После свержения диктатуры Сомосы в Никарагуа и прихода к власти Сандинистского фронта национального освобождения (СФНО) в 1979 г. лидером страны стал Даниэль Ортега, мало кому в стране известный до начала массового восстания годом раньше. Он, подобно Сталину – внешне далеко не Аполлон, слабый оратор, никудышный теоретик, в боях тоже особыми подвигами не прославился, зато умен, циничен и обладает талантом администратора. Ему отлично подходит характеристика, данная братьями Стругацкими дону Рэбе в «Трудно быть богом»: «Не высокий, но и не низенький, не толстый и не очень тощий, не слишком густоволос, но и далеко не лыс. В движениях не резок, но и не медлителен, с лицом, которое не запоминается. Которое похоже сразу на тысячи лиц. Вежливый, галантный с дамами, внимательный собеседник, не блещущий, впрочем, никакими особенными мыслями...».
Именно он в 1976 г. смог договориться сначала с Фиделем Кастро – о поддержке революционной войны; затем – с беспокойными «товарищами по партии» и убедить их принять кубинскую помощь; потом – с либералами, консерваторами и прочими антисомосистами, убедив их, что сандинисты не намерены устраивать в Никарагуа «вторую Кубу» с колхозами, экспортом революции и местным вариантом ГУЛАГа.
Ортега и все руководство СФНО были убежденными коммунистами, и обещания, данные «попутчикам» из буржуазного лагеря, американцам (чтобы отстали) и мировой социал-демократии соблюдать вовсе не собирались. Сразу после победы революции на основе боевых отрядов сандинистов была создана Сандинистская народная армия и народная милиция – тоже, разумеется, Сандинистская. Таким образом, были отброшены обещания сандинистов о многопартийной демократии: силовые структуры изначально создавались как политические. Опорой режима стали и Комитеты сандинистской защиты – аналог кубинских Комитетов защиты революции, совмещавшие функции партийного ополчения и тотальной слежки за населением. Сандинистским стал и ведущий профцентр Никарагуа.
Но режим Ортеги не пошел по кубинскому пути, национализируя всю экономику и уничтожая все независимые политические и общественные структуры. После революции была экспроприирована собственность клана Сомосы и его приближенных, и на этой основе создан государственный сектор. Национализации подверглись банковская система, транспорт, энергетика, внешняя торговля. Всего в руках государства оказалось около 40% ВВП. Земли клана Сомосы и крупных латифундистов сандинисты распределили между государственными, кооперативными и индивидуальными хозяйствами. Революционное правительство занималось также ликвидацией неграмотности, уменьшением безработицы, кое-что делалось и для решения жилищной проблемы, крайне острой после разрушительной войны 1977-79 гг.
Сандинистская революция с самого начала приобрела странный характер. Обычные для социалистических режимов эксперименты – раздувание бюрократического аппарата, хаос на государственных предприятиях, порождающий нерентабельность, низкие дисциплину и производительность труда, сопровождались непосильными для бюджета социальными расходами. Сохранение частного сектора и экономике и оппозиционных структур в политике соседствовали с постоянными угрозами сандинистских властей в их адрес. Вся политика сандинистов в отношении оппозиции в течение их правления заключалась в ее постоянном запугивании и напоминаниях о том, что Никарагуа идет по социалистическому пути, и им – либералам, консерваторам, независимым фермерам, торговцам и ремесленникам – места в ней не будет. Сандинисты непрерывно напоминали о «ленинском НЭПе» и угрожали, что вскоре, подобно российским большевикам, покончат с «частными лавочками».
Но при этом ничего для ликвидации частного сектора и оппозиции не предпринималось! Этот парадокс объясняется просто: Даниэль Ортега, при слабой образованности и отсутствии управленческого опыта - умный человек. Он прекрасно понимал, что национализация частного сектора уничтожит экономику страны. Ведь никарагуанская экономика – это сельское хозяйство, переработка сельхозпродукции, легкая и пищевая промышленность, но в первую очередь это торговля, составляющая большую часть экономики. Причем важнейшая составляющая часть торговли - внешняя: все промышленное оборудование, машины всех типов, запчасти, ГСМ, товары длительного пользования и повседневного спроса, значительная часть продовольствия – все это закупалось за рубежом. Советский Союз, для которого сандинистская революция была неожиданностью, после нее сразу дал понять, что брать на себя содержание Никарагуа не собирается. Кроме того, Никарагуа – не остров, где можно закрыть границы и посадить население на голодный паек, как кубинцев. Значит, торговлю было необходимо оставить в частных руках, приходилось смириться и со свободным въездом и выездом за границу, и с обменом валюты.
Сандинисты были вынуждены сохранить многопартийность и частную собственность, проводя ограниченные реформы, вполне укладывавшиеся в общедемократические рамки. Однако они сопровождались перманентными конфликтами с частным сектором и его политическим крылом – оппозицией, вплоть до убийств политически активных «буржуев». Конфискованная у клана Сомосы земля в основном передавалась крупным акционерным обществам, гораздо меньше – кооперативам, а крестьянам-индивидуалам досталась ничтожная часть. Кроме того, крестьян принуждали вступать в кооперативы – не путем грубого насилия, как в СССР или на Кубе, но организовывая на них давление при помощи кредитной политики, закупочных цен и т.д. Англоязычных индейцев Москитии (Атлантического побережья) насильственно загоняли в укрупненные поселения – по отношению к ним политика сандинистов в первые годы революционного правления носила откровенно расистский характер. Поэтому, несмотря на всю умеренность сандинистского «социализма», экономика Никарагуа, все равно к концу первого сандинистского правления рухнула, хотя и не так катастрофически, как в Советской России в 1917 г. или на Кубе в 1960 г. «Коммерсантъ» так охарактеризовал сандинистское правление в Никарагуа: «[Даниэль Ортега] полностью разрушил экономику, ввел карточки на продовольствие, довел внешний долг до громадных размеров, годовой доход на душу населения - до $400, а темпы инфляции - до 13 500% в год» (А.Алексеев «Страна четырех семей», Коммерсантъ-Власть, 22.02.2000). На самом деле в 1988 г. инфляция составила 34000%, а безработица охватила половину работоспособного населения.
С демократией и многопартийностью плохо сочеталось создание Генерального директората государственной безопасности (исп. DGSE) – аналога КГБ. В его создании участвовали собственно КГБ, восточногерманское «Штази», кубинские, чехословацкие и болгарские коммунистические спецслужбы. Возглавлял DGSE некто Ленин Серна (такое имя ему дали родители – сальвадорские коммунисты) – ярый сталинист, любитель «красивой жизни», пьяница и бабник. Сандинистская спецслужба работала так же, как и в других соцстранах: запугивание, шантаж, насилие, дискредитация политических противников и убийства особенно ярких оппозиционеров. Пожалуй, самым громким стало убийство харизматичного бизнесмена, лидера предпринимательских объединений UPANIC и COSEP Хорхе Саласара 17 ноября 1980 г. В Никарагуа это восприняли как официальное объявление курса сандинистов на террор. DGSE занималось и откровенной уголовщиной: присваивало имущество репрессированных, использовало конфискованные капиталы для создания своих коммерческих структур, участвовало в колумбийском наркотрафике, занималось контрабандой оружия и формировало банды для заброски в Коста-Рику, власти которой «осмелились» поддержать никарагуанскую оппозицию.
Режим Ортеги все время его правления (1979-90 гг.) пользовался поддержкой части населения, точнее, на люмпенов – неквалифицированных рабочих и крестьян-батраков. Буржуазия, большая часть среднего класса, крестьяне-землевладельцы, а также практикующие католики, оскорбленные подчеркнуто антирелигиозной политикой революционеров (от этого сандинистов не удерживало даже присутствие священников в правительстве), очень быстро стали в оппозицию режиму. В Никарагуа развернулась гражданская война.
В гражданской войне сошлись крестьяне и рабочие с обеих сторон; вмешательство США, СССР и Кубы сделало ее бурной и ожесточенной. Ортега, официально ставший президентом в 1984 г. на безальтернативных выборах и под грохот выстрелов, проиграть войну не мог. США помогало повстанцам-«контрас» только по каналам ЦРУ, т.е. открыто поставлять им деньги и оружие оно не могло, в то время как советское оружие и военная помощь от стран Варшавского блока текли сандинистам рекой. В результате они создали 100-тысячную армию с мощной бронетехникой и артиллерией (вспомним, что численность гвардии Сомосы вместе с полицией никогда не превосходила 12 тысяч, а армии других центральноамериканских государств колебались в пределах 7-15 тысяч). Численность «контрас» к концу войны достигала 22 тысяч, но оружия и военной техники им не хватало. В 1988 г. СССР, ослабленный перестройкой, обессиленный жесточайшим социально-экономическим кризисом и убаюканный переговорами с США, сообщил Ортеге, что больше помогать ему не намерен. Уверенный в поддержке народа, Ортега пошел на заключение мира с «контрас», которые сложили оружие в обмен на проведение честных выборов.
Выборы состоялись в 1990 г., и сандинисты их проиграли, но не победили и «контрас»: президентский пост достался «мирной» либеральной оппозиции, и президентом стала Виолетта Чаморро, участвовавшая в антисомосовской борьбе и являвшаяся одной из ключевых фигур первого послесомосовского правительства. Для стабилизации ситуации в стране она заключила договор с сандинистами, в соответствии с которым те сохраняли контроль над армией (которую сократили до 28 тысяч) и не подлежали судебным преследованиям за преступления, совершенные за годы нахождения у власти.
Почему все-таки Ортега, марксист-ленинец, пошел на переговоры с «контрас» и на выборы? Потому, что он не был безумцем, подобно Че Геваре, фанатиком-идеалистом типа Пол Пота, или самовлюбленным властолюбцем-нарциссом, как Фидель Кастро. Он больше похож на Николае Чаушеску с его золотыми унитазами, но еще больше – на своего земляка Сомосу. Ортега – нормальный латиноамериканский каудильо, любитель «красивой жизни», денег, дорогих вещей (в 1985 г. он купил на Манхэттене солнцезащитные очки ценой в $3500) и женщин (приемная дочь Ортеги, Зойламерика Нарвес Мурильо, заявила, что Даниэль Ортега впервые ее изнасиловал, когда ей было 11 лет, а затем, на протяжении всего периода своего правления, принуждал к сожительству). «В переходный период, то есть при переходе от революционной диктатуры к многопартийной демократии, многие сандинисты разбогатели. Тысячи партийных функционеров сандинистского фронта за лояльное отношение к свободным выборам и прекращению гражданской войны получили земельные участки и дома. Наиболее активные не довольствовались тем, что давали, и начали красть сами - фабрики, лесозаготовки, отели, фермы. Самые удачливые обзавелись счетами в швейцарских банках. Доходило до курьезов. Защищавшая интересы рабочего класса FSLN [СФНО – прим. авт.] отказалась поддержать забастовку сборщиков бананов, поскольку владельцем крупнейшей банановой плантации был один из партийных лидеров.
Проведя экономические реформы, сандинисты перешли к политическим, объявив выборы. И проиграли. Впрочем, пострадали они несильно: уход семьи Ортега из власти прошел для неё вполне безболезненно.
Сам команданте Ортега до сих пор живет в своей бывшей резиденции, которую обязан был покинуть еще 10 лет назад, и заодно владеет целым коттеджным поселком, в котором располагается штаб-квартира FSLN. Однако в богатстве Даниэль уступает брату. Покидая минобороны, Умберто Ортега сказал: "Я был не настолько глуп, чтобы выходить на пенсию на велосипеде". Из министров Умберто переквалифицировался в специалиста по иностранным инвестициям. Теперь он чаще бывает в Нью-Йорке, чем в родном Манагуа. Ездит в кадиллаке, носит дорогие костюмы и ссужает деньгами брата-генсека» (Дж.Андерсон, Д.Ван Атта «Демократия умирает во тьме: Марксистские миллионеры Никарагуа», The Washington Post, 29.03.1990).
В начале своего правления сандинистская верхушка, включая Ортегу, наверное, и вправду считала себя лидерами авангарда рабочего класса и намеревалась построить в Никарагуа социализм. Однако, управляя страной, они сами контролировали большую часть экономики, управляли финансовыми потоками и вступали во всевозможные (в том числе корыстные) отношения с буржуазией и иностранными компаниями. «Внезапно мужчины, которые подвергались опасностям в горах, стали получать не только зарплату, но и автомобили, и дома. Парк автомобилей Mercedes-Benz Сомосы перешел в руки командования СФНО. Фронт также забрал себе особняки буржуазии и использовал их не столько для офисов, сколько для резиденций своих лидеров. (…) В последние дни перед тем, как Виолетта Чаморро вступила в должность, правительство СФНО приняло ряд законов, передающих национализированные земли и многие общественные здания лидерам сандинистов в частную собственность. Сандинисты обосновывали это тем, что они будут защищать социальную собственность от захвата правыми, но практически сандинистские лидеры использовали законы, чтобы обогащаться, приобретать дома и другую недвижимость. Многие никарагуанцы убедились в алчности сандинистов» (Дэн Ла Ботц «Даниэль Ортега, выборы в Никарагуа 6 ноября и предательство революции», NewPolitics, 17.10.2016).
По данным ЦРУ, госсобственность в частные руки получили около 10 тысяч сандинистских функционеров. В 1990 г. ЦРУ утверждало, что на швейцарских счетах Ортеги находилось около $3 миллионов, у твердокаменного сталиниста и главы МВД Томаса Борхе - $1 миллион, а министр экономики Байардо Арсе (тоже сталинист и организатор сандинистской приватизации) славился тем, что носил в качестве украшений целые килограммы золота. Ленин Серна прославился любовью к роскоши и кутежам; этот любитель текилы и музыки Эрика Клэптона за время руководства DGSE сумел наплодить детей от разных женщин, точное число которых неизвестно. При этом официальная зарплата всех их в то время не превышала $50 в месяц!
Даниэль Ортега побыл в оппозиции (в полной мере сохраняя богатство и влияние), затем вновь побывал в президентах в 2006-10 гг., и потом снова возглавил страну в 2016-м. Из тщедушного вихрастого марксиста в камуфляже он стал толстым, солидным пожилым сеньором, постоянно поминающим Бога. Его жена Росарио Мурильо – вице-президент и влиятельнейший человек в стране. Ортеги-младшие возглавляют различные фонды и НПО, через которые прокачиваются средства международных финансовых организаций и никарагуанского бизнеса, управляют радиотелевизионными компаниями, заседают в высших судебных и избирательных органах страны. Бывший команданте, бесцветный аппаратчик, «человек ниоткуда», попросту добавил свою семью в короткий список богатейших никарагуанских семей, которые правят страной. Он создал свою династию, которая, подобно свергнутой сандинистами династии Сомосы, намеревается долго править несчастной страной.
«Никто и не думает менять систему – жестокость, коррупцию, варварство на всех уровнях. Каждый, напротив, стремится использовать ее, чтобы обеспечить себе теплое местечко» (Гранже Ж.-К. Конго реквием, СПб, «Азбука-Аттикус», 2016, с. 265) - эти слова в полной мере могут характеризовать ситуацию в Никарагуа.
Никарагуа, в 1970-76 гг. – вторая по уровню развития и доходам населения страна Центральной Америки (после Коста-Рики), сейчас – первое государство Западного полушария по уровню нищеты, «обогнав» в этом отношении даже такой всемирный символ нищеты, как Гаити. Она в 2015 г. занимала 125-е место из 188 стран по Индексу человеческого развития Организации Объединенных Наций. 12 семей, в том числе Ортега, контролируют финансовые группы стоимостью более $1 миллиарда каждая, в то время как учителя получают не более $200 в месяц. А в никарагуанских горах с 2010 г. вновь стреляют: новые повстанцы, «реконтрас», ведут войну против «псевдомарксистского олигархического режима»…
(Выдержка из статьи http://www.historicus.ru/litsa-i-teni-tsentralnoamerikanskoi-voini/ - 301199 car).