В марте на первом этаже МИСП открылась выставка «Симфония цвета» — на экспозиции были представлены жанрово-пейзажные композиции петербургского художника из Армении Ашота Хачатряна.
Мы поговорили с автором и узнали, что общего между музыкой и живописью, почему культура должна сохранять национальные корни и зачем художники придумывают себе проблемы.
Выставка называется «Симфония цвета». Почему «симфония»?
Я короткую историю расскажу. Был юбилей Рахманинова, мы под его музыку писали живописные произведения. К своему стыду, я мало что знаю про Рахманинова, поэтому пришлось читать много, чтобы подготовиться. И оказалось, что наши взгляды очень близки. Вот, предположим, говорят, что в музыке главное — это мелодия, а в живописи очень важен колорит, гармония. И там гармония, и здесь гармония. Там —мелодия, здесь — колорит. В принципе, это одно и то же, просто композитор выражает свои мысли и чувства через музыку, а я — через живопись.
А что насчет цвета?
В любом случае важнее цвет, колорит. Форма — это часть холста, часть композиции. Она тоже подчиняется цвету. На холсте должна быть гармония. Когда говорят, что живопись яркая, это не значит, что все краски, которые художник увидел на прилавке, он купил и все цвета использовал. Нет, можно даже три цвета взять и создать живопись. У меня вот в последние годы получается многослойная живопись. Третий, четвертый, пятый — слой за слоем идёт, и каждый слой работает. В молодые годы я писал очень быстро, декоративно — более двух часов я не мог работать. Видимо, в то время мне не хватало мастерства, ремесла. Молодой, энергичный, наглый, цвет чувствуешь — хотелось, чтобы через два часа работы уже был готов шедевр. А сейчас, бывает, я пишу работы по два-три года спокойно. Темперамент куда-то уходит, успокаиваешься, нужно почувствовать «вкус» красок, эстетику. Если зритель смотрит на холст и нет эстетического восприятия — значит, ничего не получилось. О чём бы не рассказывал художник. Поэтому иногда и без темы можно красиво писать. Как люди могут без слов петь так, чтобы слушатели получали удовольствие. Я считаю, что в живописи очень важна еще самоотдача — и процесс. Если от процесса не получаешь удовольствия, значит —всё, пропал. Если в самом начале работы тебе неинтересно, то лучше её и не заканчивать. Нужно, чтобы то, что появляется на холсте, с первых мазков нравилось.
Нравилось художнику или зрителю?
Критиком номер один должен быть сам автор. Если ты уже доволен своим творчеством, лучше перестать писать. Иначе в какой-то момент переходишь на уровень ремесла. Набил руку, повторяешь одно и то же. Год, два, десять — это уже кризис. Поэтому ты всегда должен быть самокритичен, ставить вопросы, копаться внутри себя. Есть художники, которые говорят: «Вот я гениальный, меня никто не понимает и не принимает». Но если людям, твоим коллегам, не нравятся твои работы — ищи причины в себе, не обвиняй других. Виновник номер один — это ты. Нужно писать так, чтобы понравиться — не другим, а в первую очередь себе.
Как повлияла на Ваше творчество жизнь в Петербурге?
Во-первых, я приехал сюда молодым. В Армении я тоже писал, но основной творческий путь я прошёл здесь. Во-вторых, в любом случае, это город культуры, город духовности, город, который не оставляет художника, творца, равнодушным. В-третьих, мне как-то задавали вопрос — как бы я писал, если бы остался в Армении. Я говорю — я не знаю, если бы я жил в Армении, я бы, может быть, совсем иначе бы писал, стремился бы быть художником другого уровня. Не знаю. Сейчас здесь мне, наверное, помогает ностальгия — то, что я далеко от родины. В конце концов, я же там родился, вырос, жил. А потом — это гены. Я считаю, что культура должна быть сугубо национальной, но не замыкаться в национальные рамки. Что такое искусство, культура? Это наши корни, традиции, если мы отвергаем это — то всё, уже ничего нет. Если этого нет — о чём говорить? Если это исчезнет, ничего не будет.
По-Вашему, искусства не станет совсем или оно станет другим?
Из искусства, живописи, исчезает духовность. Может быть, это вопрос глобализации. Я думаю, что в будущем искусство — в том виде, в том понимании, в котором оно существует сейчас — уже будет не нужно, оно исчезнет. Духовная составляющая исчезает, на первое место выходит потребитель. Для производителей неважно, где будут пить «Пепси-Колу» или есть гамбургеры — в Африке, России, Европе, хоть на Луне. Им неважно — есть границы или их нет. Чтобы границы исчезли, нужно людей оторвать от корней. А в первую очередь нас связывает искусство. Поэтому из искусства исчезает духовная составляющая — мы все становимся похожими, одинаковыми, все пьем «Пепси-Колу» и ходим с «Айфоном». Может быть, это оправданно и будущему поколению это будет не нужно. Так стремительно развивается наука, искусство, так быстро меняется сознание людей, что в некоторых странах уже нет пап и мам, есть «Родитель №1» и «Родитель №2». Бабушка и дедушка — уже не близкие родственники. Мужчина, женщина, средний пол — уже есть около восьми вариантов. К этому идёт. Этим людям, я думаю, искусство в том виде, в котором оно существует сейчас, не нужно будет. Оно будет другое — это будет их жизнь, их понимание, их восприятие.
Сложности, которые связаны с работой художника, всегда были и будут — но это даже полезно художнику. Не только положительные эмоции дают результат — обязательно нужны и отрицательные. Поэтому когда у художника проблем нет — он ищет себе проблемы. Если взять андеграунд советский — они работали вопреки, Запад покупал их и поддерживал, а когда Советский Союз развалился — Запад перестал помогать, потому что они свои функции выполнили и стали уже ненужными. Они растерялись — что делать дальше? А когда открылись мастерские художников, у них оказалось очень много хороших работ. Заказы — это заказы, а в свободное время они творили, писали вопреки. Поэтому то, что сложности возникают, это неплохо. Художник должен за свою творческую жизнь пережить какие-то кризисы. Остановиться, задуматься, найти силы двигаться дальше.
А у Вас были такие кризисы?
У меня кризиса как такового не случилось, но у меня другие взгляды на это. Моя задача — всё время учиться. Я до сих пор учусь, с каждой работой. Я концентрировался на одном цвете — зеленом или красном, например, и пытался в нём что-то найти. Искал, ищу — это не скучно. Об этом я говорил — нужно получать от процесса удовольствие. Бывает, у меня есть маленький эскиз и я начинаю переносить его на большой холст. Но когда появляется какая-то часть работы, я начинаю думать, как мне продолжить. Холст как бы становится соавтором художника. Поэтому когда заканчиваешь работу - минимум на 50 процентов отходишь от эскиза. А в последние годы я вообще перестал делать эскизы. Я иногда пользуюсь ими как шаблонами, у меня около 400 эскизов законченных есть, некоторые из них я даже выставлял. Но когда в маленький эскиз начинаешь вкладываться, всё выкладываешь на нем: чувства, эмоции, понимание того, что хочешь сказать. И потом, когда на большой холст это переносишь, приходится просто повторять, а это нереально. Бывает так, что на маленьком холсте какое-то пятно работает, а на большом уже всё, пусто. Это очень тяжело. Поэтому в последние годы я сразу рисую на большом холсте, и все процессы должны происходить на нём. В академической живописи всё иначе — сделал эскиз и копируешь его. Это уже другая живопись, там остаётся только ремесло. А такой «прямой» способ, получается, более честный, это авторская живопись. Мне иногда самому приходится привыкать к своим работам. Что-то новое придумал и думаешь — потом перепишу, доработаю. А через какое-то время смотришь — и понимаешь, что переписывать ничего не нужно. Если по накатанной каждый раз писать, условно говоря, яблоки — красные, вкусные, круглые — это ремесло, в этом смысла нет. А можно написать то же яблоко иначе, дать зрителю задуматься, прочитать картину по-своему. Я всегда говорю, что не нужно считать своего зрителя глупее себя. Зритель сам прочитает картину и закончит её по-своему.
__________________________________________________________________________________________
Ашот Хачатрян родился в 1954 году в армянском городе Армавире.
В 1973 году закончил Ереванское училище декоративно-прикладного искусства.
После двух лет учёбы на отделении рисования Ереванского педагогического института им. Х. Абовяна, в 1977 году переехал в Ленинград.
В 1978—1981 годах был вольнослушателем в Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина.
В 1992 году вступил в Санкт-Петербургский Союз художников, с 1993 года является членом бюро секции живописи.
С 2002 года — член правления Санкт-Петербургского Союза художников.
В 1998 году был принят в члены Союза художников Румынии.
Соучредитель и главный редактор газеты «Художник Петербурга».