Где-то я читала, что у котов не бывает гомосексуального поведения. То есть у людей есть, у собак наблюдается, а у кошек нет. У кошек лапки и скрепы.
За точность сведений я, правда, не ручаюсь, а гуглить мне лень. Но в общем, думала я о котах всегда, как о животных, не подверженных разложению и тлетворному влиянию запада, кругом и в целом положительных, облико морале и все дела.
И тут начала я замечать неладное. Стало мне казаться, будто рыжий Фима как-то уж совсем неровно дышит к Трофиму, оказывает ему разные знаки внимания и недвусмысленно выражает свои чувства.
Не знаю, насколько глубоко *зачеркнуто* далеко все зашло, но Фиме похоже не мешает даже тот факт, что сам Фима… эээ… как бы слегка кастрирован.
А второй, пенек ушастый, принимает Фимины ухаживания благосклонно, с фривольной небрежностью престарелой гетеры. Хотя это-то меня как раз и не удивляет. Трофим, как и полагается настоящему римскому патрицию, всегда был склонен к обжорству, лени и разврату.
Но Фима! Толстый рыжий Фима, деликатный, ранимый, по- интеллигентному многословный и суетливый, рушит мою стройную картину мира.
- Вот и верь тому, что пишут, - говорю я. – Получается, что гомосексуализм…
- Что такое гомосексуализм? – перебивает меня Любка.
- А? Это… это однополая любовь. Когда женщина любит женщину, а мужчину – мужчину…
- А так это геи! – радостно восклицает Любка.
- Значит, - осторожно говорю я. – Кто такие геи, ты уже знаешь?
- Осспааадиии! – Любка смотрит на меня снисходительно, сверху-вниз, с высоты всех своих одиннадцати лет.
Потом хватает Фиму на руки и нежно прижимает к себе.
- Фимушка, - шепчет она. – Фимушка… мы все равно тебя любим, сильно-сильно!
И она звонко целует его в блестящий рыжий шнобель…