Был 1989, зима или ранняя весна… До окончания моей срочной службы оставалось меньше года. Поэтому-то и была возможность иногда посидеть в комнате, называвшейся в то время «Ленинской», полистать журналы. О!- журналы того времени: разрешённая «запрещённая» литература, разоблачения «сталинизма» и «застоя»… Не сразу, через пятые руки, но доходили те журналы («Огонёк», «Юность», «Смена» и т. д.) и до нашей казармы.
Наверное, один из таких журналов и читал я в тот день и час, когда мой земляк Олег Малинин сказал: «Вот, посмотри стихи…»
А я уже сам писал вовсю. Малинин-то и был первым терпеливым читателем и слушателем моих опусов.
И вот я читаю то, что он мне подал… «Грибоедовский вальс».
«В отдалённом совхозе «Победа»
Был потрёпанный старенький «ЗиЛ»,
А при нём был Степан Грибоедов,
И на «ЗиЛе» он воду возил…» и т. д.
Тут же, помнится, были «Петербургская свадьба», «Подвиг разведчика», ещё что-то…
Башлачёв!
Да-да не песнями – рвущими душу, а стихами, напечатанными строчками пришёл он ко мне. И он для меня был и есть, прежде всего – поэт (ну, какой уж он там, честно говоря, музыкант…), не «рок-поэт», не «бард»… Поэт.
В журналах, в одном за другим, появлялись подборки его стихов и первые статьи о нём. Я читал стихи, твердил их, переживал их как свои («но я с детских лет не приучен стоять в строю, меня слепит солнце, когда я смотрю на флаг…» - бормотал, в ожидании дембеля), тайком вырывал страницы со стихами и статьями.
А Малинин ещё рассказывал, что знал его, видел: Башлачёв бывал в Вологде, в общей компании с его старшей сестрой, и приходил к ним домой… И это казалось совсем уж несправедливо обидным – я мог бы с ним познакомиться, если бы он был жив, этот длинноволосый ангелоподобный парень, писавший: «Рука на плече, печать на крыле, в казарме – проблем, банный день, промокла тетрадь…» (Казалось бы, ну что такого в этих строчках? – а они завораживали).
В те дни я даже написал и отправил письмо в «Огонёк» с предложением поставить памятник Башлачёву. Тогда редакции журналов ещё отвечали на письма читателей. И надо было видеть лицо ефрейтора «почтаря», подававшего мне фирменный огоньковский конверт. А в нём бланк с печатными буквами: «Уважаемый… благодарим Вас за внимание к нашему журналу…»
Не верится, что это было со мной: и смешно, и грустно…
Потом, уже после армии, купил где-то (наверное, в магазине «Мелодия» в Вологде) пластинку «Время колокольчиков», слушал её на проигрывателе-инвалиде, и это было ещё одно потрясение…
В Питере купил книжку «Посошок» (в зелёно-чёрно-голубой бумажной обложке»). Сводила жизнь и с людьми, знавшими его…
В то время Василий Иванович Белов написал статью «против рока». Ну а ведь Башлачёв (как узнали никогда и не слышавшие его, почитатели-последователи Белова) – это же рок!
«Вот, посмотрите какие стихи…», - говорил я писателю, читавшему тогда все мои первые рассказы. «Нет, это плохо, это рок», - отвечал он.
«А деньги, что ж, это те же гвозди, и так же тянутся к нашим рукам», - читал я ему. «А почему деньги это гвозди-то?» - нарочито простецки спросил писатель. И я указал на распятие на стене его кабинета – вот гвозди!
Многое забылось, ушло… А Башлачёв всё рядом. И также вдруг обожжёт досадой – вот по этим ступеням он поднимался в квартиру моего друга, вот по этой набережной Шексны или Фонтанки гнал его снеговой ветер («…скатертью тревога!»)… А уже всё – не встретить, не повстречаться.
Я вот думаю, прочитал бы Василий Иванович его стихи, и сказал бы – да это же прекрасный поэт! Обязательно сказал бы, понял бы его. Белов на таланты и творческую дерзость был отзывчив…
А впрочем, что мне чужие мнения, если и сейчас волосы дыбом встают от этих слов:
«… Пуст карман. Да за подкладкою
Найду я три последних зёрнышка.
Брошу в землю, брошу в борозду –
К полудню срежу три высоких колоса.
Разотру зерно ладонями
Да разведу огонь да испеку хлеба.
Преломлю хлеба румяные
Да накормлю я всех,
Тех, кто придёт сюда
Рассеять чёрный дым…»
То ли это заговор-волхование, то ли молитва, я не знаю…
Вот если бы я сегодня встретил его, я бы, может, и сказал: «Ты подожди, потерпи… Сходи в церковь…»
А тогда я просто шептал вслед за ним: « тут дело такое… нет тех, кто не стоит, нет тех, кто не стоит любви…» И эти слова когда-то спасли меня. Я это точно знаю, я помню…