не смогу ходить! Я эти чёртовы узоры на обоях только и буду всю жизнь изучать!
«Я не смогу ходить, не смогу получить образование и работать, не смогу завести семью…», - он бы мог перечислять и дальше, но Маринка прервала неожиданно резко.
- Хватит чушь нести! Ты что разнылся? Я тебе обещаю: ты будешь ходить. Я тебя ещё танцевать научу!
- Ты сама-то умеешь? Что-то сомневаюсь, – усмехнулся Владик, намекая на неуклюжесть её походки.
Девочка промолчала. А ему вдруг стало ужасно стыдно: и за эту ненарочную, по привычке, колкость, и вообще за всё, что было раньше.
То ли прочитав его мысли, то ли просто расхрабрившись, Маринка взяла и наклонилась к Владику, обняла его, прильнув всем телом. Странно, но настолько сильного, интересного ощущения, возникающего в области сердца и медленно стекающего в живот, он не испытывал со Светкой.
- Я тебе обещаю, Владик, - повторила Маринка шёпотом.
Она сдержала обещание. Не в том плане, конечно, что Владик стал крутым танцором, но с постели поднялся. Вскоре они уже гуляли по городу: Владик сначала слегка прихрамывал и неважно держал равновесие, но Маринка всегда была рядом. И на бесконечных (как ему представлялось) тренировках по полному восстановлению она тоже была с ним, тянула, подбадривала.
Позже Владик, не претендовавший на «вышку» и до травмы, окончил ПТУ, получил хорошую рабочую специальность. Ещё через несколько лет они с Маринкой поженились.
Кто бы что ни говорил, но сказка про гадкого утёнка – очень жизненное произведение. Это Влад понял, глядя на свою супругу: из забитой девчонки с бесформенной фигурой и куцей косичкой Марина превратилась в яркую молодую женщину, рыжую бестию, стройную, большеглазую. Изменилась и походка, приобретя уверенность и лёгкость. «У тебя должна быть самая красивая жена!» - с улыбкой парировала она не слишком частые, по правде сказать, комплименты вслух.
Даже рождение двойняшек её не испортило, а напротив, придало ещё больше обаяния. Мальчик и девочка – идеально! Марина настояла, чтобы обоих назвали в честь папы: Владочка и Славочка. Мать из неё получилась отличная, как и хозяйка: пироги выходили пышней с каждым разом, борщи – наваристей.
И всё бы замечательно, но какая-то ерунда, скрытая опасность, которой Влад не придавал большого значения и не мог дать названия, зрела в их семье, нарывала, подобно отвратительному фурункулу. И однажды прорвалась наружу.
Вечер не предвещал никаких знаменательных событий, ну кроме страстных объятий и поцелуев, что само по себе давно перестало быть знаменательным, хоть и оставалось страстным.
Влад вышел из душа, обмотанный полотенцем, и сразу наткнулся на сверкающий злостью взгляд Марины, которая уже уложила детей и сидела за компьютером.
- Я смотрю, первая любовь не ржавеет? – процедила она, сощурившись по-хищному.
- Что? – растерялся Влад.
В этом момент жена показалась ему на удивление непривлекательной.
- Ничего! – Марина хлопнула ладонью по клавиатуре. – Догадайся!
Влад пожал плечами. Марина хмыкнула.
- Под дурачка закосить решил? Мда-а…
- Ты о чём говоришь?..
- А ты глухой? Трогательная, говорю, у вас со Светочкой переписка… У меня за спиной.
- А, ты об этом? – Влад рассмеялся, кивнув на компьютер.
Наконец-то озарило: действительно, Света нашла его страницу в соцсети, они обменялись приветствиями. Влад просмотрел фотографии, по которым было понятно, что его бывшая пассия, героиня полудетских фантазий, удачно вышла замуж и живёт себе припеваючи где-то у моря. Под одним фото, со стареющим мачо со Светой в обнимку, он оставил комментарий: «Класс!» Вот и вся «трогательная переписка». И с чего Марина взъелась?
Влад попытался приобнять жену, но она вывернулась.
- До сих пор её любишь, да?!
Хищный блеск в глазах Марины усилился до такой степени, что Влад машинально отшатнулся – растерзает ещё.
- Марин, ты что, серьёзно?! Лет десять прошло! Да какое там – больше!
- По-твоему, нельзя любить кого-то больше десяти лет?
Это была явная провокация из серии «Разгадай женскую логику и останься в живых». Боясь дать неверный ответ, Влад снова пожал плечами. Но всё равно просчитался. Марина, казалось бы, только этого и ждала, чтобы заголосить с надрывом:
- Ну, конечно, конечно!.. А знаешь, я ведь перед ней в долгу… Перед твоей Светочкой. Я тебе раньше не говорила, ну так слушай сейчас: я была рада… Да-да, я обрадовалась, когда ты переломался из-за неё! Лишь тогда я получила шанс… Шанс быть с тобой… Отхватила-таки себе красавчика! – она вконец разошлась. - Да я просто на тебе зациклилась, потому что другого не знала! Ну скажи, что неправда?!
Влад слушал с недоумением и не мог предложить ни единого достойного аргумента.
- Тише, тш-ш… - только и сумел прошипеть он, указав на дверь в детскую комнату, где спали двойняшки.
Марина замолчала. Фыркнув, подорвалась и пошла на балкон курить. Да, за время их семейной жизни она научилась в совершенстве пользоваться не только кухонной плитой, но и сигаретами с зажигалкой.
Такие диалоги, а по факту – монологи, в той или иной вариации, стали в дальнейшем не редкостью. Правда, имя Светы в них звучать практически перестало (да и Владик от греха подальше удалил свою страничку в соцсети), но смысл не менялся и сводился к сделанному с какого-то перепуга Мариной выводу: «Я на тебе просто зациклилась, а ты меня не любишь».
Влад терпел, успокаиваясь тем, что Марина по-прежнему была безупречной матерью и хозяйкой. К тому же, хоть и не работала официально, увлеклась модным хендмейдом: мастерила бижутерию на заказ, и за это неплохо платили. У неё появились новые подружки по интересам. Только переделав все домашние дела, Марина позволяла себе закатить очередную истерику, которая заканчивалась, как правило, тем, что она уходила с подругами гулять. Влада это поначалу не смущало, наоборот, радовался за жену – дескать, отвлечётся от быта и своих бредовых мыслей, перебесится. Потом стало настораживать, но вида он не подавал, доверяя Марине всецело. Результат политики невмешательства оказался печальным.
Полчаса до полуночи, полночь, полпервого… Телефон Марины молчал. Влад успел выкурить пачку сигарет, опрокинуть пару стопок и от всей души проклясть себя за то, что не пошёл вместе с женой в клуб, сославшись на «не дискотечный возраст». А ведь мог, мог составить ей компанию – Владочка и Славочка должны были вернуться из летнего лагеря только к концу недели.
Когда короткая стрелка настенных часов приблизилась к двум, а состояние Влада – к панике, в дверях заскреблись. Он метнулся в прихожую.
Марина буквально упала ему на руки. Она была изрядно пьяна, и весь её вид в целом оставлял желать лучшего: размазанная косметика, порванный ворот блузки… Влад онемел, а она бормотала что-то несвязное, вцепившись в него, как в спасательный круг утопающий: «Милый, милый… Не хотела… Думала, что смогу… Как же так?.. Только ты…Ты, никто больше...»
Постепенно картина вырисовалась более-менее ясная: в клубе Марина веселилась без устали и стыда, чем, естественно, привлекла внимание представителей мужского пола. Один из таких представителей за ней и увязался с настойчивым предложением довезти до дома. Как вскоре сообразила Марина, сей благородный джентльмен имел в виду свой дом и явно не ожидал получить столь рьяное сопротивление от подвыпившей леди в подростковой юбчонке.
- …но я не смогла, я убежала!.. Не смогла… убежала… – повторяла Марина, как заведённая, пока Влад отпаивал её чаем на кухне.
Она смотрела на него с широко открытыми глазами и поразительно напоминала ту неуклюжую девочку, над которой потешалась вся школа, и Влад в первую очередь.
- Найду этого урода, - он скрипнул зубами, заметив на руках жены синяки от чужих пальцев.
Его внезапная решимость вывела Марину из коматозного состояния.
- Нет. Пожалуйста. Не надо, - она часто заморгала. – Я всё равно не запомнила номер машины. И… самого тоже не особо запомнила. Не надо никого искать… Не надо устраивать драку… мстить… прыгать с крыши… Ты просто будь со мной.
Влад вздохнул.
- Ещё чаю хочешь?
- Не-а. Спать хочу.
Диван не разбирали. Марина уснула, вытянувшись вдоль, головой на коленях Влада. Зато он не спал, гладил её по волосам, как когда-то, в ранней юности, она берегла его сон и молилась молча, бесслёзно, чтобы он выздоровел. Пожалуй, никогда ещё – ни в день свадьбы, ни в день рождения двойняшек – Марина не была для него такой родной и любимой. И главное, никогда ещё, вплоть до этой ночи, обошедшейся даже без исполнения супружеского долга, Влад не чувствовал себя в полной мере настоящим мужчиной.
На следующий день он заказал столик на двоих в небольшом уютном рестораничке. И хотя Марина возникала по поводу того, что «деньги можно и на что-нибудь полезное потратить», Влад пропустил её реплики мимо ушей.
Всё оказалось вполне цивильно: белая скатерть, свечи, два бокала шампанского.
- Ты такой красивый! - всерьёз восхитилась Марина и снова стала похожа на школьницу, безнадёжно в него влюблённую.
С этим трудно было не согласиться: утром Влад гладко выбрился и откопал из недр шкафа пиджак с рубашкой, которые сто лет уже света белого не видели.
- Ты тоже, - ответил он в тон. – Потанцуем?
- Да ну, я не умею, - принялась отнекиваться Марина.
- Да? То есть по дискотекам зажигать – это с радостью, а как с мужем медленный танец – так слабо?
Влад не удержался, чтобы не подколоть, но сделал это по-доброму, и Марина засмеялась.
- Ладно, проехали, - он привстал, потянул жену за руку. – Не стесняйся, я тебя научу.
- Обещаешь?
Он ответил, когда они уже изображали вальс, вдвоём на тесном танцполе. Просто шепнул, наклонившись близко: «Обещаю». И продолжил мысленно: «Обещаю… Я тебя научу танцевать. Научу жить и любить без оглядки на прошлое, без вечного самокопания и ожидания подвоха. И научусь сам. Знаю, одного романтического вечера для этого, конечно, мало… Но я сдержу обещание».