Дед Матвей был в деревне самым, что ни на есть, чудным жителем. Бабку свою, маленькую росточком, и круглую, как колобок, он, в глаза и за глаза, называл по-простецки "Маня-подь-сюды", потому как, по первому его зову, баба Маня "катилась", и "сюды", то есть, к нему, когда он, будучи в подпитии, брал в руки старую гармошку, и они вдвоем горлопанили срамные частушки, прихохатывая, и "отсюда" - когда обнаруживал, что бабка, прихватив заначку, торопилась до деревенской почты, чтоб накупить лотерейных билетов.
"Маняяя!!! Подь сюды, зараза!"- орал дед, зная, что за пятьдесят лет лотерейного азарта бабка выиграла два раза по рублю, да один раз - оренбургский пуховый платок, который, после первой стирки, сквозь обручальное кольцо не пролез, паутинкой не светился, выглядел, как "репей на бороде"- по определению деда Матвея - , и был отправлен в ссылку, подальше, а именно - в баню, где им удачно затыкали "отдушину" в парилке - отверстие в бревнах для выпуска лишнего пара на "свежий воздух".
Вся деревня помнит тот случай с платком, когда дед Матвей, с торчащей от ярости, в разные стороны, бородой, поддав для "убедительности" кружку самогонки, выгнанной в той же баньке прошлой ночью, появился на почте, с целью - убедить почтальоншу вернуть ему тридцать копеек за лотерейный билет, в обмен на платок.
Убеждал он всегда одинаково. Поманив пальцем:"Оксана, подь сюды!", подмигнув заговорщицки, он наклонился через стойку, и зашептал ей на ушко "нецензуру хамскую, обворожительную", какую знал еще с молодости, отчего Оксанины щеки вспыхнули, а грудь начала колыхаться,- то ли от возмущения, то ли от возмущения другого рода... Скажем прямо, деду Матвею, хоть и было за семьдесят, но выглядел он еще тем...., ну, понимаете, тем еще мужичком, которого не брал "ни снег, ни зной, ни дождик проливной" - так он про себя, играя на гармохе, намекал, ничуть не боясь подкрадывающейся сбоку , с веником-голяком, бабки Мани:"Я те покажу снег! Я те и зной покажу!"
И показывала, пока у деда руки были заняты, да так, что его то в озноб, то в жар бросало! Ну, короче, когда он "права качал" на почте (а дело было давнее), так выглядел еще "ого-го!", несмотря на застрявшие в бороде колючки репейника (лазил перед "походом" в огуречник, через чертополоховые кусты, за закуской, тайком, потому как, огурки сторожились для засолки, а для закуски лежали на столе , под бабкиным носом). Ну, чего там отвлекаться!
Видимо, убедительно шептал дед Оксане, 35-летней вдовушке-хохотушке, потому что, та, недолго смущаясь, твердой рукой поставив табличку "закрыто на обед", подняв гордо голову, удалилась, невзирая на возмущенные взгляды местных "бабок-сорок".
Ну, а что дед? Тот, покашливая многозначительно, "прошел по ряду" , как он любил выражаться, "культурно", то есть, по пути пощипывая бабенок за "выпуклости", отчего те начинали ,как бы возмущенно, вскрикивать и ойкать, а на самом деле, очень даже в душе "трепыхаясь", причем, а приятном смысле. Дед, конечно, знал об этих "трепыханиях души" - тот еще знаток, потому, для придания сногсшибательного вида, хотел было сдвинуть фуражечку набекрень, но той не оказалось на положенном месте: отдыхала на кусте репейника. Пришлось просто почесать пятерней залысину, что придало деду озабоченный вид, и ретироваться побыстрей, выслушивая вслед возмущенно- радостные бабьи лозунги, самые мягкие из которых звучали как "неуёмный огурец" и "хренотёрщик" - ну, это ж, с подтекстом, да с намеками, сами понимаете!
Дело было в августе, по утрам уже рОсы выпадали, по вечерам тоже не жарко было. Все-таки, не на югах жили , а ближе к северо-востоку, если по карте глянуть, от столицы российской. Да и не в субботу, а, как раз -в понедельник! Тяжелый, значит, день, для переговоров там всяких и убеждений! "Видимо, не удалось Матвею на почте "прощупать почву",- так подумали бабенки, и, посудачив на щекотливую тему, разошлись.
Ошиблись, однако! Не зря колыхалась грудь , и горели щеки у Оксаны! Ой, не зря! "Закрыто на обед" - так 100% правда! На обед и пошла... По-за огородами, да в знакомую баньку, где дед Матвей обещал оренбургский пуховый платок. По-ка-зать! Как он сквозь колечко проходит! И больше - ни-ни...! Ну, если, только, обмыть выигрыш ароматной "жгучкой". И сделку совершить. Оксане - платок, а деду - 30 копеек. Всего! Какая баба откажется, если такой платок в сельпо, в последний раз, завозили ,аж три года назад, да и стоил он 5 рублей. А уж Оксане, при её должности завпочтой, и. по совместительству, почтальонки, "рассекать " по деревне с наброшенным на плечи платком- паутинкой, бабам на зависть, - так сам бог велел!
Бог велел - черт попутал! Ровно через полчаса все действующие лица были на месте! То есть, оба! Дед из-за угла бани подал сигнал:"Кхе-кхе!"- три раза, как условлено! Подсолнухи, росшие лесом вдоль забора, согласно закивали. Оксанка нырнула в открытую дверь и облегченно вздохнула:"Вроде бы, не заметил никто!" Дед Матвей, затоптав папироску, не поворачивая головы, обозрел окрестности, и, довольный, скрылся в бане.
Скажем прямо, баньку он строил на совесть, и со всеми прилагающимися, по его мнению, удовольствиями. В предбаннике , пропахшем березовыми и можжевеловыми вениками, висевшими на перекладине дружным рядом, стоял круглый стол, накрытый старой плюшевой скатертью с вылинявшими желто- коричневыми цветами. Посередине стола возвышался пузатый медный самовар, а вокруг него - хоровод из баночек с медком, вареньем, да травяными настоями - бабкины прихоти...
Одним махом руки сдвинув всё это в сторону, дед Матвей водрузил на стол трехлитровую банку с первачком. Для переговоров за круглым столом не хватало только закуски. Выглянув в маленькое окошко, дед удрученно хмыкнул: до огуречника ходу - через весь огород! И вздрогнул, ощутив на плече чью-то руку! Оксана - понятливая баба! С торжествующим видом достала из своей сумочки пару завалявшихся карамелек, и потрясла перед дедовым носом.
Пришел час! Переговоры начались!
Прошел час... Продолжение следовало... "Жгучка" в банке оседала на дно, карамельки держались изо всех сил, надкусанные по краям.Тридцать копеек мирно лежали на подносе, у самовара. Шаль, раскинутая по лавке, с каждой минутой становилась всё пушистее и мягче! Всё приятнее на ощупь...
Баба Маня, прокатившись до продмага, затарившись свежепривезённым арбузом, благополучно вернулась до хаты, водрузила его на стол, и, довольная, пошла искать благоверного. Дед Матвей - как в воду канул! Ни в погребе (не дай, бог, найдет заныканную там к Покрову, бутылочку шампанского- дефицит по тем временам!), ни на сеновале, ни в кустах смородины (глаз, да глаз за ним - скоро всю ягоду ощиплет) его не было!
Раздосадованная, баба Маня добралась до огорода и ахнула: возле огуречника торчала знакомая ей с молодости фуражка! "Вот, паразит, щас я тебе устрою турпоход за огурцами!"- яростно ликовала бабка в душе, радуясь, что поймает деда с поличным! И, по-быстрому, ретировалась до хаты, где , в сенях,(не поверите!), лежала обычная рогатка, из которой дед, будучи "по мухой", стрелял по воронам. Вооружившись, бабка успешно устроилась за посадками гороха, и приготовилась к "обнаружению противника".
"А платочек-то у меня какой! Бабы обзавидуются! Под рукой - как шёлковый стелется! Пуши-и-истый...!!!"- блаженно закрыв глаза, опьяневшая Оксана гладила рукой... мохнатую дедову грудь. Прибалдевший от самогонки и Оксанкиного "массажа", дед потянулся одной рукой за лежавшей на лавке гармохе, чтоб, растянув меха, выплеснуть наружу всю ошалевшую от избытка чувств душу, и случайно посмотрел в окно...
Увиденное потрясло его душу не меньше "массажа"! Баня вздрогнула от дедова громового смеха! Оксана подпрыгнула на лавке и отпрыгнула от него, испуганно хлопая ресницами.
Дед, забыв про конспирацию, распахнул двери, и хохотал, показывая рукой на стоявшую в позе охотника , с рогаткой, бабку! От неожиданности баба Маня вздрогнула; рогатка сработала; фуражка покачнулась, но осталась висеть.
Дальше события развивались с космической скоростью!
Оксана - в подсолнухи! Бабка - за дедкой! Дедка - в баню! Шум- гам - тарарам!!! Полетели клочки по закоулочкам! Не только шаль пострадала, но и дедовый "шёлковый нагрудничек", который пять минут назад нежно гладила Оксана!
Дааа...., понедельник - тяжелый день, какие уж там переговоры!
Шаль так и осталась жить в бане. Бабка её помиловала, и долго решала, куда бы пристроить... Сначала на лавку стелила, чтоб помягче сидеть было, как из парилки выйдешь."Не слава богу!"- пушок прилипал к влажным энным местам, да и щекотно было. Потом растянула на стене, как ковер, для красоты, но мухи, и другая летающая живность застревали в ней (паутинка же!), и противно жужжали... В конце-концов, случайно, бабка заткнула ею отдушину в парной, да и успокоилась...
И только дед Матвей, глядя на неё, довольно хмыкал, вспоминая, как охмелевшая Оксанка гладила его по груди, и что-то внутри его в этот момент щекотало приятно, а в голове начиналось брожение...
Подписывайтесь на мой канал, и будьте в курсе всех событий!
Ваша бабушка Надя.