В советской историографии роль Русской Православной Церкви (далее РПЦ) и Белорусской Православной Церкви (далее БПЦ) в Великой Отечественной войне трактовалась в атеистическом контексте, патриотическая деятельность священнослужителей Московского Патриархата и верующих не рассматривалась. В обобщающем исследовании «Беларусь у гады Вялікай Айчыйннай вайны: Праблемы гістарыяграфіі і крыніцазнаўства», изданном в 1999 г., охарактеризованы 289 работ, о Гомельщине повествуется в 16 трудах, но о служении священников в войне не упоминается. Исключением из этой тенденции являются статьи об участии в партизанском движении К. Раина [1], [2] и В. Копычко [1], [3, с. 101], трудившихся в регионе в послевоенный период.
В российской историографии в 1990-е гг. появилось большое количество исследований, в которых конфессиональная политика XX в. рассматривается объективно. Они проанализированы доктором исторических наук М.В. Шкаровским[4, с. 10-40]. Среди них выделяются труды: В.А. Алексеева, О.Ю. Васильевой, М.И. Одинцова, А.Н. Кашеварова, С.Л. Фирсова, В.И. Цыпина. Ученый также охарактеризовывает труды эмигрировавших историков и священников: Д.В. Поспеловского, В.А. Алексеева, Н. Струве, И. Косяка, Аф. Мартоса и зарубежных исследователей: Г. Штриккера, Ф. Хейера, Х. Файерсайда [4, с. 10-40]. Однако, в указанных исследованиях положение БПЦ в изучаемый период подается фрагментарно, в общем контексте анализа политики государства на территории всего Советского Союза.
В отечественной историографии новейшего времени также появляются исследования, в которых всесторонне рассматривается роль БПЦ в военный период. Они осуществляются в ГрГУ им. Я. Купалы в рамках национал-историографического проекта «Православная Церковь и белорусское общество в XX-XXI вв.» [5, с. 61-70]. Историком С.В. Силовой, труды которой явились прорывом по означенной проблеме [6], [7], предложено свое видение вышеуказанных российских и зарубежных трудов. Она проанализировала обобщающие труды белорусских историков с 1990-х гг. и охарактеризовала материалы военной периодики и литературные статьи, созданные А. Смирновым, М. Тычиной, А. Котовым, Б. Кьяри, Б. Рейн [8]. Ценная информация о клириках исследуемого региона содержится в работах преподавателей Минской Духовной Академии: протоиерея Ф. Кривоноса [9], А.В. Слесарева [10].
Подписывайтесь на наш канал в Яндекс.Дзене и будете в курсе новых публикаций и исследований!
Однако полная картина о ситуации на Гомельщине в вышеперечисленных работах отсутствовала. В свете вышеизложенного, сотрудники Церковно-Исторической комиссии (о деятельности которой сообщалось [11, с. 149], [12, с. 7]) провели архивные изыскания и полевые экспедиции в регионе. Цель данной статьи: воссоздать объективную картину возрождения православных приходов в оккупационный период; для достижения которой выдвинуты следующие задачи: а) ввести в научный оборот новые данные о количестве действующих на Гомельщине церквей и служащих клириков; б) акцентировать внимание на деятельности «самосвятов», служивших в 13 селах и деревнях региона и легализации «церковного подполья».
Вследствие конфессиональной политики 1930-х гг., накануне Великой Отечественной войны, на территории восточной Белоруссии осталось 2 действующих храма (из 542 действующих в конце 1930-х гг.), в которых изредка проводились литургии [7, с. 3]. Многие из закрытых храмов были либо разрушены, либо переоборудованы под всевозможные производственные и социокультурные здания. На территории Гомельщины все церкви были закрыты к 1939 г. [11, с. 150]. Следует отметить, что в 1914 г. на Гомельщине действовало 174 православных молитвенных зданий [13, л. 7-14], в 1924 г. — уже 100 единиц [14, л. 157-173].
К 1941 г. в восточной Белоруссии не осталось ни одного епископа, многие клирики были сосланы или уничтожены. Начавшаяся война обусловила пересмотр государственноцерковных отношений и требовала национального единства. Положение БПЦ временно улучшилось, постепенно начали возрождаться епископские кафедры, уже в 1941-1942 гг. клирики и прихожане стали возрождать закрытые и строить новые церкви. В их открытии принимали участие представители германской администрации и офицеры вермахта, которые «… желали подкупить белорусский народ веротерпимостью… не веря в прочность своего положения на завоеванных землях.» [15, л. 1]. Оккупанты учитывали религиозные и национальные особенности государства, просчеты конфессиональной политики Советской власти. Вместе с тем, при Генеральном Комиссариате Белоруссии существовал отдел под руководством Леопольда Юрды, который контролировал деятельность БПЦ. Настоятели должны были составить клировые ведомости, заполнить личные анкеты священников и псаломщиков, после чего они получали соответствующее разрешение на совершение богослужений в определённой местности и состояли на учёте в СД или комендатуре [7, с. 45], [9, с. 24].
Учитывая интенсивное открытие приходов, в январе 1942 г. по распоряжению главы БПЦ митрополита Пантелеймона (Рожновского) и архиепископа Венедикта (Бобковского), с санкции оккупационных властей в Восточную Белоруссию для организации церковной жизни были направлены архимандрит Серафим (Шахмуть) и протоиерей Григорий Кударенко. Будучи доверенным лицом главы БПЦ Пантелеймона (Рожновского), он становился попечителем возрождавшихся церквей и монастырей [7, с. 47], [9, с. 24]. Серафим (Шахмуть) должен был предоставлять в СД сведения об открываемых церквах, их земельных наделах.
В отечественной историографии ранее было показано, что в 1941 г. в г. Гомеле были открыты: Георгиевская, Александро-Невская в Новобелице и Свято Николаевская (Полесская) церкви, а 1.08.1942 г. — Петропавловский Собор [10], [16]. Однако, согласно воспоминаний схимонахини Митрофании (Мисько), в 1941-1943 гг. до ее частичного разрушения действовала также кладбищенская Рождество-Богородицкая церковь [17]. Таким образом, в г. Гомеле в оккупационный период действовало пять православных церквей. Причем прихожане создавали строительные бригады, собственными силами восстанавливали и содержали здания. Согласно отчетам настоятелей «.церковный совет, верующие, во главе с гражданином И.А. Бабриковым и настоятелем М. Хорьковым в 1941 г. восстановили и отремонтировали Александро-Невскую церковь в Новобелице.» [18, л. 4], [19, л. 8]; «под руководством священника К. Караскевича от станочного оборудования освобождена и отремонтирована Никольская церковь.» [17]. Клирик Е. Башлаков сообщает: «переоборудован из здания музея Петро-Павловский Собор» [17]. Благочинный города и настоятель Георгиевской церкви Н. Гейхрох сообщает: «25 октября 1941 г., после ремонта, состоялось ее освящение, начались литургии, которые не прекращаются и по сей день. Прихожан — 5000 человек, к церкви приписаны «Прудок» и поселок «Красный Октябрь». Сохранились именные и адресные списки 15 учредителей и 20 членов церковного Совета данной церкви» [18, л. 6, 7, 8].
По разным официальным данным, в 1941-1942 гг. на Гомельщине было открыто 60 (63) культовых здания [10, с. 15], [16], [20, л. 5]. Однако, данные сведения необходимо дополнить. Ведь Н. Гейхрох, вследствие сложностей военного времени — отсутствие транспорта, партизанское движение — не владел всей полнотой информации о возрожденной церковно-приходской жизни. Также клирики не могли свободно перемещаться по региону, т. к. для каждой поездки нужно было получить пропуск в Отделе народного просвещения при Городском Управлении, которым заведовал Н.Н. Будзилович [9, с. 21]. Интенсивность церковного возрождения обострила кадровый вопрос. Несмотря на то, что в 1942 г. в г. Минске многие из бывших псаломщиков или наиболее подготовленных мирян были рукоположены в священники, согласно официальным данным служили 43 клирика [16], уточненное число — 73 священнослужителя.
Следует отметить, что количество открытых приходов превышало количество каноничных священников в регионе. В этой связи «.в последние дни великого поста 1943 г. архимандрит Серафим (Шахмуть) объезжал приходы, в которых не было священников, для того «чтобы удовлетворить религиозно-духовный голод» [16]. Также, опрошенные респонденты и старейший гомельский священник Стефан Гладыщуксвидетельствуют, что на должность настоятеля, если не было возможности поставить каноничного священника, общим решением верующих выдвигались наиболее опытные миряне «самосвяты», без специального богословского образования [17], которые совершали церковные службы. Такие молитвенные дома не всегда учитывались и оккупационным и епархиальным начальством. По приглашению верующих Ветковского района на Двунадесятые праздники проводил богослужения в церквях Ветковского района (Старое Село, Хальч, Бартоломеевка) протоиерей Иоанн Трубицын, 1868 г.р., уроженец станицы Вешенская Донской области. Он отслужил 50 лет в лоне Православной Церкви, трудился до 1935 г. на разных приходах Донской епархии. Затем вышел за штат, переехал в г. Гомель к своей дочери, но в 1941 г. возобновил пастырское служение в исследуемом регионе [17]. Следовательно, верующие Гомельщины тесно общались между собой, были осведомлены о церковной жизни региона и стремились сохранить православные традиции в экстремальное время. Трудились в церквах региона и рукоположенные украинские священники: П. Тумановский в Гадичево, также о. Владимир в Поколюбичах и о. Михаил в д. Уть, фамилии последних респонденты не помнят [17].