Под ногами чавкала грязь, но Иван Иванович не замечал ее. Он во все глаза глядел на город, и его не покидало ощущение, что тот корчится в агонии. Обреченные дома, из последних сил державшиеся, чтобы не превратиться в руины, горы мусора на улицах, брошенные умирать машины. И люди… Толпы исступленно веселящихся людей. Это походило на какой-то жуткий карнавал. Пустые глаза, искаженные смехом лица, изломанные движения.
— Здесь можно всё! — прокричала в лицо Ивану Ивановичу какая-то женщина. Она схватила его за руку, громко смеясь и пританцовывая. — Удовольствия на любой вкус, наслаждайся!
Иван Иванович шел сквозь толпу. Он видел, как крючконосая грязная старуха помешивает в котле неаппетитно пахнущее варево, разливает по стаканам и раздает в тянущиеся со всех сторон руки. Видел, как двое мужчин сосредоточенно препарировали третьего, от усердия высунув языки, словно школьники, пишущие экзаменационную работу. Видел лежащих вповалку людей, обнаженных, со стеклянными глазами и окровавленными ртами, о них спотыкались, пинали ногами, и на их лицах проступало блаженство. Он видел искаженные неутоленной страстью лица и переплетенные тела, бьющиеся, словно в конвульсиях. Видел сидящих на куче мусора необъятных женщин, жадно запихивающих в себя отбросы. Они давились и кашляли, захлебываясь от наслаждения.
Стоны блаженства, крики о помощи, истерический хохот, улюлюканье, свист, обрывки фраз, надрывный вой, все это обрушилось на Ивана Ивановича. Сперва ему показалось, еще немного, и он сойдет с ума, но потом пришло ощущение причастности, им завладело безудержное желание броситься в середину этого безумия и раствориться в беспредельном веселье вместе со всеми жителями этого страшного города.
Внезапно Иван Иванович почувствовал резкую боль. Крупная серая крыса впилась зубами в ногу. Проклятое наваждение отпустило его, и теперь надо было бежать, скрыться, не слышать, не видеть, не дать овладеть снова. Он увидел, как медленно открывается дверь одного из старых домов. Иван Иванович шагнул в сырой полумрак. Дверь захлопнулась.
— Я ждала вас, — услышал он спокойный женский голос.
При слабом свете свечи Иван Иванович различил хрупкий силуэт и отрешенное лицо с запавшими глазами.
— Что здесь происходит? — спросил он.
— Закат, — ответила она. — Неизбежность. Ничто не вечно. Этому городу больше нечего ждать и желать.
— Но почему ТАК? — ужаснулся Иван Иванович.
— Каждый достоин своего заката, — улыбнулась женщина.
— Страшно… — прошептал Иван Иванович.
— Наверное, — равнодушно согласилась она. — Пойдемте со мной.
— Куда?
— Увидите, — женщина взяла его за руку и потянула за собой.
Лед ее пальцев заставил Ивана Ивановича вздрогнуть.
Она вела его долго, темными лабиринтами, тоскливыми и холодными, словно свежевырытая могила. Ивану Ивановичу казалось, что они идут целую вечность. Наконец она привела его в маленькую, как чулан, комнатку.
— Он появился здесь вчера, — сказала она. — Заберите его с собой.
Она протянула Ивану Ивановичу свечу, и он увидел в углу покрытого окостенелым мусором пола тщедушное растение.
— В городе уже давно ничего не растет. Нет деревьев, травы, цветов, из животных лишь крысы. Все искусственное, сплошной суррогат. Мы даже не размножаемся, — вздохнула женщина.
— Вы можете уйти отсюда и начать сначала, — возразил Иван Иванович.
— Слишком поздно, — покачала головой женщина. — Мы уже не хотим ничего начинать.
Иван Иванович бережно взял растение и укрыл в ладонях.
— Мне пора, — сказал он.
— Прощайте, — прошептала женщина.
Она глядела в свинцовое небо, пока Иван Иванович не скрылся за горизонтом. Потом заперла дверь и отправилась на последний праздник.
Иван Иванович посадил растение на берегу озера. Он знал, ему там будет хорошо.
Изображение Pierre-Alain DEGARDIN с сайта Pixabay